Эдуард Пак - Измперение инкогнито

В лагере в это время деловито, словно ангелы смерти за своей привычной работой, сновали военные в камуфляжной форме, отыскивали и добивали раненых.

Слышались короткие команды и скупые доклады. Четкий и жестокий приказ — в плен ни кого не брать — был получен с самого верха, и оспаривать его ни кто не собирался. Быстро и по деловому они обыскивали палатки, забирали оружие и документы.

Тела боевиков складывали ровными рядами и фотографировали для опознания. Вышестоящее командование строго регламентировало и время — на все про все — сорок минут, максимум — час.

Сидя в командном вертолете старший лейтенант Воронцов нервничал. Напряжение не отпускало. Район приграничный, лишних осложнений не хотелось, лимит времени отпущенный им уже подходил к концу, а работа еще не закончена.

Запал боя прошел и он в морозном осеннем воздухе начал подмерзать. Пальцы рук, даже в перчатках, совсем заледенели. Сняв их и зажав под мышками, он принялся отогревать руки своим дыханием.

— Товарищ лейтенант — раздался голос над самым ухом. Лейтенант дернулся всем телом, рука автоматически потянулась к автомату.

— Ах ты зар-р-аза, Летун, ты как всегда в своем репертуаре… — ругнулся Воронцов — Ну ладно, докладывай.

— Товарищ лейтенант, один из боевиков ушел в сторону перевала, я видел следы на снегу.

— Ах ты зар-р-р-аза — второй раз повторил Воронцов, поднимая упавшие перчатки.

Закусив губу и сморщив лоб, он задумался. Досада отразилась на его лице. Поднять вертушку? Не может быть и речи, время на исходе. Оставить все как есть — тоже нельзя. В той стороне, за перевалом имелась еще одна база, чуть поменьше. Беглец мог до нее добраться и предупредить.

— Ну вот что, боец, ты уверен, что ушел только один?

— Так точно, уверен, сам все лично облазил вокруг. Следы только одного человека.

— Тогда так, Летун, слушай меня внимательно — этого подонка надо достать — возьмешь еще трех человек из своего взвода. Иванова кстати обязательно прихвати — у него в комплекте снайперка — остальных выберешь сам. Еще на всякий случай альпинистские принадлежности возьмете, мало ли что. Оружие и боеприпасы — минимально. Пойдете быстро, налегке. Завтра в пятнадцать ноль-ноль встречаемся в квадрате двадцать восемь, там я вас заберу. Ты старший, но смотри, головой мне ответишь за выполнение.

Плохо скрываемая радость отразилась на лице Летуна. Кличку ему дали еще в «учебке» за непростой, неуёмный характер и страсть к различным каверзам, из за которых он и «летал» из одного взвода в другой, пока не оказался под командованием Воронцова. Белобрысый, малорослый и немного худоватый для десантника — как его только взяли — все нормативы он выполнял только на отлично. В полном вооружении он походил на маленького муравья, несущего поклажу, вес которой превышает его собственный. Но ни кто и ни когда не слышал от него жалоб на тяготы службы. Ему нравилась эта тяжелая мужская работа.

— Есть, товарищ лейтенант — ответил он звонким мальчишеским голосом, лихо козырнул и притопнул ногой от избытка чувств.

Наконец-то настоящее боевое задание, опасное к тому же — подумал Летун.

— Без лишнего геройства — осадил его пыл лейтенант. — Сделайте все возможное, обезвредьте его, но на рожон не лезть.

— Хорошо.

— Не хорошо, а есть, товарищ лейтенант.

— Есть товарищ лейтенант — послушно повторил Летун, отдавая честь — разрешите выполнять?

— Давай, давай, шевелись, пока он далеко не ушел — проворчал Воронцов.

Раненных загрузили в вертолет. Потерь личного состава не было. Сыграла роль внезапность, подавляющее огневое преимущество и слаженность их действий. Только один тяжело раненный — в самом конце боя кто то достал молоденького неопытного ефрейтора второгодника шальной пулей. Жалко пацана, но есть надежда, что выживет.

— По машинам! — Скомандовал Воронцов.

Взревели турбины, тяжелые боевые машины похожие на больших жуков, как бы нехотя поднялись в воздух, разрывая его своими винтами-крыльями. Подняв ветер, они умчались, оставив после себя разгром, запах пороха, солярки и гул в ушах.

— Ну что, двинули, мужики. Я впереди, остальные за мной. Не отставать. — скомандовал Летун.

Четыре фигуры вышли в путь. Двинулись без лишней суеты, но в хорошем темпе, в котором чувствовалась хорошая выучка. Закинув оружие за спину, они направились в сторону склона, где были обнаружены следы. Десантники довольно быстро миновали истоптанный, заляпанный кровью снег, искореженные палатки, оборудование и тела боевиков, сваленные в ряд на тренировочном полигоне.

Уже почти рассвело, было довольно светло. Снег бодро скрипел под жесткими подошвами ботинок, отмеряя четкий ритм шагов.

Через два часа они его заметили.

— Эй, Летун погляди, вон он мелькает, видишь? — сказал снайпер, едва переводя дыхание.

— Ничего не вижу, да ты хоть ориентир покажи. Солнце слепит.

— Во-он, чуть левее того булыжника, куст еще торчит — прищурив левый глаз, он вытянул руку вперед и вверх.

— Ну и глазастый же ты — уважительно проговорил Летун — и правда что то мелькает, если мне не кажется. Далеко очень, метров триста.

— Не кажется, вот в бинокль глянь.

— Да, точно это он. Форма такая же, как у тех, в лагере. Снять сможешь?

— Попытаюсь.

Осмотревшись вокруг, Иванов решил стрелять стоя. Лежа не получится, а удобного упора вблизи не наблюдалось.

— Эт-т-о тебе не учения — со вздохом сожаления пробормотал он сам себе под нос.

— Что ты там бормочешь? Стреляй быстрее, уйдет же — торопили его товарищи.

Снайпер лихо сдернул со спины винтовку, расчехлил капризный инструмент и прищелкнул оптический прицел. Разминая замерзшие пальцы, он несколько раз глубоко вздохнул и приложив приклад к плечу, прицелился. Ловя ритм сердца, он затаил дыхание.

Ветра нет, это хорошо. Во-о-от он, мелькает то появляясь, то пропадая в складках горы. Руки под действием порции адреналина не слушаются, дрожат, не желая успокаиваться. Перекрестие прицела неохотно легло на цель. Поймав миг между ударами сердца, снайпер мягко нажал на спуск.

Али тоже их заметил, отчаянный страх, бьющий по нервам, настойчиво рвал в лоскуты его волю. Далеко уйти не удалось. Вон они, смердящие гиены, проклятые поедатели трупов — идут по его следу — четыре точки маячили далеко внизу, темный камуфляж хорошо выделялся на фоне сверкающего белого снега. Кажется остановились. Что они задумали? Тяжело переводя дух, он встал, осторожно наблюдая за ними.

Внезапно хлесткий, но одновременно необыкновенно тяжелый удар обрушился на его голову, будто кто-то от всей души ударил его в висок чугунной сковородой. Пуля с противным жужжанием отрикошетила от скалы и зарылась в землю.

Голова безвольно откинулась, в шее что-то отчетливо хрустнуло.

Меховая шапка, отлетев далеко в сторону, закатилась между камней и только тогда докатился звук далекого выстрела.

В голове оглушительно зазвенел колокол, в глазах пылали яркие круги. Все вокруг раздвоилось, конечности налились свинцом, будто кто-то их просто выключил. Он рухнул словно подкошенный, повалился безвольной, инертной тушей. Больно ударившись копчиком, подстреленный боевик перевернулся и несколько метров поехал вниз по твердому обледенелому гравию.

На краткий миг он выпал из бытия, перестал существовать для всего мира, но боль и студена земля довольно быстро привели его в чувства.

Али осторожно приоткрыл глаза. Мир, цвета и звуки постепенно возвращались, но очень медленно, будто кто-то скаредной рукой отмеривал их мизерными порциями, он вяло потряс головой, стараясь сфокусировать зрение. Горные вершины все еще качались перед глазами, теплая струйка залила правый глаз.

К счастью для его головы, пуля лишь чиркнула по черепу, чуть повыше правой брови, содрав кожу, но не причинив особого вреда. Он осторожно, кончиками пальцев потрогал ушиб. Место вокруг раны набухло кровью, шишка росла, быстро увеличиваясь в размерах.

Пришла запоздалая тянущая боль, кончики нервов разорванной плоти отозвались невыносимым перцовым жжением.

Боль, боль, боль — словно морской прибой она накатывает и отступает в такт толчкам бешено бьющегося сердца. Расцарапанная шея саднит и поворачивается лишь на несколько градусов, после чего будто кто всаживает туда, чуть пониже правого уха, ржавый иззубренный гвоздь.

Ленивая, неповоротливая мысль, скованная разбитым на осколки миром все же отметила, что повреждены шейные позвонки.

Раны всякого характера и разной сложности он навидался за свою не такую и долгую жизнь предостаточно. Несколько секунд он тупо сидел, приходя в себя, тошнота объединившись с болью, убойным коктейлем придавили его к земле, пытаясь вновь лишить сознания.

Однако сейчас позволить себе он этого не может. Его охватила злоба — на себя, на этих адских гончих, на весь мир. Гнев волной поднялся откуда-то с самого низа живота, поднялся и затопил все сознание, перерастая в хриплое горловое рычание, а затем — в яростный вой загнанного животного: У-у-хххх-р-р-р, х-р-р йааааа вас… будьте вы… будьте вы прокляты!!! Я вас… я вам… о-о-о, как я вам отомщу-у-у!!!