Генри Каттнер - Механическое эго

– И убедить вас никак нельзя?

– Я, – сказал ЭНИАК, – семантически сбалансированный робот. Конечно, вы меня не убедите.

«Я-то, может быть, и нет, – подумал Мартин, – но вот Дизраэли… Гм-м! Мужчина – это машина…» Дизраэли был просто создан для улещивания роботов. Даже люди были для него машинами. А что такое ЭНИАК?»

– Давайте обсудим это, – начал Мартин, рассеянно пододвигая лампу поближе к роботу.

И разверзлись золотые уста, некогда сотрясавшие империи.

– Вам это не понравится, – отупело сказал робот некоторое время спустя. – Иван не годится для… Ах, вы меня совсем запутали! Вам нужно приложить глаз к… – Он начал вытаскивать из сумки шлем и четверть мили красной ленты.

– Подвяжем-ка серые клеточки моего досточтимого мозга! – сказал Мартин, опьянев от собственной риторики. – Надевайте его мне на голову. Вот так. И не забудьте – Иван Грозный. Я покажу Сен-Сиру Миксо-Лидию!

– Коэффициент зависит столько же от среды, сколько и от наследственности, – бормотал робот, нахлобучивая шлем на Мартина. – Хотя, естественно, Иван не имел бы царской среды без своей конкретной наследственности, полученной через Елену Глинскую… Ну, вот!

Он снял шлем с головы Мартина.

– Но ничего не происходит, – сказал Мартин. – Я не чувствую никакой разницы.

– На это потребуется несколько минут. Ведь теперь это совсем иная схема характера, чем ваша. Радуйтесь жизни, пока можете. Вы скоро познакомитесь с Иван-эффектом. – Он вскинул сумку на плечо и нерешительно пошел к двери.

– Стойте, – тревожно окликнул его Мартин. – А вы уверены…

– Помолчите. Я что-то забыл. Какую-то формальность, до того вы меня запутали. Ну, ничего, вспомню после – или раньше, в зависимости от того, где буду находиться. Увидимся через двенадцать часов… если увидимся!

Робот ушел. Мартин для проверки потряс головой. Затем встал и направился за роботом к двери. Но ЭНИАК исчез бесследно – только в середине коридора опадал маленький смерч пыли.

В голове Мартина что-то происходило.

Позади зазвонил телефон. Марта ахнул от ужаса. С неожиданной, невероятной, жуткой, абсолютной уверенностью он понял, кто звонит.

– Убийцы!!!

– Да, мистер Мартин, – раздался в трубке голос дворецкого Толливера Уотта. – Мисс Эшби здесь. Сейчас она совещается с мистером Уоттом и мистером Сен-Сиром, но я передам ей ваше поручение. Вы задержались, и она должна заехать за вами… куда?

– В чулан на втором этаже сценарного корпуса – дрожащим голосом ответил Мартин. – Рядом с другими чуланами нет телефонов с достаточно длинным шнуром, и я не мог бы взять с собой аппарата. Но я вовсе не убежден, что и здесь мне не грозит опасность. Мне что-то не нравится выражение метлы слева от меня.

– Сэр?..

– А вы уверены, что вы действительно дворецкий Толливера Уотта? – нервно спросил Мартин.

– Совершенно уверен, мистер… э… мистер Мартин.

– Да, я мистер Мартин! – вскричал Мартин вызывающим, полным ужаса голосом. – По всем законам божеским и человеческим я – мистер Мартин! И мистером Мартином я останусь, как бы ни пытались мятежные собаки низложить меня с места, которое принадлежит мне по праву.

– Да, сэр. Вы сказали – в чулане, сэр?

– Да, в чулане. И немедленно. Но поклянитесь не говорить об этом никому, кроме мисс Эшби, как бы вам ни угрожали. Я буду вам защитой.

– Да, сэр. Больше ничего?

– Больше ничего. Скажите мисс Эшби, чтобы она поторопилась. А теперь повесьте трубку. Нас могли подслушивать. У меня есть враги.

В трубке щелкнуло. Мартин положил ее на рычаг и опасливо оглядел чулан. Он внушал себе, что его страхи нелепы. Ведь ему нечего бояться, верно? Правда, тесные стены чулана грозно смыкались вокруг него, а потолок спускался все ниже… В панике Мартин выскочил из чулана, перевел дух и расправил плечи.

– Ч-ч-чего бояться? – спросил он себя. – Никто и не боится!

Насвистывая, он пошел через холл к лестнице, но на полпути агорафобия(1) взяла верх, и он уже не мог совладать с собой. Он нырнул к себе в кабинет и тихо потел от страха во мраке, пока не собрался с духом, чтобы зажечь лампу.

Его взгляд привлекла «Британская энциклопедия» в стеклянном шкафу. С бесшумной поспешностью Мартин снял том «Иберия – Лорд» и начал его листать. Что-то явно было очень и очень не так. Правда, робот предупреждал, что Мартину не понравится быть Иваном Грозным. Но может быть, это была вовсе не матрица Ивана? Может быть, робот по ошибке наложил на него чью-то другую матрицу – матрицу отъявленного труса? Мартин судорожно листал шуршащие страницы. Иван… Иван… А, вот оно!

Сын Елены Глинской… Женат на Анастасии Захарьиной-Кошкиной… В частной жизни творил неслыханные гнусности… Удивительная память, колоссальная энергия… Припадки дикой ярости… Большие природные способности, политическое провидение, предвосхитил идеи Петра Великого…

Мартин покачал головой.

Но тут он прочел следующую строку, и у него перехватило дыхание.

Иван жил в атмосфере вечных подозрений и в каждом своем приближенном видел возможного изменника.

– Совсем как я, – пробормотал Мартин. – Но… Но Иван ведь не был трусом… Я не понимаю.

Коэффициент, сказал робот, зависит от среды, так же как и от наследственности. Хотя, естественно, Иван не имел бы царской среды без своей конкретной наследственности.

Мартин со свистом втянул воздух.

Среда вносит существенную поправку. Возможно, Иван Четвертый был по натуре трусом, но благодаря наследственности и среде эта черта не получила явного развития.

Иван был царем веся Руси.

Дайте трусу ружье, и, хотя он не перестанет быть трусом, эта черта будет проявляться совсем по-другому. Он может повести себя как вспыльчивый и воинственный тиран. Вот почему Иван экологически преуспевал – в своей особой среде. Он не подвергался стрессу, который выдвинул бы на первый план доминантную черту его характера. Подобно Дизраэли, он умел контролировать свою среду и устранять причины, которые вызвали бы стресс.

Мартин позеленел.

Затем он вспомнил про Эрику. Удастся ли ей как-нибудь отвлечь Сен-Сира, пока сам он будет добиваться от Уотта расторжения контракта? Если он сумеет избежать кризиса, то сможет держать свои нервы в узде, но… ведь повсюду убийцы!

Эрика уже едет в студию… Мартин судорожно сглотнул.

Он встретит ее за воротами студии. Чулан был ненадежным убежищем. Его могли поймать там, как крысу…

– Ерунда, – сказал себе Мартин с трепетной твердостью. – Это не я, и все тут. Надо взять себя в-в-в руки – и т-т-только. Давай-давай, взбодрись. Toujuors l'audace(2).

Однако он вышел из кабинета и спустился по лестнице с величайшей осторожностью. Как знать… Если кругом одни враги…

Трясясь от страха, матрица Ивана Грозного прокралась к воротам студии. Такси быстро ехало в Бел-Эйр.

– Но зачем ты залез на дерево? – спросила Эрика.

Мартин затрясся.

– Оборотень, – объяснил он, стуча зубами. – Вампир, ведьма и… Говорю тебе, я их видел. Я стоял у ворот студии, а они как кинутся на меня всей толпой!

– Но они просто возвращались в павильон после обеда, – сказала Эрика.

– Ты же знаешь, что «Вершина» по вечерам снимает «Аббат и Костелло знакомы со всеми». Карпов и мухи не обидит.

– Я говорил себе это, – угрюмо пожаловался Мартин. – Но страх и угрызения совести совсем меня измучили. Видишь ли, я – гнусное чудовище, но это не моя вина. Все – среда. Я рос в самой тягостной и жестокой обстановке… А-а! Погляди сама!

Он указал на полицейского на перекрестке.

– Полиция! Предатель даже среди дворцовой гвардии!

– Дамочка, этот тип – псих? – спросил шофер.

– Безумен я или нормален, я – Никлас Мартин! – объявил Мартин, внезапно меняя тон.

Он попытался властно выпрямиться, стукнулся головой о крышу, взвизгнул: «Убийцы!» – и съежился в уголке, тяжело дыша.

Эрика тревожно посмотрела на него.

– Ник, сколько ты выпил? – спросила она. – Что с тобой?

Мартин откинулся на спинку и закрыл глаза.

– Дай я немного приду в себя, Эрика, – умоляюще сказал он. – Все будет в порядке, как только я оправлюсь от стресса. Ведь Иван…

– Но взять аннулированный контракт из рук Уотта ты сумеешь? – спросила Эрика. – На это-то тебя хватит?

– Хватит, – ответил Мартин бодрым, но дрожащим голосом.

Потом он передумал.

– При условии, если буду держать тебя за руку, – добавил он, не желая рисковать.

Это так возмутило Эрику, что на протяжении двух миль в такси царило молчание. Эрика над чем-то размышляла.

– Ты действительно очень переменился с сегодняшнего утра, – заметила она наконец. – Грозишь объясниться мне в любви, подумать только! Как будто я позволю что-нибудь подобное! Вот попробуй!

Наступило молчание. Эрика покосилась на Мартина.

– Я сказала – вот попробуй! – повторила она.

– Ах, так? – спросил Мартин с трепещущей храбростью. Он помолчал. Как ни странно, его язык, прежде отказывавшийся в присутствии Эрики произнести хотя бы слово на определенную тему, вдруг обрел свободу. Мартин не стал тратить времени и рассуждать почему. Не дожидаясь наступления следующего кризиса, он немедленно излил Эрике все свои чувства.