Юлия Жукова - Замуж с осложнениями

Азамат смотрит на меня пару секунд, не моргая, а потом как грохнет хохотать, Тирбиш аж подскочил.

– – Ну коне-ечно, – – стонет мой муженёк, – – ты же не знаешь значений! Ой, не могу, Лиза, а я-то волнуюсь! Боги, да если бы Старейшины знали...

Тирбиш чешет в затылке:

– – Вот это да-а... И ведь не поспоришь, правда же подушка, зонтик и книжка!

Азамата накрывает второй волной хохота. Я сижу, посмеиваюсь дебильненько, жду, пока его отпустит и я получу какие-нибудь объяснения. Ну ладно, параллель зонтик-небо я ещё могу себе представить. Подушка-трон – – уже хуже, но если на ней сидят... А уж книжка – – сборник молитв, что ли? Ну и как, откуда это можно было знать?!

Ишь, как его разбирает, прямо как меня у дома Старейшин. Тоже стресс выходит, небось. Но всё-таки Азамат гораздо сдержаннее меня, так что у него это не так долго длится. Поднимается только что не из-под стола в сидячее положение, утирает слёзы.

– – Лиза, – – всхлипывает он, – – с тех пор, как ты появилась, я смеюсь вдвое больше, чем за все пятнадцать лет изгнания вместе взятые!

– – Это меня не сильно удивляет, – – говорю. – – Лучше объясни, как я должна была, по-твоему, понять, что есть что в этих несчастных фигурках.

– – Ну это же... всё равно что ты бы про дом сказала, что это кусок глины! В голову ведь не придёт, что можно не узнать такие вещи! Да и вообще, если забыть о значении, то как ты выбирала-то? Не по внешнему сходству ведь!

Высоко задираю брови, стараясь выразить на лице как можно большее фе.

– – Я, естественно, наделила их значениями по функции. Подушка нужна, чтобы было мягко и уютно, зонтик от дождя, книжка – – чтобы не скучать, тем более, у тебя ведь тоже книжка была...

Он воздевает руки к небесам:

– – У меня были летописи, я ведь книжник! А ты взяла молитвенник!

– – Чем они отличаются на вид-то?!

– – Молитвенник узкий, потому что стихи в столбик пишутся, – – объясняет он, снова начиная смеяться.

– – Дал бы мне рулетку, – – говорю, – – я бы померила и сравнила!

– – Ты лучше скажи, – – Азамат с трудом борется со смехом, – – зачем тебе был зонтик? От какого тебе дождя защищаться надо?

Я открываю рот... и чувствую, что краснею, припоминая тот сентиментальный бред, который был у меня в голове. Тем более, при Тирбише уж и вовсе неудобно... А этот сидит, похохатывает, зонтик ему смешно.

– – Ну, видишь ли, – – говорю прохладно, – – мне Алтонгирел велел постараться показать себя хорошей женой. Вот я и старалась выбирать такие вещи, которые описывают хорошую жену.

– – И при чём тут зонтик? – – фыркает Азамат, трясясь от смеха.

Мне это начинает надоедать. Подзываю его пальцем, чтобы наклонился поближе. Он перегибается ко мне через столик, а Тирбиш, наоборот, откидывается назад, чтобы не слушать.

– – Видишь ли, дорогой, – – говорю я довольно раздражённо, – – я считаю своим долгом защищать тебя от злословия и поддерживать в трудную минуту. Конечно, если ты находишь это смешным, я могу воздержаться.

Отодвигаюсь, чтобы заглянуть ему в лицо. Смеха и след простыл, конечно. Жалко его так осаживать, вон извиняться принялся... Господи, как же я с ним жить-то буду, если даже после такого крошечного выговора сердце сжимается и хочется всё вернуть, как было. Пускай смеётся, если ему весело, на его долю и так достаточно злобы выпало.

Пересаживаюсь к нему под бок, обнимаю, насколько дотягиваюсь.

– – Не мечись, – – говорю. – – Если я намекаю, что ты неправ, это ещё не значит, что я тебя ненавижу.

– – Надеюсь, – – улыбается он, целует меня в макушку.

Тут является официантка с нашей едой, Тирбиш оглядывает и девушку, и подносы весьма плотоядно, тем более, что на нас ему смотреть неудобно. Официантка пялится пару секунд на нашу скульптурную группу, краснеет, быстренько составляет с подноса блюдо и уматывает – – не иначе, сплетничать.

На блюде тушка чего-то типа кролика в окружении белых хлопьев.

– – Кто это? – – спрашиваю.

Азамат щурится, напрягая память.

– – Сурок.

Тут вдруг становится очень шумно – – в трактир вваливается толпа народа, в гуще которого я различаю Алтонгирела.

– – Вот, точно они! – – кричит какой-то мужик от двери. – – Я ж говорил, Азаматов хохот ни с кем не спутаешь.

Они довольно бесцеремонно рассаживаются за нашим столом. Хорошо, что я к Азамату подсела, а то оказалась бы в гуще чужих тел. Он, не задумываясь, отрывает от тушки половину и отдаёт Тирбишу, а остальное так и держит на весу. Видимо, иначе сожрут.

– – Ты будешь? – – спрашивает меня, как бы не замечая толпы вокруг.

– – Кусочек... – – без энтузиазма соглашаюсь я. Он выдаёт мне, видимо, голень. Ох, как же я не люблю соотносить еду с тем, что бегает! Впрочем, на вкус эта тварь оказывается вполне приемлемой, особенно если не думать. Азамат наливает мне молока и предупреждает не запивать чаем, а то, говорит, невкусно будет. Верю беспрекословно.

Практически напротив меня усаживается Алтонгирел с видом мецената-юбиляра, можно подумать, это его свадьбу мы тут празднуем. Девушка-булочка приносит два кувшина с выпивкой, которые практически тут же пустеют, хотя мы и не участвуем. Мне кажется, Азамат хочет выпить, но отказывается вслед за мной.

Один из вновь прибывших произносит длинный хитроумный тост, но поскольку эта чарка у него явно не первая, я почти ничего не понимаю – – только то, что пьют они за Алтонгирела.

– – Молодец! – – от души хвалит его мужик постарше справа от меня, показывая какую-то конструкцию из пальцев. – – Вот это я понимаю, в корень смотришь! Это ж надо так разглядеть! Даже учитель твой не увидел, что они подходят, а ты прямо раз – – и всё! Великий Старейшина из тебя получится, под стать Ажгдийдимидину!

Я чуть не давлюсь – – и от имени, и от ситуации. Шепчу Азамату:

– – Это у вас принято так, не молодожёнов поздравлять, а того, кто их поженил?

– – Они с нами говорить стесняются, – – объясняет Азамат. – – Ты и для нас, в космосе, почётная гостья была, а тут и вовсе божество, тем более про твои бормол уже полгорода знает, я думаю.

Видимо, заслышав знакомое слово, Алтонгирел обращает ко мне свой царственный лик, открывает рот – – и наступает тишина.

– – Можно узнать, чего ты хотела добиться? – – спрашивает он меня с высоты своего величия. Ну и что я должна отвечать?

Азамат приходит на выручку, быстро и тихо что-то объясняет. На лице Алтонгирела, который с меня взгляда не сводит, на секунду мелькает удивление и даже уважение (или мне мерещится), но тут же снова сменяется маской превосходства.

– – Что же, – – говорит он размеренно, – – это ничего не меняет. Одна трактовка бормол не отменяет прочих. И твоё понимание, и наше описывают тебя в равной степени, это вопрос точки зрения, а суть едина.

Он замолкает и отпивает из чашки, обозначая, что речь окончена. Все вокруг начинают скандировать хвалы Алтонгиреловой мудрости, а мне предлагается утереться.

Я уже собираюсь предложить Азамату пойти отсюда нафиг, но он успевает первым:

– – Ты будешь ещё есть?

– – Нет, спасибо. Доедай и пойдём.

Он кивает и быстро дожёвывает сурка. Брр. Хотя я его тоже ела... Нашариваю в кармане влажные салфетки – – я без них никуда – – и выдаю ему руки вытереть. Мы уже даже встали, когда дверь таверны снова распахивается, и врывается высокий раскрасневшийся мужик в неподпоясанном шитом халате поверх пижамы, пузо наружу, борода во все стороны торчит, глаза на лбу, дышит, как насос.

– – Азамат!!! – – вопит он срывающимся голосом, но так громко, что все посетители оборачиваются. – – Ты вернулся!!! Боги милостивые!!!

А после этого происходит уж вовсе нечто феерическое – – этот большой дядя прямо-таки напрыгивает на моего мужа, обхватывает его руками-ногами и повисает, как коала на дереве, перемежая сдавленные возгласы полнозвучными рыданиями. Азамату только и остаётся, что поглаживать его по спине да приговаривать что-то утешительное.

– – Кто это? – – шиплю я Алтонгирелу.

– – Младший брат, – – как ни в чём не бывало отвечает духовник. Видимо, у младших братьев заведено именно так приветствовать старших, иначе я чего-то не понимаю.

– – А он всегда такой э-э... эмоциональный? – – спрашиваю. Те из мужиков вокруг, которые понимают на всеобщем, фыркают и смеются.

– – Возможно, тебе это в новинку, – – начинает Алтонгирел, и я уже жалею, что спросила, – – но некоторым людям свойственно выражать свои чувства, а не представления о том, какими они должны быть.

– – Несомненно, – – говорю, – – например, обиду на всех баб.

Я завоёвываю ещё несколько сдавленных смешков, а тем временем пылкий братишка всё-таки отпускает моего мужа. Точнее сказать, он становится на свои ноги, хотя в вертикальном положении всё ещё находится только благодаря Азамату. Я обхожу этот монумент сбоку, смотрю на мужа вопросительно. Он нежно улыбается в ответ.