Варианты будущего (СИ) - Симоненко Юрий

— Давай уже, Исидор, жми «применить»! — сказал златокудрый юноша в белых одеждах. — Ещё увидимся!

И я нажал.

Я открыл глаза.

Кровать. Белые простыни. Белая просторная комната с окном во всю стену, за которым — сад. Снаружи весна: яблони в молодых листочках за окном усыпаны белыми и розоватыми цветами. С ветки на ветку перелетают жирные, прямо-таки упитанные пчелы: да и листья на яблонях, и цветы — крупные, и сами ветки деревьев… Странно… На стекло снаружи сел огромный шмель.

— Нравится? — произнёс голос рядом.

Вид за окном так приковал моё внимание, что я даже не заметил, что в комнате был человек. Женщина. Молодая, красивая и… черная как сама ночь, как самый черный уголь. Глаза её были кари, а волосы — прямы и русы и заплетены в толстую косу, лежавшую у неё на плече. На ней было белоснежное платье без рукавов и простого кроя, чуть ниже колен, а на ногах — сандалии, на манер греческих. Женщина приветливо смотрела на меня без малейшей тени кокетства или намека на что-то неприличное. Так смотрит сердечный друг, готовый протянуть руку помощи и разделить невзгоды. Под этим взглядом я ощутил теплоту и покой; взгляд говорил: Исидор, я знаю твою историю; не беспокойся, ты в кругу друзей, всё будет хорошо.

— Нравится, — сказал я. — Вот только они, — я кивнул на окно, — такие… большие…

— Это потому, что ты маленький, — ответила женщина. — Мы с тобой ростом — в полметра. Это удобно, когда население одной только Земли — сто двадцать миллиардов… Кстати, я Марина.

Я немного опешил от услышанного, и некоторое время смотрел на неё, пытаясь собраться с мыслями. Наконец, когда пауза уже слишком затянулась, я произнёс первое, что показалось мне уместным в сложившейся ситуации:

— Рад знакомству, Марина!

Тут я спохватился: а одет ли я? Я быстро сунул руку под простыню, которой был накрыт, и обнаружил на себе нечто вроде пижамы. Женщина явно поняла причину моего беспокойства и улыбнулась, обнажив ровный ряд аккуратных белых зубов под слишком тонкой для негров верхней губой. Тогда я откинул простыню и встал с кровати. Изучив быстрым взглядом свой костюм, — я был одет в свободные кремовые брюки и такую же рубаху, — я представился:

— Исидор… граф… бывший…

— Очень приятно, Исидор, — Марина деловито подала руку для пожатия. — Идём, — сказала она, указав взглядом на дверь напротив окна, — тут есть гардероб. Оденем тебя во что-нибудь более подходящее, а потом я покажу тебе мир.

Мир в тридцать втором веке не был похож на тот, привычный мне мир века восемнадцатого, в котором я когда-то жил, в котором был женат, был отцом, дедом, в котором ранее сам был молодым человеком, юношей, мальчиком. Этот мир был далёк от мира моего времени. Более далёк, чем Петербург (тот, мой Петербург) был далёк от той африканской деревни, что показал мне Илья в симуляции.

Люди в этом мире будущего давно не жили в городах, в привычном для меня понимании этого слова. Города теперь представляли собой одиноко стоящие среди лесов и рощ башни, до пятисот метров в высоту. Благодаря невысокому росту теперешних людей, каждая такая башня имела до четырёхсот этажей или уровней, на каждом из которых свободно размещалось и проживало население большой деревни (а-то и нескольких), если брать для сравнения русскую деревню моего века. Кроме того, часть населения жила вне городов — в местах, подобных тому, где я пришёл в себя, и откуда начался мой путь в этом новом для меня мире в сопровождении волонтера Марины, с которой мы очень скоро стали добрыми друзьями.

Кстати, о Марине. Моя адаптация в истинном мире заняла немного времени — всего около месяца. Уже через неделю Марина открыла мне доступ в Сеть и предоставила относительную свободу перемещения (с условием, что я буду ставить её в известность касательно моих перемещений и не стану покидать евразийский континент). О том, чтобы покидать Землю, конечно, не могло быть и речи. Мы не надоедали друг другу, и это обстоятельство только способствовало нашей с ней дружбе (именно дружбе, так как, как мне стало вскоре известно, Марина была замужем; её супруг был в это время в научной экспедиции в поясе астероидов Койпера). Я путешествовал из города в город, встречался с людьми из разных веков и состояний, знакомился с удивительным миром Земли будущего. Раз в день или два мои и Маринины пути сходились, мы проводили какое-то время вместе и снова разъезжались, оставаясь на связи через Сеть. Так что, спустя месяц, я уже был вполне современным человеком. Место графа Исидора Обломского занял Иззи Блом, землянин, воскрешенный, полноценный резидент Солнечной Системы. Подтвердив мой гражданский статус, Марина попрощалась со мной и улетела на Венеру, где жила её сестра, оставив на прощанье приват-иконку (имеется в виду не миниатюрное изображение церковного святого, а программный код, с помощью которого можно связаться с человеком в любое время и из любого места — знак особой близости, какая в моё время бывала между членами одной семьи и лучшими друзьями).

Теперь на Земле живет лишь двадцатая часть от всего Человечества. Теперь люди живут повсюду — на Луне, Марсе, Венере, Меркурии, на спутниках Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна, на астероидах, на маленьких планетах и далеко в космосе, в Оортовом Облаке, среди ледяных глыб и подобных горам камней, откуда Солнце едва отличается размером от прочих звёзд. И бóльшая часть этих людей — воскрешённые.

Вскоре я встретил моих родных и близких, которых тоже воскресили, чуть раньше, чем меня…

(Армия машин-сканнеров движется из настоящего в прошлое, и получается, что тех, кто умерли позже меня, отсканировали раньше, а тех, кто — раньше меня или до моего рождения, тех отсканировали позже. Это, конечно, незначительно, если учитывать то, в каком веке сейчас сканирующая армия, но существует очередь. То, что просканированы умершие до второго века нашей эры, не значит, что все они воскрешены. Кого-то, конечно, возвращают вне очереди… — к примеру, тех же Иисуса с Мухаммедом, Леонардо или Шекспира, за скорое воскрешение которых высказались миллиарды, — но большинство ждёт своего часа в базе данных.)

…Кого-то, как например, Наташу, мою бывшую супругу, старшую дочь Лидию, и некоторых из служивших нашей семье (теперь, в этом новом мире, уже нет знати и слуг и все равны), я встретил лично. Других — в Солнечной Сети. Оказалось, что мой старший сын, Григорий, теперь был на Обероне, средний, Андрей — на Меркурии, а младший, Иван — недоступен для контакта, так как покинул Солнечную Систему в качестве посланника к другой звезде.

Своих отца и мать я смог увидеть только спустя два года, когда подошла их очередь. Их же родителей я уже не стал дожидаться…

Семь лет. Именно на столько меня хватило. Я объездил всю Землю (пневмопоезда — самый распространенный и доступный вид транспорта в Колыбели Человечества и не только), облетел все внутренние планеты, побывал на станции Фаэтон в Поясе Астероидов и на Каллисто Юпитера. Когда же не осталось ничего, что могло бы меня удивить или овладеть мной, как это бывает с исследователями (миры Солнечной Системы уже были вполне познаны до моего воскрешения), я стал всё чаще размышлять о выборе моего сына Ивана.

Выбранный Иваном путь представлялся мне единственным, доступным человеку будущего средством превозмочь скуку и апатию к жизни. В мире, где всё доступно всем, где все тайны раскрыты, а подвиги безопасны, жить скучно. Именно поэтому в последние десятилетия становилось всё больше таких, как мой Иван — людей, выбравших тысячелетия одиночества в межзвёздной пустоте и неизвестность. И я в последние два года всё чаще думал о том, чтобы отправиться к звёздам.

Наконец я решился.

Моё тело — пусть и кибернетическое, способное менять внешние черты и подолгу обходиться без пищи и переносить космическую радиацию при межпланетных перелётах — мало подходило для странствия. Как и другим странникам, мне пришлось отказаться от него и переместиться в новое.