Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева

— Артур, мне страшно. В этих святых местах меня преследует чувство инородности… Будто я не имею права находиться здесь. Будто и вправду ведьма! Шнайдер расхохотался:

— Ну действительно, ты в горячке. Или эти серые мышки с крестами так тебя обработали? Придется привезти в следующий раз научную литературу, дабы сформировать крепкое атеистическое мировоззрение. Детка, ведьмы существуют для тех, кто их ждет. И Боженька тоже. Приходит, когда его позовут. Так и в Писании сказано. Кому с кем удобнее. Если тебя действительно смущает вопрос формального подданства, давай устроим «визу» в рай… Нужно причаститься, исповедаться, получить отпущение грехов, — и гуляй, Святая Магдалина!

— Ты сам-то когда-нибудь исповедовался? — серьезно посмотрела Антония.

— Два раза. Первый раз совсем мальчишкой, после того, как обвинил себя в гибели Юлии. А второй раз уже в старшем классе гимназии. Совсем за другое дело… Понимаешь, классный наставник застукал всю нашу компанию в школьном дворе за разглядыванием непотребных картинок! Это тогда считалось «порнухой» — кружевное белье и затянутые корсетом груди. Были, правда, и без корсета…

— Это не интересно. Лучше вспомни, что сказал тебе священник в первый раз? — Антония была настроена очень серьезно.

— Я очень хорошо помню: «На все воля Господа нашего, аминь!»

— И что, тебе стало легче?

— Да. Пока я не повзрослел и не поумнел. Тогда чувство вины вернулось, а потребность просить совета у пастора — ушла. Может и зря. Так уж вышло — увы.

— Артур, а теперь честно, как если бы ты отвечал тому первому духовнику, скажи мне — ОНА и правда лучше меня?

Антония не увлекалась здесь просмотром телепрограмм и единственный телевизор, стоящий в холе пансиона, был почти всегда отключен. Исключение она сделала для репортаж о «сезоне мод в Париже» — интересно, как покажут себя девочки и кутюрье? Предчувствовала, что расстроится и позавидует. Но не могла удержаться включила. И прямо вспыхнула от удовольствия, когда Дина Зак, постоянная ведущая этой программы, бывшая фотомодель и актриса, всегда пророчившая Тони большое будущее, лучась радостью сообщила: «Сегодня мы не увидим на подиуме Антонии Браун. Для всех, кто с любовью и участием следит за ее судьбой, сообщаем: Антония скоро будет вместе с нами.» У сидящей перед телевизором Тони даже навернулись на глазах слезы. Хорошо, что она была в комнате одна, да и монашки не присматривались к чужим лицам, потому что теперь на экране появилось ее лицо, а голос Шнайдера рассказал о том, какие планы на будущее имеет изменившая свой имидж и мировоззрение звезда. Тони насторожилась, придвинувшись к телевизору и тут же в ужасе отпрянула: во весь экран улыбалась она в ореоле золотых, разметенных морским ветром волос. «Антония стала еще лучше!» — ликовал за кадром голос Артура. Тони обожгла горячая ревность.

Выключив телевизор, она убежала в парк, содрогаясь от бешенства и опомнилась лишь на краю обрыва, падающего отвесно вниз от небольшой, огороженной каменным парапетом площадки. Один шаг — и все проблемы позади. Один шаг — она свободна! Антония заглянула в ущелье и отпрянула, почувствовав как от ужаса перевернулось все внутри. Она опустилась на скамейку, обняв руками занывший живот и вот — тук — тук кожа под ладонью натянулась, сдвинулась — кто-то шевелился и крутился внутри! Тони оглядела равнодушные горы, оживленные веселой птичьей суетой кусты и впервые подумала о смирении, манившем сладостью самоотречения. А самоотречение, это уже почти самоубийство. В этом настроении Тони и встретила Артура, но воспоминания о том лице и восторге Шнайдера вернулось, мучили непереносимой болью.

— ОНА и правда лучше меня?

— Когда же ты поймешь, девочка, что любят человека, а не лицо. То есть, конечно и лицо, но лицо любимого человека… «Дублерша» невероятно похожа на тебя, просто до сумасшествия. В голове не укладывается… Я даже подумал, а не было ли у тебя сестры-двойняшки, которую мадам Алиса по какой-то причине на время устранила?.. Да нет, глупости, сказки… — Артур задумался. — Я ненавидел ее за это сходство, за посягательство на твою единственность… Но если ты хочешь Тони, что бы я ответил как тот мой первый духовник, я скажу: постарайся, детка, увидеть в ней не врага, а сестру. Ведь все мы — братья и сестры. На то воля Господняя. Аминь.

16

В который раз за последние месяцы Остап пытался привести в порядок свои мысли. Ему даже хотелось положить перед собой листок бумаги и заново изложить свою биографию: превращение Остапа Гульбы в Остина Брауна, женитьба на Алисе и получение чудесного «приза» — Антонии. А так же написать: сын Алексей родился в мае 1942 в пересыльном лагере. А дальше про Вику. Как краток был в далеком прошлом его рассказ герцогу Баттенбергскому о своей незамысловатой жизни: родился, учился, воевал, любил… В марте сорок пятого в Германии сидели они друг против друга смертельно больной хозяин поместья и лейтенант Гульба, не ведавший, что растет у него сын Алеша, тестем которого станет неведомый герцогу его наследник — Миша Кутузов, а сам герцог, таким образом, породнится с Остапом, став прадедом его внучки…

— Ах, Остин, я знаю о чем ты тут думаешь! Двери закрыл и даже балкон, словно мысли способны разлететься как мотыльки, разнося твои тайны. Вернее — наши. У нас теперь даже внучка общая… — Алиса присела на подлокотник кресла, обняв мужа за шею.

— Я, Лизанька, никак не могу постичь, как нам удалось все так запутать? Знаешь эффект ленты Мёбиуса? Поворачиваешь ленту бумаги на 180 градусов, склеиваешь и получаешь черте что! У кольца нет ни начала, не конца — бесконечное кружение и перетекание плоскостей… Теперь вика, по воле случая и нашего Пигмалиона не только перевоплотилась в Тони, но и подменила ее. И главное — невозможно понять, правильно ли мы поступили?

— Мне кажется, еще рано делать выводы. Помнишь июнь 1978 года, когда ты собрал здесь друзей, чтобы рассказать о нашей истории, представить дочь, подвести итоги? Все поддержали заговор молчания вокруг тайны рождения Антонии. Даже Ванда и Йохим, которым впервые показали их семилетнюю дочь новые родители, не нарушили тайны, как ни тяжело им это было. — Алиса в который раз мысленно поблагодарила Ванду за ее материнский подвиг.

— Но ведь иначе было нельзя. Мы все вместе спасали девочку, напомнил Остин.

— Да. И думали, что перевалили самую трудную вершину своих запутанных взаимоотношений.