Александр Житинский - Дитя эпохи

– Михаил Ильич, – тихо спросил я, – вы тоже собираетесь с нами в Бризанию?

– А как же! – сказал генерал. – Вы же без меня пропадете в этой Африке.

– Понятно, – сказал я совсем уж тихо. Теперь я точно знал, что погибну где-нибудь в Сахаре, не дойдя до ближайшего оазиса каких-нибудь ста километров. Партизанские замашки генерала встревожили мою штатскую душу.

А генерал уже распределял должности.

– Паша, ты будешь моим замполитом, – приказал он. – Вы, Казимир Анатольевич, будете начальником штаба. А тебе, Петя, и должности не остается, – развел он руками, словно извиняясь.

– Я буду рядовым, – твердо сказал я. – Нужно же кому-нибудь быть рядовым.

– За мной! – скомандовал генерал и зашагал прочь от моря.

Замполит и начальник штаба нервно переглянулись и двинулись за генералом. Я пошел следом, считая на ходу пальмы. Солнце поднималось выше и выше, выжигая на земле все живое. Через десять минут мы достигли окраины Мисураты и остановились перед пустыней, уходящей к горизонту.

Справа, в полукилометре от нас, по пустыне передвигался длинный караван верблюдов. На некоторых из них сидели люди.

– Надо нанять верблюдов, – сказал генерал. – Там не все заняты, есть и свободные.

Мы побежали по песку к каравану, размахивая руками и крича, будто ловили такси на Невском проспекте. Первый верблюд, на котором кто-то сидел, величественно остановился и повернул к нам морду. Мы подошли к верблюду и разглядели, что на нем сидит молодая женщина в пробковом шлеме и белом брючном костюме. По виду европейка.

– Паша, говори! – приказал командир, отдуваясь.

– Простите, мадемуазель, это ваши верблюды? – спросил Черемухин по-французски. Затем он повторил вопрос на английском, немецком и испанском языках. Мадемуазель слушала, улыбаясь со своего верблюда, как дитя.

– Да, мои, – сказала она на четырех языках, когда Черемухин кончил спрашивать. – Впрочем, господа, вы можете не утруждать себя лингвистически, – добавила она по-русски. – Я знаю ваш язык.

«Опять! – подумал я с тоской. – Интересно, есть ли за границей иностранцы?»

– Дайте мне руку, – приказала незнакомка, и Черемухин с Лисоцким бросились к верблюду, чтобы снять ее оттуда. Незнакомка спрыгнула с верблюда на песок и поочередно подала нам ручку для поцелуя. Однако поцеловал ручку только Черемухин, воспитанный дипломатически. Незнакомка представилась. Ее звали Кэт, она была наполовину англичанка, а мать у нее была русской.

– Катерина, значит? – неуверенно сказал генерал. Он еще не знал, как себя вести.

– О да! Катерина! Катя, – смеясь, сказала Кэт.

Мы вступили в переговоры. Кэт все время смеялась, глядя на нас. По-видимому, ее очень забавляла встреча с русскими в Сахаре. Она рассказала, что проводит свой отпуск в путешествии. Этот караван она купила в Алжире, а сейчас направляется на юго-восток.

– А точнее? – спросил генерал.

– О, мне решительно все равно! – сказала Кэт. – Я могу вас подвезти куда хотите.

– Поехали в Бризанию! – обрадовался я. Мне эта англичаночка сразу понравилась. Она здорово могла скрасить наше путешествие.

Вся наша компания поглядела на меня настороженно. Они еще не решили, можно ли доверять этой Кэт. Потом замполит Черемухин, нерешительно кашлянув, сказал, что в наших силах заплатить ей за прокат части верблюдов. Верблюды в это время стояли, как вкопанные, а на них сидели пять или шесть арабов в своих бурнусах. Глаза у арабов были спокойные, как, впрочем, и у верблюдов.

Кэт сказала, что деньги ее не волнуют. Ее волнует экзотика. Где находится Бризания, ей тоже все равно. Я спросил Михаила Ильича, кем он назначит Кэт? Может быть, сестрой милосердия?

– Оставьте ваши шутки! – строго сказал генерал.

– Ну что? Поедем? – спросили Лисоцкий с Черемухиным, умоляюще глядя на генерала.

– По верблюдам! – приказал Михаил Ильич, смирившись с обстоятельствами.

Кэт обрадованно захлопала в ладоши, крикнула что-то своим арабам, и те подбежали к нам, услужливо кланяясь. Потом они стали рассаживать нас по верблюдам. Генерал уселся на второго верблюда и сложил руки у него на горбу. Верблюд вяло пожевал губами, но смирился. Наши нехитрые пожитки навьючили на третьего верблюда, на четвертом поехал Черемухин, на пятом Лисоцкий, а я на шестом. За мной ехали проводники-арабы. Рассадив нас по верблюдам, они заняли свои места, потом один из них подъехал к Кэт, потолковал с нею и что-то сказал своему верблюду. Я расслышал слово «Бризания». Верблюд скептически помотал головой, но все же повернул направо и взял курс к горизонту. Все остальные последовали за ним.

– Далеко ли до оазиса? – крикнул генерал.

– Двое суток, – ответила Кэт. – Вы пока отдохните. Через час позавтракаем.

Я натянул на голову носовой платок от солнца, уткнулся лицом в шерстяной верблюжий горб и задремал. Я очень хотел спать, поскольку всю предыдущую ночь возился с экстремистами. Второй горб уютно подпирал меня сзади. Очень удобное это средство передвижения – двугорбый верблюд. Одногорбый, наверное, значительно хуже.

Через полчаса пальмы Мисураты пропали за горизонтом. Вокруг была только пустыня и пустыня.

Мне попался хороший верблюд, а Черемухину плохой. Он все время сдавливал Пашу горбами, как тюбик зубной пасты. Черемухин вскрикивал и ругался по-нашему. Генерал даже сделал ему замечание.

– Вам хорошо говорить, Михаил Ильич! – плачущим голосом воскликнул Черемухин. – Эта скотина мне все кишки выдавит!

Верблюд в ответ на эти слова сдавил Черемухина так, что тот взвился в воздух и перебрался на корму верблюда, за второй горб. Только там он успокоился.

Верблюд генерала плевался время от времени, как в зоопарке. Плевался он далеко, метров на тридцать. Слюна падала на песок и шипела, потому что пустыня была раскалена, как сковородка.

Лисоцкий, который ехал передо мной, заискивал перед своим верблюдом, шепча ему разные ласковые слова. Лисоцкий называл верблюда «Верлибром». Для благозвучия. По-моему, он не совсем хорошо себе представляет, что такое верлибр.

Мы проехали несколько километров и спешились. Арабы, до того момента почти не подававшие признаков жизни, заметно оживились. Они распаковали багаж и начали оборудовать походный оазис. Комплект оазиса был выпуска какой-то японской фирмы. В него входили шатер, надувной плавательный бассейн, две карликовые пальмы и синтетический ковер из травы и цветов.

Проводники растянули шатер и надули плавательный бассейн. Бассейн был на двух человек, размерами три на пять метров. При желании можно было купаться и впятером.

– Интересно, где они возьмут воду? – спросил я Лисоцкого.

Главный араб уверенными шагами направился к небольшому песчаному холмику рядом со стоянкой и разгреб песок руками. Под ним обнаружилось какое-то сооружение из металла. Сверху был никелированный ящичек с прорезью, а снизу торчал водопроводный кран с двумя ручками. Черемухин подошел и прочитал надписи на ручках:

– Холодная вода… Горячая вода…

Араб, не обращая внимания на Черемухина, опустил в прорезь несколько монеток, приладил к крану нейлоновый шланг и повернул обе ручки. Другой конец шланга он опустил в бассейн. Из шланга полилась вода. Араб попробовал температуру воды пальцем и удовлетворенно кивнул.

Мы наблюдали за его действиями с некоторым ошеломлением. За исключением Кэт, которая уже загорала в купальнике на синтетической травке.

– Да… – сказал Михаил Ильич. – Все-таки умеют они! Казалось бы, простая вещь… Я вот путешествовал по Средней Азии и честно скажу – в Кара-Кумах этого не видел. Так что нам не грех кое-что и позаимствовать у капиталистов.

– А плата за воду? Как вам это нравится? – спросил Лисоцкий с вызовом.

– Ну, это нам, конечно, ни к чему, – сказал генерал.

Когда бассейн наполнился, Кэт прыгнула в него и стала плескаться, как русалка.

– Прошу вас, господа! – пригласила она нас игриво.

Мы быстро провели небольшое и тихое совещание. Арабы в это время готовили завтрак. Они закапывали в песок яйца, чтобы те испеклись. Жара, между прочим, была жуткая.

– Ни в коем случае! – шепотом сказал генерал.

– А чего такого? – спросил я.

– Петя, ты еще молод, – сказал генерал. – Я эти штучки знаю. Сначала бассейн, потом еще чего, а потом и подкоп под идеологию.

Арабы мирно жарили мясо на мангалах и не собирались устраивать никакого подкопа.

– Ну, кто смелый? – позвала Кэт и снова плеснула в нас водой.

– Благодарим вас, мэм, – сказал Черемухин, обливаясь потом. – Мы не хотим.

– Что же, мы и жрать ничего не будем? – спросил я, принюхиваясь к запаху мяса.

Генерал задумался. Замполит Черемухин задумался тоже. Идеология идеологией, а жрать надо. Своих припасов у нас не было никаких, за исключением нескольких бутербродов с сыром и вареных яиц в авоське Лисоцкого. Яйца, должно быть, уже испортились от жары.