Дуглас Адамс - Путеводитель по Галактике для автостопщиков

— Привет, милая! — сказал он ей.

Она сдержанно улыбнулась ему и отвела взгляд. Потом снова взглянула на него с более теплой улыбкой, но он уже смотрел в другую сторону.

— Привет! — сказал он небольшой группе существ из прессы, которые стояли рядом, и ждали, когда же он прекратит говорить «привет» и перейдет к президентским изречениям. Он улыбнулся и им, подумав: «Будет вам изречение!»

Однако то, что он сказал далее, было им не особенно интересно. Один из чиновников решил с раздражением, что президент явно не в настроении читать написанную для него превосходную речь, и нажал кнопку на пульте дистанционного управления у себя в кармане. Возвышавшийся в отдалении от них огромный белый купол треснул посредине, раскололся, и половины медленно ушли в землю. Все раскрыли рты, хотя отлично знали, что будет именно так, потому что сами это конструировали.

Под куполом был огромный космический корабль, длиной около полутораста метров, имевший форму кроссовки, совершенно белый и умопомрачительно красивый. В самом сердце его, невидимая, лежала небольшая золотая коробочка, внутри которой находился самый непостижимый уму прибор из всех когда-либо придуманных: прибор, который делал космический корабль уникальным в истории Галактики, и по имени которого корабль был назван — Золотое Сердце.

— Ух, ты! — сказал Зафод Библброкс «Золотому Сердцу». Ничего больше он сказать не мог.

Он повторил, чтобы позлить журналистов:

— Ух, ты!

Толпа снова повернулась к нему в ожидании. Он подмигнул Триллиан, которая подняла брови и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Она знала, что он собирается сказать, и считала его ужасным кривлякой.

— Это поразительно, — сказал он. — Это совершенно поразительно! Этот корабль так поразительно шикарен, что я, пожалуй, угнал бы его.

Прекрасное президентское изречение, абсолютно подходящее случаю. Толпа, оценив, засмеялась, журналисты радостно нажали кнопки на своих суб-эфирных диктофонах, а президент улыбнулся.

Улыбаясь и чувствуя, как колотится его сердце, он нащупал в кармане маленькую парализующую бомбу.

Больше он терпеть не мог. Он поднял лица к небу, испустил дикий вопль в мажорной терции, швырнул бомбу оземь и бросился вперед сквозь море внезапно застывших улыбок.

Простетный Вогон Джельц был несимпатичен даже по вогонским меркам. Его нос куполом возвышался над маленьким свинячьим лбом. Его темно-зеленая резиноподобная кожа была достаточно толста, чтобы он мог играть в политику на вогонской Государственной Службе, и играть хорошо, и достаточно водонепроницаема, чтобы он мог неопределенное время жить в море на глубине до тысячи футов без пагубных последствий.

Это, конечно, не означает, что он любил плавать. У него не было на это времени. Он был таким, каким был потому, что миллиарды лет назад, когда вогоны впервые выползли из неподвижных доисторических морей планеты Вогсфера и упали, тяжело дыша, на девственных берегах, и первые лучи яркого юного Вогсолнца осветили их в то утро, силы эволюции, поглядев, отреклись от них, отвернулись с отвращением и вычеркнули их как нелепую и досадную ошибку. Они не должны были жить.

Факт, что они все же выжили — это, в некотором роде, дань уважения безмозглой упрямости этих существ. Эволюция? — сказали они себе, — да кому она нужна? — и просто стали обходится без того, в чем природа им отказала, до тех пор, пока не научились исправлять наиболее крупные анатомические неудобства хирургическим путем.

Между тем, силы природы на планете Вогсфера работали, не покладая рук, чтобы исправить свой прежний ляпсус. Они создали сверкающих бриллиантами быстролапых крабов, которых вогоны ели, разбивая их панцири железными клюками; высокие дарящие вдохновение деревья, от стройности и цвета которых захватывало дух, вогоны рубили их на дрова и жарили на них крабье мясо; тонконогих газелеподобных существ с шелковистой шерстью и доверчивыми глазами, которых вогоны ловили и садились на них верхом. Они не годились для езды, — их хребты моментально переламывались, но вогоны все равно на них садились.

Так планета Вогсфера переживала тяжелые тысячелетия, пока вогоны не открыли как-то вдруг принципы межзвездных перелетов. За несколько коротких вогских лет вогоны, все до единого, мигрировали в звездное скопление Мегабрантис, политический центр Галактики, и сформировали там чрезвычайно мощный костяк в Галактической Государственной Службе. Они пытались получить образование, обучиться стилю и приличиям, но современные вогоны во всех отношениях мало чем отличаются от своих примитивных предков. Каждый год он вывозят со своей родной планеты двадцать семь тысяч быстролапых бриллиантовых крабов затем, чтобы по вечерам, напившись, веселиться, разбивая их панцири железными клюками.

Простетный Вогон Джельц ничем не отличался от других вогонов в том, что был безнадежно гнусен. А еще он не любил автостопщиков.

Где-то, в маленькой темной каюте, глубоко во внутренностях флагманского корабля Простетного Вогона Джельца, нервно чиркнув, зажглась спичка. Владелец спички не был вогоном, но знал о них все, и поэтому имел основание нервничать. Его звали Форд Префект[2].

Он осмотрел каюту, но мало что смог увидеть; странные чудовищные тени колыхались и метались в свете крохотного огонька, но все было тихо. Он поблагодарил про себя дентрасси. Дентрасси — это племя буйных гурманов, дикий, но приятный народ, которых вогоны с недавнего времени стали нанимать на свои корабли дальнего плавания поварами, с жестким условием, чтобы их было как можно меньше видно и слышно.

Это устраивало дентрасси, так как они любили вогонские деньги, которые являются одной из самых твердых валют в космосе, но терпеть не могли самих вогонов. Единственный вид вогона, который мог понравиться дентрасси, это недовольный вогон.

Благодаря именно этой информации Форд Префект не был сейчас облачком из водорода, озона и углекислого газа.

Он услышал тихий стон. В свете спички он увидел шевелящуюся на полу фигуру. Он быстро потушил спичку, пошарил в кармане и достал оттуда что-то. Он присел на корточки. Фигура снова пошевелилась.

Форд Префект сказал:

— Я купил тебе орешков.

Артур Дент пошевелился, снова застонал и что-то невнятно пробормотал.

— На, съешь. — Форд сунул ему пакетик. — Если ты никогда раньше не подвергался действию телепортационных лучей, то у тебя наверняка произошла потеря соли и протеина. Пиво, которое ты выпил, смягчило их действие на твой организм.

— Ы-ы-ы-а-а-а, — издал Артур Дент и открыл глаза. — Темно, — сказал он.

— Да, — сказал Форд Префект, — темно.

— Ничего не видно, — сказал Артур Дент. — Темно и ничего не видно.

Одной из вещей, которые Форд Префект не мог понять в людях, была их привычка постоянно констатировать и повторять очевидное, например: «Сегодня хорошая погода», или «Ты пьян», или «О, боже, ты выглядишь, как будто упал в колодец, с тобой все в порядке?». Сначала Форд попытался выработать теорию, объясняющую такое странное поведение: если люди постоянно не упражняют свои губы, то у них сводит рот. Через несколько месяцев рассуждений и наблюдений он отказался от этой теории в пользу другой: если они постоянно не упражняют свой рот, решил он, то у них начинают работать мозги. Через некоторое время он оставил и эту теорию, как обструктивную и циничную, и решил, что люди ему, в общем, нравятся; но его не переставало поражать то огромное количество вещей, которых они не знали.

— Да, — согласился он с Артуром, — ничего не видно. — И спросил, подавая ему орешки: — Как ты себя чувствуешь?

— Как колосс Родосский, — сказал Артур. — Разваливаюсь на куски.

Форд равнодушно посмотрел на него в темноте.

— Если я спрошу тебя, где мы, — спросил Артур неуверенно, — я пожалею, что спросил об этом?

Форд поднялся.

— Мы в безопасности, — сказал он.

— Это хорошо, — сказал Артур.

— Мы находимся в маленькой каюте на одном из космических кораблей вогонского строительно-монтажного флота.

— Видимо, — сказал Артур, — это какое-то странное значение слова «безопасность», о котором я раньше не знал.

Форд зажег еще одну спичку, чтобы найти выключатель. Снова закачались и заметались чудовищные тени. Артур с трудом встал на ноги и ощупал себя. Ему казалось, что все вокруг него кишит зловещими нечеловеческими фигурами; воздух был полон раздражавших его легкие прелых запахов, которые никак не идентифицировались; какой-то низкий гул не давал ему собраться с мыслями.

— Как мы здесь оказались? — спросил он, мелко дрожа.

— Нас подвезли, — ответил Форд.

— Не понял, — сказал Артур. — Ты хочешь сказать, что мы подняли палец, и какое-нибудь зеленое пучеглазое чудище высунулось и сказало: «Садитесь, ребята, подвезу до Бейсингстока»?