Терри Пратчетт - Последний континент

Почти в самом центре последнего континента стояла гигантская прокаленная десятитысячелетним жаром красная гора. Ныне она исходила паром, и со склонов ее низвергались водопады. А не-подалеку от этой горы росло дерево, и в его ветвях сидел маленький голый мальчик. Компанию ему составляли три медведя, несколько опоссумов, а также бесчисленное количество попугаев и один верблюд.

Если не считать горы, мир состоял в основном из моря.

И кто-то шел по этому морю вброд. Старик, несущий за плечами кожаный мешок.

По пояс в бурлящей воде, он остановился и поднял голову к небу.

Что-то приближалось. Облака вращались, скручиваясь, образовывая нечто вроде дымохода с серебристыми стенками, ведущего к синему небу. И был еще звук — как будто взяли громовой раскат и размазали его по очень большой территории.

Появилась точка. Эта точка росла. Старик вскинул костлявую руку, и в ладонь ему с легким шлепком влетел деревянный овал на кожаном шнурке.

Дождь вдруг перестал.

Последние капли выбили мелодию, словно бы говоря: «Теперь мы знаем, где ты, и мы еще вернемся…»

Мальчик рассмеялся.

Старик обернулся на смех, увидел мальчика и тоже улыбнулся. Затолкав «ревунчика» за обмотанную вокруг пояса веревочку, он достал из мешка бумеранг. Мальчик разинул рот: столь разноцветную штуковину он видел впервые.

Поглядывая краешком глаза в его сторону, дабы удостовериться, что зрители зачарованно затаили дыхание, старик пару раз подбросил и поймал бумеранг, а потом с силой метнул его.

Взлетев в небо, бумеранг стал набирать высоту — и набирал ее очень-очень долго. Любой его собрат уже давно упал бы без сил на землю. К тому же бумеранг увеличивался в размерах. Облака послушно расступались перед ним. И вдруг бумеранг замер, как будто его пришпилили к небу.

Подобно овцам, которые, стоит их выгнать на пастбище, сразу начинают разбредаться кто куда, облака помедлили чуть и двинулись в разные стороны. Дневной свет рассек неподвижные воды. Бумеранг висел в небе, и мальчик подумал: надо бы изобрести название для этих необыкновенных переливчатых полос.

Потом он перевел взгляд на воду и произнес некое слово, которому научил его дедушка, который узнал это слово от СВОЕГО дедушки. Слово передавали из поколения в поколение, берегли тысячи лет до того самого момента, пока оно не понадобится.

И означало оно «запах после дождя».

Да, подумал мальчик, этого ждать стоило.

Открывается гораздо легче огня и лишь немногим труднее воды.

Не почему он то-то или то-то. Просто почему он.

Типа слуга. Нечто среднее между швейцаром и надзирателем. Должность слугобраза получают не за пылкое воображение, но за полное отсутствие такового.

Ведущий анк-морпоркский ветеринар. Как правило, его приглашали лишь в самых серьезных случаях и к больным, которых не стоило доверять среднему представителю медицинской профессии. Единственной слабостью Пончика было убеждение, что каждый пациент в той или иной мере скаковая лошадь.

В случае с холодным синтезом времени потребовалось немного больше.

Волшебники искренне убеждены в существовании временной железы, невзирая на то что до сих пор ни одному, даже самому въедливому, алхимику так и не удалось определить ее местонахождение. В настоящее время крайне популярна теория, согласно которой данная железа существует вне тела, являясь таким образом чем-то вроде эфирного аппендикса.

В общем и целом временная железа отвечает за возраст бренного земного тела. Будучи чрезвычайно чувствительной к высокоэнергетическим магическим полям, она способна функционировать даже в обратном направлении, поглощая вырабатывающийся в организме хрононин. Алхимики утверждают, что это и есть настоящий ключ к бессмертию. Впрочем, то же самое они говорят по поводу апельсинового сока, черного хлеба и человеческой мочи. Алхимик отрежет собственную голову, если поверит, что это каким-то образом продлит ему жизнь.

Как уже сообщалось ранее, наиболее популярный способ сделать себе волшебную карьеру — это ускорить отбытие на небеса тех, кто стоит выше вас по званию. Впрочем, времена меняются, меняются и методы. В Незримом Университете они изменились после нескольких неудачных попыток сместить Наверна Чудакулли, одна из которых закончилась для очередного карьериста двухнедельной глухотой. Чудакулли свято следовал принципу «хорошего человека должно быть много, а вот хорошего места много не бывает».

Порой Думмингу казалось, что своими успехами в обращении с Гексом он обязан одновременно невероятному уму и поразительной тупости последнего. Чтобы заставить машину понять какую-нибудь идею, приходилось измельчать ее до крошечных единиц информации, дабы устранить всякую возможность непонимания. Но после пяти минут общения со старшими волшебниками тихие часы в обществе Гекса казались блаженным отдыхом.

К примеру, завкафедрой творческой неопределенности имел наглость заявлять, что лично он всегда пребывает в состоянии присутствия и отсутствия одновременно — до тех самых пор, пока к нему в дверь кто-нибудь не постучит. Следовательно, до момента стука он не отсутствует, но и не присутствует. Логика — замечательная штука, однако против человеческого мышления она бессильна.

Волшебники тоже любят игры на свежем воздухе, вот только соответствующий словарный запас у них очень ограничен.

Это не магия, а самый обычный вселенский закон. Люди строят планы прочесть в отпуске книги, которые давно хотели прочесть, однако алхимическая комбинация солнца, кристаллов кварца и кокосового масла вызывает загадочную метаморфозу: всякая умная и поучительная книга практически сразу превращается в пухленький томик с названием, содержащим по меньшей мере одно греческое слово — «Императив „Гамма“», «Сезон „Дельта“», «Проект „Альфа“» и, в особо тяжелых случаях, «Каперы My Kay Пи». Иногда на обложке возникают повернутые не в ту сторону серп и молот, что, вероятно, объясняется очередными пятнами на Солнце. Библиотекарю просто повезло: он чихнул в очень подходящий момент, иначе непременно превратился бы в очередной тысячестраничный том, испещренный оружейными спецификациями.

Однажды, проходя мимо комнат университетской домоправительницы, главный философ увидел в приоткрытую дверь безголовый и безрукий манекен, на который госпожа Герпес примеряла собственноручно пошитые платья. После этого главному философу пришлось прилечь на часок-другой, и с тех пор его отношение к госпоже Герпес стало особенным. В общем и целом в госпоже Герпес не было ничего даже отдаленно напоминающего прямую линию, зато когда при очередной проверке подведомственной ей территории она находила невытертую пыль, ее губы можно было использовать в качестве линейки. Большая часть преподавательского состава боялась домоправительницы, как огня. Госпожа Герпес обладала загадочными, непостижимыми для волшебников способностями — к примеру, она могла сделать так, что постели оказывались застеленными, а окна — вымытыми. Волшебник, который своим полыхающим энергией посохом направо-налево крушил страшнейших монстров, пришельцев из далекого региона вселенной, — такой волшебник, взявшись не с того конца за перьевую пылеубиралку (или как оно там называется?), мог серьезно пораниться. Но по одному слову госпожи Герпес белье стиралось, а носки штопались[*]. В то время как тех, кто посмел чем-то вызвать ее раздражение, ждала страшная кара: в кабинете виновника генеральная уборка проводилась куда чаще необходимого, а поскольку для волшебника его комнаты — предмет столь же частный и личный, что и карманы в брюках, мести госпожи Герпес воистину страшились.

Все дело в том, что у волшебников в генном коде недостает так называемой ДХ-хромосомы. Исследователи феминистского уклона, тщательно проанализировав ее, установили, что данная хромосома отвечает за способность выявлять скопившиеся в стоке раковины остатки еды до того, как развивающаяся там жизнь изобретет колесо. Ну, или откроет слуд.

Есть такой особый вид менеджера, он известен своим девизом «Моя дверь всегда открыта!». И лучше сдохнуть под забором, прикрывшись собственным резюме, чем работать под началом подобного человека. Однако в случае Чудакулли эта фраза означала примерно следующее: «Моя дверь всегда открыта, и поэтому, когда мне скучно, я могу палить туда из арбалета, вгоняя стрелы через холл прямо в стену над столом казначея».