Тафгай 2 (СИ) - Порошин Влад

— Тут мальчик потерялся, кажись вашинский, — зло улыбнулся я. — Бойкий мальчишка, вы за ним присматривайте, и ещё на досуге почитайте ему Володю Маяковского «Что такое хорошо, а что такое плохо?».

После тяжелейшего выездного турне в Москву и Челябинск во вторник 2 ноября в своей комнате на базе «Зелёный город» хотелось как можно больше поваляться в кровати и поспать. Но и Женьку, по которой соскучился, тоже обнять хотелось. И разрываясь между двух огней, расслабляющим сном и прекрасной симпатичной девушкой, я выбрал третье — кормёжку заскучавших по мне котов, перед тем как съездить на тренировку группы фигуристов, где занималась моя девушка. Кстати домики хвостатых разбойников мы уже перенесли в различные жилые корпуса. Например, в моём корпусе установили сразу три кошачьих жилища. В одном из них только почуяв мой запах, громче всех замяукал и довольно заурчал Фокс, большой и черный как смоль котяра.

— Всё, обжорная команда, следующая кормёжка вечером, — я отряхнул брюки своего нового костюма от кусочков кошачьей шерсти. — А то, пока вы здесь сытые дрыхните, мыши совсем страх потеряли. Как сказал Ленин: «Кто не охотится, тот не ест». Ясно?

На улице при температуре в ноль градусов Цельсия я минут пять прогревал свою боевую колесницу с гордым именем «Победа». Ладно, хоть она завелась с третьего раза. Интересно, как я на этом антиквариате буду передвигаться зимой? Наверное, никак. И выбор у меня оставался небольшой — либо запрягать в неё тройку вороных лошадей, либо искать тёплый гараж.

Во дворце спорта «Торпедо», по нам, хоккеистам, и в частности по мне тоже соскучились. Сначала вахтёр долго жал руку за хорошую игру, затем долго ругалась вредная техничка, за то, что я натоптал в коридоре пол своими грязными ножищами, а потом с громким визгом меня встретила вся старшая группа лучших горьковских фигуристок. И отдельно на мне немного повисела Женька. Приятно приезжать домой.

— Я смотрю, Людмила Максимовна «удочкой» моей вы не пользуетесь, — покивал я главному тренеру фигуристых девчонок на то, что такой ценный реквизит пролёживает без дела за хоккейным бортом.

— А у меня спина не железная, чтобы взрослых девок на «удочке» таскать, — не глядя на меня ответила тренерша. — Смирнова, куда, твою за ногу, едешь?! Корпусом работай, твою так! Ребро держи!

В это время на катке все одиннадцать воспитанниц Людмилы Максимовны чертили коньками какие-то заковыристые фигуры. «Упражнение наверно на координацию движений», — подумал я и снова обратился к главной тренерше:

— Давайте пока у меня сегодня выходной, я удочку потаскаю. Чего они ерундой занимаются, когда на носу чемпионат СССР и Олимпийские игры. Нужно же программы накатывать, а не эти восьмёрки нарезать.

Женщина, посмотрев на меня, как на врага всего прогрессивного фигурного катания, спросила:

— Ты вообще фигурное катание, когда в последний раз смотрел?

— В нулевые и десятые, но не часто, — ляпнул я. — То есть очень давно. Я даже пару раз ездил на… В общем, кхе. Живьём видел выступление лучших спортсменов и спортсменок.

— Обязательные фигуры — это важная часть соревновательной программы, — объяснила мне, дилетанту, прописные истины Людмила Максимовна. — Ладно, девочки, закончили! — Главная тренерша пару раз хлопнула в ладоши. — Сейчас товарищ Тафгаев специально для вас будет таскать «удочку». Соколова Женя, ты первая.

«Напросился», — ругал я себя, катаясь пока в новых брюках и мокрой от пота майке уже целый час с «удочкой». Девчонки, конечно, весили немного максимум килограммов сорок, но десять минут с одной, десять с другой, так и без спины остаться можно! Оказывается, подотстал я от «современности», сейчас в 1971 году соревнованиях одиночников состояли всего из двух видов — это обязательные фигуры и произвольная программа, где больше одного тройного прыжка никто не делал. И лидером сейчас мирового фигурного катания является какая-то Шуба из Австрии, которая и прыгать-то не умеет.

— Значит, слушай сюда! — Гаркнул я на одиночниц, стирая с лица пот. — Каждая из вас на России, то есть на чемпионате СССР, должна вставить в произволку по три тройных прыжка! Тулуп, сальхов и лутц… Хотя… — Я посмотрел внимательно на ноги девчонок, которые были в большинстве своём «иксиком» и решение поменял. — Не лутц, а флип. Запомнили? Поехали по второму кругу! Сейчас все будем прыгать тройной флип, так его за ногу! И чтобы никакие Шубы из Австрии больше нас не побеждали!

На исходе второго часа, когда тренировка неутомимых фигуристок закончилась, и началось следующее занятие юных звонкоголосых хоккеистов, я лежал пластом прямо на зрительских сиденьях.

— Иван, может, ты и завтра на тренировку придёшь? — Спросила безжалостная главная тренер Людмила Максимовна.

— Максимовна, не суетись, — пробормотал я, тяжело дыша. — Нужен чёткий план. Первое — отобрать двух самых способных к прыжкам девчонок, и все усилия направить на них. Второе — у нас в Горьком много бывших хоккеистов, все они здоровые мужики, их нужно срочно привлечь. И третье — дайте помереть спокойно, человеку!

— Пирожки домашние будешь? — Улыбнулась Людмила Максимовна.

— С ядом? Тогда нет, — улыбнулся я, с трудом поднимаясь со зрительских мест.

В тот же день примерно в пять часов вечера начальник команды Иосиф Шапиро потребовал моего непременного присутствия на встрече с художником-модельером из Горьковского Дома моделей. На мои вялые попытки увильнуть от ещё одной поездки с базы в город, чтобы уединиться, наконец, со своей ненаглядной фигуристкой, Шапиро приговаривал:

— Давай, давай, чтоб потом было без нареканий. Ты же первый заявишь, что наша хоккейная форма, как из музея крестьянского быта времён крепостного права. Давай, давай.

Пришлось под напором Иосифа Львовича перенести часы блаженного уединения на более поздний срок, ведь форму хоккейной команде давно и решительно требовалось поменять, потому что выглядели мы в ней, как охламоны из «Республики ШКИД».

Современное пятиэтажное здание с большими панорамными окнами, где «ковалась горьковская броня» мощной советской моды, находилось на улице Маяковского 13, недалеко от набережной реки Волги. Добрались мы сюда, где-то минут за тридцать, так как пробки на дорогах ещё не стали печальной реальностью. А внутри нас встретили и проводили в просторный кабинет на третьем этаже.

Среди разных кусков ткани, десятков бумажных эскизов, рассыпанных по столу карандашей, линеек и разных размеров лекал сидел невысокий пожилой мужчина характерной еврейской наружности. «Ну что ж, евреи — люди деловые, хваткие, хоть и хитрые. Значит, сработаемся», — подумал я.

— Иван, познакомься. Это мой хороший друг Самуил Абрамович. — Представил меня модельеру начальник команды. — Между прочим, лауреат всесоюзных конкурсов.

— Очень приятно, — поздоровался я. — Вы спортом увлекаетесь?

— Каким? — Сморщился модельер.

— Метанием ядра, штангой, скачками на колесницах, — я краем глаза посмотрел на рисунки будущей, кажется, детской коллекции одежды. — Вижу по лицу, что вы потомственный троеборец. Целых три раза ещё школьником боролись за гаражами. Так?

— И что ж вы этим хотите сказать? — Обиделся задетый за живое Самуил Абрамович, которого наверняка, как самого слабого поколачивали во дворе. — Вам, молодой человек, нужен спортсмен или портной. Йося какого ты ко мне привёл? — Обратился он к нашему начальнику команды.

— Тафгай Иванович, ну, в самом деле, давайте не будем портить отношения, — затараторил Иосиф Львович.

— Спокойно товарищи «цеховики» не на «Привозе», — я поднял руку раскрытой ладонью вверх. — Мы сейчас с вами решаем вопрос наисерьезнейший, коммерческий. Вот это годится. — Я ткнул пальцем в эскиз модельера, где была изображена оранжевая футболка с тёмно-синими полосками, с длинным рукавом и с большим рисунком морды кота в районе солнечного сплетения. — Хоккейная форма должна быть яркой и с большим потенциалом для будущих ежегодно растущих продаж.