Габриэль Зевин - Другая Сторона (ЛП)

«Это случилось быстро, она не почувствовала боли». Иногда отец шепотом говорит эти слова матери, иногда она ему. Люси слушает их, стоя на лестнице, и молчит.

Ради Лиззи Люси хочется верить, что конец был быстрым и безболезненным: быстрый конец — хороший конец. Но она не перестает удивляться: откуда им знать? «Момент столкновения наверняка был болезненным», — полагает она. А что, если конец совсем не был быстрым?

Она заходит в комнату Лиззи и осматривает ее. Вся жизнь девочки-подростка — это коллекция мелочей: зацепившийся за монитор компьютера бирюзовый лифчик, так и не заправленная кровать, аквариум с земляными червями, сдувшийся воздушный шарик с последнего Дня святого Валентина, знак «Не входить» на дверной ручке, под кроватью пара неиспользованных билетов на концерт группы Machine. В конце концов, какое теперь все это имеет значение? И что вообще имеет значение? Неужели человек — это просто куча мусора?

Единственное, что может сделать Люси, когда чувствует себя так, — это рыть. Рыть, пока не забудет всех и вся. Рыть прямо через розовый ковер. Рыть, пока не достигнет потолка этажом ниже. Рыть, пока не провалится. Снова и снова.

Люси упорно работает до тех пор, пока семилетний брат Лиззи, Элви, не поднимает ее с ковра и не сажает к себе на колени.

— Не бойся, — говорит Элви. — Хоть ты и принадлежала Лиззи, это не значит, что никто не будет тебя кормить, и купать, и гулять с тобой в парке. Теперь ты даже можешь спать в моей комнате. Сидя на неудобных коленях Элви, Люси представляет, что Лиззи просто уехала в колледж. Лиззи было почти шестнадцать, и это бы в любом случае произошло в течение ближайших двух лет. Глянцевые брошюры уже начали стопкой собираться на полу ее спальни. Иногда Люси мочилась на одну из них или рвала в клочья другую, но даже тогда она знала, что это не остановить. Однажды Лиззи уедет, а держать собак в общежитии нельзя.

— Как ты думаешь, где она? — спрашивает Элви.

Люси поднимает голову.

— Она… — Он на мгновение замолкает. — …там, наверху?

Насколько Люси знает, наверху находится только чердак.

— Ладно, — Элви вызывающе поднимает подбородок, — я верю, что она там. И я верю, там есть ангелы и арфы, большие пушистые облака и белоснежные шелковые пижамы, и все, что только можно представить.

«Милая история», — думает Люси. Она не верит в счастливую загробную жизнь или радужный мост. Она верит, что мопс живет один раз, и на этом все. Хотелось бы ей когда-нибудь увидеть Лиззи снова, но она не слишком на это надеется. И даже если после смерти что-то есть, то кто знает, есть ли там сухой корм и свежая вода, можно ли поспать или понежиться на коленях у хозяина, есть ли там вообще собаки? И хуже всего — это не здесь!

Люси воет, главным образом выражая скорбь, но надо признать, что и от голода тоже. Когда семья теряет свою единственную дочь, кормление мопса может стать нерегулярным. Люси проклинает свой предательский желудок: что она за животное, раз может быть голодной, когда ее единственная подруга мертва?

— Как бы мне хотелось, чтобы ты могла говорить, — вздыхает Элви. — Бьюсь об заклад, ты думаешь о чем-то интересном.

«И мне бы хотелось, чтобы ты меня услышал», — лает Люси, но Элви ее не понимает.

На следующий день мама выводит Люси в собачий парк. Это первый раз с того самого дня, когда кто-то вспомнил о прогулках Люси.

Пока они гуляют, Люси повсюду чувствует запах печали матери. Она пытается понять, что он ей напоминает. Дождь? Петрушка? Бурбон? Или, может, шерстяные носки? «Бананы», — решает в итоге Люси.

В парке Люси просто лежит на скамейке, чувствуя себя одинокой, подавленной и (когда же это закончится?) немного голодной. Пудель по кличке Коко спрашивает у нее, в чем дело, и Люси, тяжело вздыхая, отвечает ей. Пудель — общеизвестная сплетница, и новости молниеносно разлетаются по парку.

Бандит, одноглазый пес, которого в менее изысканном обществе назвали бы дворнягой, приходит выказать ей свое сочувствие.

— Тебя выкинули на улицу?

— Нет, — отвечает Люси, — я живу с той же семьей.

— Тогда я не вижу, что в этом плохого.

— Ей было всего пятнадцать.

— И что? Мы живем всего десять, максимум пятнадцать лет, но не сдаемся.

— Но она не была собакой! — лает Люси. — Она была человеком, моим человеком, и она попала под машину.

— И что с того? Мы постоянно попадаем под машины. Выше нос, маленький мопс. Ты слишком много волнуешься. Вот поэтому у тебя много морщин.

Люси слышала эту шутку много раз, но сейчас подумала — довольно несправедливо по отношению к Бандиту, потому что он неплохой пес, — что дворняжки никогда не отличались хорошим чувством юмора.

— Мой тебе совет, найди себе другого хозяина. Если бы ты прожила мою жизнь, то знала бы, что все они одинаковые. Когда заканчивается сухой корм, я ухожу.

С этими словами Бандит покидает Люси и уходит играть во фрисби.

Люси вздыхает, жалея себя. Она наблюдает за играющими собаками. «Как они могут нюхать под хвостом друг у друга, бегать за мячиком и наматывать круги! Какими невинными они кажутся».

— Это противоестественно, когда собака живет дольше своего хозяина! — воет Люси. — Никто не понимает, пока такое не случится с ним. Более того, никому нет до этого дела. — Люси качает своей маленькой круглой головой. — Это так удручает. Мне не хочется даже изгибать колечком хвост.

— В итоге конец жизни имеет значение только для друзей, семьи и знающих тебя людей, — горестно скулит мопс. — Для всех остальных — это просто еще один конец.

Элизабет Холл просыпается в незнакомой постели в незнакомой комнате со странным чувством, что ее душат собственные простыни.

Лиз (учителя называли ее Элизабет; дома она была Лиззи, за исключением тех моментов, когда попадала в неприятности; для всех остальных — просто Лиз) садится в постели и бьется головой о верхнюю койку. Сверху раздается незнакомый голос, полный праведного негодования:

— Какого черта?!

Лиз осторожно заглядывает наверх. Там лежит девочка, которую она никогда прежде не встречала. Она спит или, по крайней мере, пытается. Спящая в белой рубашке девушка примерно такого же возраста, как Лиз. Ее длинные темные волосы заплетены в причудливо уложенные косы. Для Лиз она выглядит как королева.

— Извините, — спрашивает Лиз, — вы случайно не знаете, где мы находимся?

Девушка зевает, потирая сонные глаза. Она обводит взглядом комнату, смотря сначала на потолок, потом на пол, на окно, а затем снова поворачивается к Лиз. Она трогает свои косички и вздыхает.

— На корабле, — отвечает она, пытаясь подавить зевок.

— Что значит «на корабле»?

— Вокруг много воды. Просто посмотри в окно. — Девочка уютно сворачивается под одеялом. — Конечно, можно было додуматься до этого самостоятельно и не будить меня.

— Извините, — шепотом говорит Лиз.

Лиз выглядывает в иллюминатор над кроватью. На сотни миль вокруг простирается океан, теряющийся в утренней мгле и призрачном тумане. Если прищуриться, Лиз может разглядеть дощатый настил. На нем она видит силуэты родителей и своего младшего братишки, Элви. С каждым мгновением призрачные фигуры становятся все меньше. Папа плачет, а мама держит его за руку. Несмотря на расстояние, Лиз кажется, что Элви смотрит прямо на нее и машет рукой. Спустя десять секунд туман поглощает ее семью.

Лиз ложится обратно. Несмотря на то, что она чувствует себя полностью проснувшейся, ее не покидает уверенность в том, что она еще спит: во-первых, она не может находиться на корабле, потому что должна заканчивать десятый класс; во-вторых, если это отпуск, то Элви и родители, к сожалению, должны быть с ней; и наконец, в-третьих, только во сне можно увидеть такие абсолютно нереальные вещи, как, например, твоя семья на деревянном помосте, находящемся в милях от тебя. Добравшись до четвертой причины, Лиз решает встать с постели.

«Какое бесполезное занятие, — думает Лиз, — тратить свое время на сны».

Не желая снова беспокоить свою спящую соседку, Лиз на цыпочках идет к комоду.

Верный признак того, что она действительно в море, — привинченная к полу мебель. Несмотря на то, что она находит комнату вполне приятной, помещение кажется одиноким и потерянным, словно через него прошло много людей, но никто не захотел остаться.

Лиз проверяет ящики — везде пусто. Даже Библии нет. Несмотря на все старания вести себя тихо, Лиз не удается удержать последний ящик, и он захлопывается с громким звуком. К сожалению, это будит спящую девочку.

— Тут вообще-то люди спят! — раздраженно кричит она.

— Мне очень жаль. Я просто проверяла ящики. Если тебе интересно — они пусты, — извиняется Лиз. — И кстати, мне нравятся твои волосы