Андрей Белянин - Охота на гусара

Кучер, или берейтор, бросил кнут, поднимая руки перед пиками казаков. Я, полный праведного гнева и присущей мне в пылу боя безрассудности, самолично распахнул дверцы и… замер пред пистолетным дулом, уставленным мне прямо в лоб!

– Ки э ля? И по какому праву врываетесь в мой экипаж?! – прозвучало на чистом французском. На меня смотрели гневные голубые глаза в обрамлении самых длинных на свете ресниц.

– Э-э… прошу прощения, ошибочка вышла… – невнятно залепетал я на языке мадам де Сталь, более сражённый несомненной красотой незнакомки, нежели грозным пистолетиком в её изящных ручках.

– Я спрашиваю, кто вы, неотёсанный мужлан?! – нервно морща тоненькие бровки, напомнила парижанка. (О, не сомневайтесь, как гусар и дворянин, я никогда не спутаю парижский акцент с орлеанским или тулузским.)

– Мадмуазель, не бойтесь меня! Же партизан де ля рюсс, Дени Давидофф, к вашим услугам.

– Дени Давидофф?! – В её округлившихся глазах мелькнул неподдельный ужас. – Вы тот, кого мои соотечественники называют Чёрным Дьяволом!

– Впервые слышу, но… вообще-то у нас часты перебои с горячей водой… – смущённо признал я.

– А все эти ужасные люди – ваша банда?

– Мадмуазель, вы незаслуженно обижаете самых достойных сынов России!

– Но если я вас застрелю, разве эти звероподобные казаки не поспешат совершить надо мной грубое насилие, привязав к телеге и день за днём удовлетворяя свою ненасытную похоть?! – мечтательно опустив ресницы, простонала незнакомка. А я в очередной раз удивился представлению цивилизованных европейских женщин о нас, простых русских людях…

– Конечно же нет! Максимум вас расстреляют как военную преступницу. Но, скорее всего, Макаров и Храповицкий доставят вас в Юхнов, а там найдут способ безболезненно вернуть на родину.

– Но… как же… а мне рассказывали…

– Увы, мадмуазель! Донские казаки предпочитают женщин в теле, а вас они просто обойдут вниманием как особу (с их точки зрения!) болезненную и бесполезную…

– Дикари! – Француженка возмущенно вздёрнула носик и опустила пистолет.

Аромат её духов действовал умопомрачающе даже на меня, чего уж тут было осуждать молодого парнишку с неиспорченным обонянием. Голубые глаза испытующим взглядом пробежали мои широкие плечи, крутую грудь, плоский живот наездника и сильные руки знающего мужчины… Чур меня! Я едва не забыл, ради чего остановил этот транспорт – ради благородной мести во имя светлой памяти князя Багратиона!

– Мадмуазель, в связи со сложившейся обстановкой вынужден сообщить вам…

– Ни слова больше, месье. – Восхитительно-небесным движением красавица вскинула тонкий пальчик, едва ли не касаясь моих губ. – Всё понятно без слов: законы войны суровы и я – ваша пленница. Ныне, присно и во веки веков!

– Аминь, – неуверенно подтвердил я и с печалью во взоре повернулся к своим, смущённо переходя на родную речь: – Братцы мои, не честь офицеру русскому поднимать руку на слабую женщину. Даже в день тризны по любимому генералу! Есть предложение: невинную гражданку Франции отпустить восвояси, но карету отобрать и разграбить просто из принципа. Кто «за»?!

Согласились все. В истинно русском сердце нет места бессмысленной жестокости, никто из молодцов моих и не помыслил о причинении малейшего вреда всё ещё незнакомой парижанке. Кстати, действительно, почему до сих пор незнакомой? Подкрутив усы, я вновь обернулся к карете, дабы устранить сие досадное недоразумение:

– Мадмуазель, я переговорил со своими людьми. Вы вольны идти куда угодно, вас никто не обидит. Но прежде позвольте одинокому, холостому незарегистрированному гусарскому подполковнику узнать ваше…

– О, месье Давидофф! – страстно воскликнула француженка. – Моё имя Шарлотта де Блэр, я кузина и близкая подруга мадам де Фориньи, фрейлины королевы Жозефины. Их брак с императором распался, но у меня есть поручение деликатнейшего свойства… Конечно, Наполеон женат, но речь идёт хотя бы о подобии примирения двух венценосных особ. Франции не нужна Австрия, бывшая императрица пытается восстановить любовь и справедливость! Как мужчина и офицер, вы не сможете отказать мне в маленькой услуге…

– Я весь у ваших ног! – аристократично поклонился я, залихватски хлопая о колено ермолкой. – Чем могу быть полезен?

– Не позволяйте вашим благородным варварам отнять у меня карету и лошадей. А также драгоценности, деньги, личные вещи, – пустилась перечислять зарвавшаяся прелестница, но я был начеку – гусар всегда должен быть начеку с пленённым врагом, неезженой кобылой и красивой женщиной!

– Мадмуазель Шарлотта, вам нет нужды просить о чём-либо – мы не разбойники, мы – партизаны!

– М-м… и в чём же разница?

– О, уверяю вас, она весьма существенна, – туманно намекнул я, усаживаясь в карету и задёргивая занавесочку в оконце.

Казаки уже вовсю потрошили багаж, и мне не хотелось, чтобы их неправильно поняли…

– Разбойники обобрали бы вас до ниточки, да ещё, не приведи господь, и убили бы в придачу! А мои молодцы всего лишь разбросают ваши вещи по дороге, и вы всё сможете подобрать на обратном пути.

– Вы… идиот? – подумав, предположила она.

– Я готов поставить охрану! Буквально полчаса назад мы клятвенно побожились не брать в руки ничего французского, так что всё, от капора до подвязок, будет в целости и сохранности.

– Ваше высокоблагородие, – в дверцу деликатно постучал один из гусар, – разграбление закончено.

Мы с дамой одновременно высунули головы в окошко кареты. В осенней грязи романтично белели загадочные детали женского туалета, коробочки, мешочки, парфюмерия, расчёски, гребешки, домашние тапочки, большой горшок с ручкой (непонятного назначения) и много чего такого, что разом всколыхнуло во мне ностальгию по мирной жизни. Балы, красавицы, лакеи, кучера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки… Тьфу, чёрт! Ничего французского, запах кислых русских щей и ржаного хлеба, вот!

– Спасибо за службу, родимые! – от всей души рявкнул я, когда госпожа де Блэр без слов опрокинулась в обморок. Нагнувшись к ней, я задел шпорой нечто стеклянное, пошарив под скамеечкой, выудил объёмистый штоф, судя по наклейке – настоящий коньяк. – Благодарю за заботу, мадмуазель… Бедряга, лови! Велю причаститься по чайной ложечке всем, кто отличился в сегодняшнем набеге.

– Рады стараться, отец родной! – восторженно грянула моя команда. Я смахнул слезу умиления:

– А мне путь лежит прямиком во французский лагерь. Совершеннейше невозможно допустить, чтобы неопытная девица, русского языка не знающая, с местными обычаями незнакомая, от мужиков с вилами пудреницей отмахивалась. Так что сопроводить оную дамочку – наипервейший долг для любого гусара! Ну а ежели к вечеру не вернусь, уж не поминайте лихом и… и… Эй, вы куда?!

– Бог в помощь, Денис Васильевич! – проорал бодрый вахмистр, с бутылью в руках уносясь на лихом коне.

Все прочие радостно бросились в погоню, и пару минут спустя на дороге остались лишь разворованная карета, всё ещё бессознательнал парижанка, не верящий в избавление берейтор да неунывающий я…

– Ну чего застыл, пенёк бретонский?! Погоняй давай! Госпожа твоя в разваляистом недвижении пребывает, сейчас я ей головку в окно высуну – ветерком обовьёт, сразу полегчает.

– Как вы смеете, месье?! Не надо в моё окно… ничего высовывать! – слабым, но обеспокоенным голоском произнесла милая Шарлотта, после чего втянула меня внутрь, бросив кучеру: – Гони, Жак!

– Держитесь на Дорогобужской линии и часа через три-четыре выйдете на Монино – там ваши соотечественники дурью маются.

– В каком смысле?

– Меня ловят…

– Охота на партизана? – пошутила красавица.

– На гусара, мадмуазель! – вскинув бровь, поправил я.

– О-о-о, как это романтично звучит: «охота на гусара»! – облизнув губки, прошептала она. – Тогда, пожалуй, мне тоже… охота… Жак! Постарайтесь объезжать колдобины, и… нам, над о быть в Монине часов через шесть. Не раньше! Ву компронэ муа?

– Уви, мадмуазель!

Берейтор щёлкнул бичом, отдохнувшие лошади резво взяли с места, и я плюхнулся на атласное сиденье прямо напротив моей обаятельной спутницы. Она задумчиво теребила волнительные кудряшки у виска, а на её розовой шейке играла синяя жилка, чудесным образом гармонируя с цветом глаз и вызывая в груди моей поэтические токи.

Первое время пути (минут пять-десять) мы романтически молчали. Каждый думал о своём, в частности я – о судьбе Родины! Это вообще излюбленная тема моих размышлений, но не в глобальном плане, а, так сказать, в детализированных моментах. Например… Как нам теперь жить без князя Багратиона? Настоящий ли французский коньяк был в бутыли или всё-таки подпольного польского разлива? Уговорит Кутузов Наполеона идти старой Смоленской дорогой, даже если корсиканцу интереснее посмотреть на новую? Выхлещет Бедряга весь алкоголь в одну глотку, или боевые товарищи успеют его догнать? Лучше бы успели, а то потом его пьяного бей не бей – подлецу всё по барабану!