Вад Капустин - Полковнику нигде…

Джон явился сегодня непривычно рано и казался необычно взъерошенным. Обычно тщательно замаскированная длинной прядью, на макушке психолога виднелась явственная плешь. «Ну ладно бы алкаш, так он еще и лысый! — язвила ненавидевшая майора Родика, генеральская секретарша. — Холостяк, других достоинств нету!»

— Не вас, кабинетных психологов, на встречи с пришельцами посылать? — продолжал Бром, в надежде разузнать хоть что-то: Джон всегда был в курсе самых свежих новостей. — Все мы, опера! Так что, все-таки, у нас тут новенького?

— Все! Пришельцы уже в Бобуечах! — повторил заезженную шутку психолог. Бобуечи, родное село полковника, почему-то представлялись коллегам лучшей мишенью для инопланетной агрессии. Эту подколку принес в МУГУ именно Джон. К личной жизни Брома он проявлял совершенно непонятный интерес, то изводя ехидными расспросами, то пытаясь навязаться в приятели.

Майор вытер большим клетчатым платком выступивший на лбу пот. Руки его слегка дрожали. С утра уже принял?

У Аурела мелькнуло нелепое подозрение — не мог ли Мустяца организовать покушение? Но нет, он бы не успел так быстро вернуться на работу. Да и с чего бы? Вроде, делить им было нечего?

— В Бобуечах, говоришь? А не в Распопень? Говорят, ультиматум предъявили: отдайте нам Мустяцу, не то выпьем все вино из криковских подвалов? — с намеком уточнил Аурел.

Джон скорчил угрюмую гримасу. Село Распопень, земля забытых предков, сыграло роковую роль в судьбе психолога.

Аурел знал, что лет двадцать назад зов крови и приказ британской секьюрити призвали Джона в Молдову на свадьбу троюродного племянника. В Распопень заморского родича приняли со всем гостеприимством широкой молдавской души.

Затянувшаяся дегустация увлекла «нового англичанина», заставив забыть о служебном долге. Турбурел — знаменитое молдавское молодое вино, которое легко пьется, но имеет загадочное свойство полностью обездвиживать поклонников, лишая их способности встать из-за стола и заставляя принимать все новые и новые дозы, — пришелся майору по вкусу.

Джон окончательно протрезвел только в подвалах КГБ, где его привели в чувство в бочке с водой бдительные молдавские контрразведчики: кто-то из руководства, уже тогда работавший на англичан, получил секретное указание ускорить перевербовку ценного агента.

Джон был завербован и занял свое законное место главы отдела инопланетной психологии. Неудивительно — после двух месяцев непрерывной дегустации Джон был похож на чудовище из самых разнузданных кинематографических кошмаров, воплощенное в патриотической — красно-желто-синей — цветовой гамме, с соответствующим ароматом.

Чужой — а сейчас как будто тоже своей — осталась у майора только тяга к иностранной валюте. Об этой слабости знали и, при необходимости, беззастенчиво пользовались.

— Инопланетный гость, — с апломбом заявил психолог, поднимая к невидимому из подвалов управления небу указательный палец, — летит издалека!

— Откуда? — Аурел встрепенулся. Жизненно важный вопрос. Неужели…?

В ответ майор только многозначительно улыбнулся. Мустяца всегда был в курсе всех последних событий. Его снабжала информацией родная «Интеллидженс сервис» с помощью датчика, вживленного непосредственно в мозг.

— Запад! Не нам чета! — ревниво завидовали осведомленные сотрудники.

Полковник ждал. Задумчиво разглядывая верхнюю пуговицу на пижаке Аурела, Мустяца суетливо потер ручки, оттягивая объяснение. Бледно-голубыми, водянистыми, слишком глубоко посаженными глазками, он, казалось, пытался просверлить в Броме дыру.

Доходы у шефа научников едва ли были меньше, чем собственные заработки Брома — поговаривали о вилле на Адриатике и особняке во Флориде. Некоторое преуменьшение — Аурел не поленился проверить. И, тем не менее, бесплатно делиться сведениями Джон не любил, недвусмысленно намекая на непредвиденные путевые расходы.

Каких транспортных затрат требовала телепатическая передача информации из Лондона в мозг пропитанного алкоголем профессора, никто не знал, но Бром понимающе потянулся за бумажником. Это обычно способствовало преодолению внезапного склероза. Однако неожиданно психолог лишь сожалеюще покачал головой.

— Нет. Не получится. Сейчас сам все узнаешь. Ребятки на подходе, — пробормотал Джон, устремляясь к генеральскому кабинету.

За разговором они успели подняться по застеленной ковровой дорожкой лестнице на третий этаж и подойти к приемной.

Слева от приоткрытой двери красовался огромный фикус — любимец престарелого генерала, — рядом стояли два больших красных кресла. В одном из них и расположился полковник.

Укрывшись в тени развесистого растения, Аурел наблюдал за появлением остальных представителей руководящей пятерки. Начальник научного отдела Агустин Руссу, Мадам Крецу, глава четвертого, информационного отдела и личный помощник генерала Еуджен Маня…

— Ага! И Маня здесь! — неприязненно отметил Бром. — Может быть, это он — убийца? Да нет. Скорее это я должен был бы его…

Навстречу майору, слащаво улыбаясь, как лучшему другу, метнулся моложавый, холеный, приторно смазливый брюнет, любимец женщин — из тех, кому далеко за тридцать. Однако психолог ловко уклонился, устремляясь к генеральскому кабинету.

Аурел удивленно поднял брови — обычно Мустяца не брезговал общением с влиятельными сослуживцами.

Еужен Маня был новоиспеченным третьим супругом пятидесятилетней, мучительно долго прощавшейся с бальзаковским возрастом единственной обожаемой дочери генерала Василиу домны Франчески. Сегодня, как обычно, мимо Брома генеральский зять прошел не здороваясь.

Беспринципный карьерист, Маня считал себя особо доверенным лицом высокого начальства и нетерпеливо ждал освобождения кресла кого-то из начальников отделов, пользуясь любой возможностью подставить зазевавшегося коллегу. Однако на место Аурела лощеный альфонс не претендовал — оперативная работа требовала не только умения занять чужое кресло. Взаимная неприязнь имела старые корни.

Когда-то Аурел искренне ненавидел Маню. Бездумно завязав в свое время любовную интрижку с — теперь уже бывшей — женой Аурела, Еуджен немало способствовал его теперешнему счастливому цинизму. С годами ненависть притихла, перейдя в холодную неприязнь, но все же… Пожалуй, Бром ждал только случая отыграться, но не спешил. Чувства их были вполне взаимны. Ну и что? Что, Маня — загадочный противник, напавший на него, Аурела? Кабинетный герой, опереточный красавчик решился на убийство? Смешно. Скорее в свое время, двадцать лет назад могло бы случиться наоборот: если бы Аурел тогда не поленился марать руки. Эту версию смело можно было отбросить.

А может быть, это мадам, наконец, решила расправиться с шефом полевиков?

Мадам Крецу, начальница четвертого, информационного отдела, высокая энергичная брюнетка средних лет была, по должности, поверенной многих тайн руководителей управления и многое могла себе позволить.

— Анишоара! — с фальшивой радостью пробормотал Бром. — Слона-то я и не заметил!

Мадам одарила Аурела тяжелым взглядом, но смолчала, не желая связываться. Себе дороже. Многолетняя взаимная неприязнь начальников третьего и четвертого отделов вызывала у коллег смешки и набившие оскомину игривые шуточки.

Завотдела «интимной разведки», получив, с легкой руки Брома, прилипчивую кличку «Мадам», не простила полковника. Словечко вошло в обиход. Аналогии напрашивались и были на слуху.

Что касается Брома, он просто недолюбливал слишком информированных женщин с усами.

Недовольство Анишоары вызывала несправедливость. Ей не дано было понять, почему регулярно и упорно строчимые в течение двадцати лет доносы не мешают блестящей карьере шефа полевиков.

Ларчик открывался просто. Начальство любило Брома: он был полезен и приятен, дружелюбен и щедр.

Мадам тоже была не без греха. Натура пылкая и страстная, она питала непреодолимую слабость к молодым сотрудникам дорожной полиции. Собрав на гаишников компромат, Анишоара вызывала красавчиков на сексуальную пытку в свой кабинет.

— Пытки! — Аурел содрогнулся. Интимное общение с мадам Крецу он и сам иначе бы не назвал. Хотя…

— Не скажи, брат, когда-то она была очень даже ничего, — удивил его однажды за бутылкой красненького заместитель генерала Виорел Кац, поведав о пылкой юношеской любви к нежной и романтической Аннушке Зельц. Холодная неприязнь между ними возникла уже после ответного брака Виорела с ее бывшей лучшей подругой.

Виорел Кац, белобрысый невысокий крепыш, урожденный Володя Котов, не имел в своих жилах ни капли еврейской и молдавской крови. Сын русского офицера, прибывшего с семьей по распределению на службу в Молдавию после окончания рязанского военного училища, после безвременной кончины отца от честно заработанного беспробудной пьянкой цирроза печени, он оказался на распутье. Своевременный совет умудренной опытом мамаши заставил Володю обратить страстные взоры на Ближний Восток.