Знамение. Вторжение (СИ) - Ильясов Тимур

— Открой рот! Вам нужно поесть! Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста!!! — кричит на девочку она, повторяя слова все громче и громче, и с силой проталкивает зубья вилки между сомкнутых зубов дочери, которая вдруг резко одергивается, скинув содержимое вилки себе на колени, и принимается истошно вопить, ухватившись обеими руками за губы.

— Боже, что ты творишь! — бросаюсь я к девочке, которая в слезах корчится от боли из-за оказавшейся царапнутой острием вилки десны.

Все оставшееся время, пока солнце перезревшим апельсином степенно закатывалось за морской горизонт, освещая алыми всполохами темнеющее небо, и окрашивая в неестественный кирпично-красный цвет наши бледные лица, мы носимся по каюте, суетясь возле дочери, а супруга выпрашивает у девочки прощение.

Когда страсти успокаиваются, а дети все же соглашаются немного поесть, запив еду остывшим черным чаем вприкуску с сухарями, то я осмеливаюсь осторожно продолжить прерванный ранее разговор.

— Этой еды нам хватит…., пока мы не найдем других выживших, — тихо говорю я жене, ощущая накатывающую расслабленность в теле, возникшую после насыщения желудка долгожданной пищей. Я стою возле стола, повернувшись лицом к иллюминатору, и наблюдаю как пылающий солнечный диск с почти слышимым шипением погружается в прохладное море. И дико хочу выпить и покурить, жалея о том, что на борту от прежнего хозяина не осталось ни единой сигареты или грамма спиртного.

— Каких выживших? Ты собрался куда-то плыть? Куда плыть? Мы остались одни. Никого больше нет…, - бесцветным голосом реагирует супруга, устроившись на кушетке и уложив девочек у ног, которые теперь отвлеклись разглядыванием трещин на кожаном покрытии дивана, находя в них схожесть с персонажами известных мультфильмов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Если остались в живых мы, значит могли и другие, — не соглашаюсь с супругой я, — наблюдая как солнце окончательно ныряет за горизонт, все ещё продолжая освещать небо палитрой бледнеющих оттенков красного, — буду рацией слушать эфир, может кто-нибудь и отзовется, — добавляю я, озвучив неожиданно пришедшую в голову идею.

Отвернувшись от иллюминатора, я упираюсь взглядом в приборную панель и нахожу яхтенную рацию. И вдруг осознаю, что именно с этого устройства погибший хозяин лодки ранее связывался со мной, когда мы прятались в магазине, призывая к себе и заманивая в ловушку.

— Если она работает… Ты даже не знаешь, есть ли на этой лодке электричество…, - язвительно комментирует супруга, намекая на сгущающиеся сумерки и явно оседлав «конек» пессимистичного и пассивного критикана.

— Уверен, что работает, — миролюбиво усмехаюсь я. И безошибочно нахожу и включаю тумблер освещения каюты, предполагая, что электрическое питание поддерживается от небольшой солнечной панели, устроенной на корме между бортами.

Приятный электрический свет, полившийся из скрытых за панелями ламп, теперь уютно освещает пространство каюты, заставив замигать несколько красных лампочек на приборной панели. На что лицо супруги смягчается, а брови приспускают фирменные «домики».

— Прости… От меня одни проблемы и никакой помощи… Я — такая дура. И только мешаю тебе…, - выдавливает она из себя, и её лицо вдруг снова сжимается в скорбной гримасе, а глаза готовы увлажниться.

Отбросив планы по исследованию рации, я поднимаю супругу с кушетки, прижимаю к себе и принимаюсь целовать, не стесняясь находящихся рядом детей. В высокий лоб, раньше времени отмеченный следами вертикальных складок. В виски, под которыми отчетливо бьются теплые венки. В густые брови, не желающие давать хозяйке покоя. Во впалые щеки, по которым текут солоноватые слезы. И во влажные губы, податливо расступающиеся под напором моего языка. Таким образом мы без слов объясняемся друг с другом за случившееся на носу лодки. И, надеюсь, закрываем эту тему навсегда…

— Папа! — вдруг слышится настойчивый возглас старшей дочери.

— Что? — с неохотой отрываюсь я от губ супруги и смотрю на озабоченное личико девочки, которая за то время, пока мы были заняты супружескими ласками, спустилась по ступенькам вниз в коридор левой палубы, и теперь подозрительно смотрит в сторону четвертой каюты.

— Папа! Почему здесь пахнет кислым? Как раньше, в нашем старом домике…? — изумленным голоском спрашивает она…

— Убери его отсюда! — визгливо кричит супруга, выбежав на заднюю палубу и выволочив за собой растерянных девочек.

— Я не смогу этого сделать. Послушай…, он….- пытаюсь объяснить ситуацию я, но супруга не желает слушать, а лишь продолжает обрушивать на меня сплошной поток возмущения.

— Как ты мог?!! Ты знал, что один из них тут. Вместе с нами на яхте. И спокойно ходил…, - перебивает она, стреляя в меня потемневшими от злости глазами и брызжа слюной из исказившегося гримасой ненависти рта. Тем самым без следа разрушив наше с ней любовное настроение, которое объединяло нас совсем недавно, до того момента, как старшая дочь вскрыла мою тайну о «сидельце» из четвёртой каюты.

— Послушай, если ты освободишь на время звуковые частоты и перестанешь орать, то я смогу тебе объяснить в чем дело…, - теряя терпение, старательно выговаривая гласные, менторским тоном выдавливаю из себя я, нависнув над субтильной супругой своим высоким и массивным телом.

— Что ты собираешься мне объяснять? Что тут можно объяснять? Все же понятно. На яхте один из них! Один из тех тварей! Если он нападет, то что мы будем делать? Что ТЫ будешь делать с этим? Будешь с ним драться на кулаках? Или заставишь меня с детьми прыгнуть за борт и плыть к берегу? Да? Да?! Да?!! Что ты за человек такой?!! Ты — просто тупой бесполезный кусок говна, а не человек! Еще и слабак, в придачу!!! — продолжает истерично вопить она, дрожа всем телом и не обращая внимания на упавшую на глаза прядь волос.

— Не нужно меня оскорблять. Это лишнее. Я понимаю, ты сейчас на эмоциях. Но все же, не нужно говорить мне того, о чём потом пожалеешь. Я этого не заслужил. Ты знаешь, как много я сделал для вас…, - с холодной, едва удерживаемой твердостью в голосе, пытаюсь защищаться я.

— Для нас? — издевательски усмехается она, — как много ты сделал для нас? Ооо… Может нам тебе в колени упасть, биться лбом и благодарить за твои великие свершения? К примеру, за то, что устроил нам феерический «зведец», в котором мы живем последние несколько месяцев? Ты же нас чуть не убил своей тупостью. Заставил окопаться в нашей квартире, когда началось заражение, хотя знал обо всё заранее и мог придумать варианты намного лучше. А что было потом? А? Только вспомни! Хотя мне страшно даже вспоминать. Как мы ползли через чужие вонючие квартиры! А подъезд? Где мы чуть не погибли? И чертов продуктовый магазин!!! Это ты во всем виноват. Все ты! И теперь не смей утверждать, что ты много для нас сделал. Ты нас чуть не убил, гадина! Понял? Повторю еще раз. Послушай меня, тупой идиот. Мы выжили не потому, что ты такой крутой и смог спасти нас. А потому что таким сказочным дуракам, как ты, везет!!! Заруби у себя на носу! Ты ничего не сделал для нас. А если и сделал — то для себя! Чтобы спасти свою жирную вонючую задницу!!!

Зеленея от негодования, глубоко оскорбленный обидными словами супруги, я хватаю её за запястья рук и начинаю сжимать, вкладывая в усилие всю клокотавшую во мне ярость.

— Пусти меня! — визжит она, безуспешно вырываясь из моей хватки.

А в моей груди, тяжело вздымающейся от учащенного дыхания, борется с трудом преодолимое желание со всех сил долбануть голову супруги об столешницу, чтобы всмятку размазать лицо, заставив тем самым сожалеть о сказанном и, наконец, заткнутся.

— Какая же ты тварь…, - цежу сквозь зубы я, цепляясь за остатки благоразумия, помня о том, что супруга беременна и, вероятно, находится во власти бушующих гормонов. Однако, как бы я не сдерживался, мои глаза застилаются белой пеленой от нахлынувшего бешенства, а мышцы рук сжимаются в спазмах, готовясь совершить насилие над обидчицей, для того, чтобы выпустить наружу мучительное давление из перегруженной напряжением нервной системы.