Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности

– Могли и сами утопить, – сердито заметил Корней. – За такое стоило…

Но стремительный Дискобол уже напрочь забыл о трагической судьбе охальника, чей стишок, пощажённый, видать, из суеверия, до сих пор красовался на печке. Теперь внимание Викентия привлекла раскрытая шкатулка на коленях соседа и друга.

– А мормышки (мормышки!), – возбуждённо заговорил он. – Мормышки шлифовать надо…

Издав мысленный стон, Корней попробовал прикинуться, что дремлет, однако Дискобол его растолкал.

– Ты слушай (слушай!). Мормышки (мормышки!)…

Но тут, к счастью, всё вокруг, как по команде, зашевелилось, загомонило и дружно подалось на выход. Наверное, клёв объявили.

Пейзаж… Ну, какой пейзаж может быть ночью в пойме? Так, чернота. Единственно: бледнел вдалеке пласт тумана, то ли подсвеченный невидимой луной, то ли прильнувший к озарённому фонарями шоссе. А ещё, если не обманывало зрение, мерцало впереди среди мглы кромешной нечто крохотное, золотисто-паутинчатое, еле уловимое, возможно, потустороннее. И чем пристальнее всматривался Корней, тем отчётливее оно становилось, нисколько не делаясь от этого понятнее. За свои пять выходов на лёд ничего подобного Челобийцыну видеть ещё не доводилось. На фонарик рыболова – не похоже. Да уж не бродит ли там, чего доброго, призрак беспутного Софрона, начертавшего кощунственный стишок на печке и угодившего за то в полынью?

Нет, не бродит. Мерцающее пятнышко пребывало в полной неподвижности.

Значит, просто стоит. Поджидает.

Корней хотел подумать об этом весело, но весело не вышло. Вышло жутковато. Украдкой бросил взгляд на Викентия – и тут же проклял себя за проявленную слабость. Бывалый Дискобол – тёмная округлая масса на смутном сером фоне – с хрустом, ничего не страшась, пёр вперевалку по насту – и говорил (говорил!). Что-то, видать, плёл о своих рыбацких подвигах.

Может, просто не замечает?

Корнея Челобийцына вновь обуяла лёгкая паника: призрачное золотистое мерцание заметно приблизилось, но так и не пожелало отлиться во что-нибудь привычное, земное.

До разгадки оставалось примерно сорок шагов… тридцать… двадцать… десять…

Ну слава тебе, Господи! Неведомый призрак обернулся всего-навсего полиэтиленовым шалашиком с горящей свечой внутри. Оказывается, они давно уже шли по заснеженному льду, а не по земле. Из полупрозрачного укрытия недвижно торчали наружу два огромных и, кажется, опушённых инеем ботинка. Словно бы владелец их был заживо вморожен в морщинистый подсвеченный с изнанки торос.

Последовала уважительная минута молчания. Затем Викентий, утративший, как злорадно отметил про себя Корней, свою обычную говорливость, огласил предутреннюю мглу угрюмым вопросом:

– Клюет?

Ответили не сразу. Корней уже начал беспокоиться, когда ботинки чуть шевельнулись, и в шалашике глуховато прозвучало:

– Есть немного…

– Всю ночь здесь? – не удвоив и на этот раз ни единого слова, то ли скорбно, то ли ревниво спросил Дискобол.

Из шалаша отозвались утвердительным мычанием, и Корнею Челобийцыну захотелось вдруг обнажить голову.

Постояв, двинулись дальше. Что тут ещё скажешь?

– Слышь-слышь-слышь… – снова становясь самим собою, шумно зашептал неотвязный Викентий, как только они отдалились от осиянной палатки на порядочное расстояние. – Знаешь, кто это? Про Портнягина (Портнягина!) слыхал, нет? Колдун… Тпсшь?.. Глеб Портнягин! Вот это он и был…

Челобийцын оглянулся.

– Колдун?

– Если хочешь знать (если хочешь знать!), – обиделся Дискобол, – колдуны (колдуны!) – самые классные рыбаки! Захочет (захочет!) – всех обловит. Рыбье слово знает… Тпсшь?

– Рыбье слово? – переспросил Корней, с новым интересом всматриваясь в мерцающий из тьмы вигвамчик. Тщетно пытаясь обловить Дискобола, он беседовал с бывалыми, выпытывал у них секреты, посещал рыбацкие сайты, листал пособия, просматривал видеофильмы, а вот прибегнуть к колдовству почему-то не догадался.

Светало. Неподалёку обозначились торчащие изо льда редкие обмороженные камыши. Спрашивается, стоило ли переться в такую даль, чтобы снова выйти к берегу? Изрядно озябший Корней Челобийцын сидел перед лункой на заплечной коробке, сделанной из морозильной камеры бывшего холодильника, и уныло поддёргивал отполированную о валенок мормышку. Непоседливый Дискобол, тряся привязанным к ватной заднице матерчато-проволочным стульчиком, бегал от дырки к дырке. Временами хватал ледобур и просверливал ещё одну – быстро-быстро, пока рыба не уплыла.

Рыба неизменно оказывалась проворнее: на снегу в противоестественных позах коченели всего три весьма скромных окунька, которых Викентий почему-то с гордостью именовал «милиционерами».

– Почему «милиционеры»? – не выдержав, спросил Корней.

– Полосатые (полосатые!), – объяснил тот.

– И что?

– Ну… палки (палки!) у гаишников… тоже ведь полосатые!

Объяснение показалось притянутым за уши, а то и придуманным на ходу. Дискобол – он и есть Дискобол.

Сам Корней, увы, не мог похвастаться даже и такой незначительной добычей. Единственного окунишку размером с мизинец он отпустил, велев ему, как того требует традиция, привести дядю и дедушку. Однако полосатый Павлик Морозов надул – никого не привёл. Хотя, может, и пытался привести, а дядя и дедушка, выслушав, поступили с ним, как с тем пионером.

Надежды обловить Дискобола таяли с каждой минутой. Справедливость упорно не желала торжествовать.

Наконец Корней Челобийцын поднялся и начал собирать свои рыболовецкие причиндалы.

– Хватит! – объявил он. – Иду оттаивать.

Честно сказать, имелось сильное опасение, что не переносивший одиночества сосед увяжется за ним в «грелку», но, слава Богу, Дискоболу померещился клёв. Корней повесил ящик на плечо и, опираясь на пешню, двинулся к темнеющему вдали укрытию. Отойдя шагов на сто, оглянулся и, удостоверившись, что Викентий увлечён бурением очередной лунки, взял курс на серый полиэтиленовый шалашик.

Успел вовремя: колдун уже сматывал удочки.

Был он высок, широкоплеч, а когда обернулся, оказалось, что ещё и очень молод. Молод до неприличия. Конечно, возраст ловца измеряется не годами, а временем, проведённым на льду, но одно дело рыбалка, другое – магия.

Может, потомственный? С трёх лет колдует?

– Ну и как улов? – поинтересовался Корней.

– Так себе… – равнодушно ответил Глеб Портнягин, чем не на шутку озадачил любопытствующего.

– Почему? – вырвалось у того.

Колдун пожал плечами.

– А мне говорили, ты рыбье слово знаешь, – растерянно сказал Корней.

– И не одно, – с прежним безразличием откликнулся таинственный рыбак.

– Это даже со словом улов такой? – ужаснулся Челобийцын.

– Почему со словом? Без…

– Так ты ж его знаешь!

Молодой кудесник с холодком посмотрел на собеседника. Подобным взглядом вас мог бы одарить гроссмейстер международного класса, посоветуй вы ему слямзить с доски пешку противника.

– Я для чего сюда езжу? – бросил он в сердцах. – Отдыхать или работать? Ещё на рыбалке я не колдовал!

Корней почувствовал себя неловко и, чтобы сгладить бестактность, предложил помочь с разборкой шалашика. Портнягин, не ломаясь, согласился, и до «грелки» они добирались вместе. Поговорили заодно…

– Ну, Дискобола ты и без рыбьего слова обставишь, – пренебрежительно усмехнулся Глеб, выслушав сетования Корнея.

– Не обставил же… – вздохнул тот.

– А ловишь давно?

– Да шестой раз уже…

– Но первый-то раз – обловил?

– Нет…

Глеб покосился на спутника, как тому показалось, с сочувствием.

– Это хуже, – подумав, молвил он. – Новичкам обычно везёт. Вернее, не то что везёт… Ну, знаешь, как на лохотроне: сперва выиграть дадут, а увлечёшься – тут же и облапошат. А если сразу ловля не пошла… Тогда тебе и впрямь без рыбьего слова никуда…

– Ну так скажи, – отважился Корней.

Они уже подошли к строению вплотную. Молодой колдун остановился и весело оглядел попутчика.

– Сказать, что ли?

Тот не в силах выразить согласия вслух смог лишь меленько покивать. Портнягин слегка округлил обессмыслившиеся глаза, после чего беззвучно открыл и закрыл рот.

– Примерно так, – пояснил он.

То ли издевался, то ли в самом деле что-то по-рыбьи произнёс. Поди пойми!

В деревянном продымленном чреве «грелки» они обнаружили ещё человек семь – должно быть, из числа тех, что подобно Глебу Портнягину провели ночь на льду. Отогреваясь – кто из термоса, кто из фляжки, – рыбаки внимали очередной байке.

– Молодой был, – снисходительно признавал ошибки юности морщинистый ветеран. – Переходил Ворожейку – слышу: лёд подо мной хрустит, гнётся. Лёг, пополз. А он – сильней. Хотел уже обратно ползти. И тут сзади – треск, грохот… Ну, думаю, всё! Оборачиваюсь… – Ветеран неспешно затянулся крохотным окурком, исторг изо рта дымного дракончика и заключил сокрушённо: – …а меня трактор обгоняет…