Голод (СИ) - Вазанов Максим Викторович

В дальнем углу камбуза что-то было. Слова и знаки теперь здесь были бессмысленны. Все находившиеся здесь люди и так все поняли. Двигаться было нельзя — терпение и осторожность сейчас стоили слишком дорого.

Стон человека мгновенно разрушил тишину. Прошло еще лишь мгновение, стон повторился. Опомнившись, мужчина со шрамом и товарищи включили фонарики, направив лучи света туда, откуда донесся этот стон.

Навалившись на лежащего швейцарца, незнакомец прижимал его к полу. Не тратя время на раздумья, блондин вскочил и рванулся вперед. Немного замешкав, другие мужчины последовали его примеру.

«Болванчик» выдержал сильный, но неточный удар, пришедшийся ему по темени. Он лишь немного ослабил хватку. Толкнув его ногой в грудь, блондин повалил незнакомца на пол. Ослепленный светом фонариков, болванчик отошел к стене. Переглянувшись, мужчины наступали на него, пытаясь оттеснить незнакомца в противоположную часть камбуза.

Болванчик хрипло рыдал. Осторожность уступила место любопытству, и Островитянин с интересом рассматривал незнакомца. Желтовато-серая кожа была покрыта темными пятнами. Язв было не так много. Но инфекция проела плоть на левой скуле. Там, обнажив кость, кожа и мышцы превратились в бурую труху, отделенную от здоровой плоти отвратительной кровавой кашицей. Болезнь исказила рот незнакомца, превратив его лицо в жуткую маску. Сейчас, заревев еще громче, мотая плешивой головой, он напоминал неудачную пародию на человек.

Болванчик отступал вглубь помещения. Но очередная ошибка стоила мужчинам новых потерь. Загнанный в угол незнакомец рванулся вперед.

Повалив на пол Геннадия, потоптавшись по нему грубыми подошвами своей обуви, болванчик двинулся напролом. От боли в животе у Гены потемнело в глазах. Откинув в сторону свой металлический прут, мужчина тихо стонал. Но ему повезло — жертвой болванчик стал латиноамериканец.

Извиваясь на полу, парень кричал. Но прошло несколько секунд, и болванчик вновь был повален на пол. Теперь Николай и его товарищ не собирались вновь упустить шанс. Первый удар пришелся по левой глазнице болванчика, превратив ее в бесформенное кровавое месиво. А второй удар пробил его правую глазницу. Незнакомец все еще был жив, и его противники не собирались оставлять ему лишний шанс. Удары повторились еще полтора десятка раз, прежде чем мужчины остановились.

Отвлекшись от них, Островитянин бросил взгляд в сторону швейцарца. В руке у седоволосого мужчины блестело подобие бритвы. Приблизившись к латиноамериканцу, германец наклонился над ним. Зубы болванчика обезобразили лицо парня: кончик носа был отгрызен. А нижняя губа неровным лоскутом свисала с подбородка, обнажая его передние зубы. Парень впал в шок — тяжело дыша, он тихо что-то шептал.

Обойдя раненого сзади, сев на корточки у его головы, швейцарец резко провел лезвием по шее латиноамериканца. Крупные сосуды были теперь глубоко рассечены — жизнь покидала тело парня.

Блондин и его товарищ уже успели добить болванчика. Теперь, с каким-то странным спокойствием, они молча наблюдали за немцем. Перехватив взгляд Николая, мужчина расстегнул рубашку. Подсветив, он молча указал на неровные линии следов на груди. Зубы болванчика до крови прокусили его кожу. Пути назад не было — швейцарец был заражен.

Выставив руки вперед, крепко удерживая осколок металла, он прицелился. Глубоко вдохнув, он вонзил клинок в шею. Казалось, мужчина промахнулся, не задел крупные сосуды. Но он еще несколько раз провернул осколок металла. А затем, собравшись с силами, рванул его в сторону.

Люди молчали. Расположившись полукругом, они спокойно наблюдали за смертью своего товарища. Казалось, они впали в ступор. В ступор, подобный тому, в котором нередко пребывают сами «болванчики». Лишь азиатка неожиданно подсуетилась. Приблизившись к умирающему немцу, она попыталась разжать его пальцы. Хватка была крепкой, и усилия могли показаться бесплодными. Но удача улыбнулась черноглазой девушке. Умирая, швейцарец разжал пальцы, выпустив осколок металла из рук.

Подхватив это скромное подобие лезвия, она расплылась в жутковатой ухмылке. Еще одной островной крысе повезло в поисках. Вытерев лезвие о свою грязновато-серую, некогда белую, майку, она с удовлетворенной улыбкой крутила свою новую игрушку в руках.

— Мне оно больше пригодится, — без права на отказ, произнес блондин, а затем резким рывком выхватил осколок металла из рук азиатки.

— Что это такое? — полюбопытствовал Островитянин, наблюдая за тем, как человек со шрамом ловко управлялся с этой пародией на нож.

Злорадно ухмыльнувшись, блондин промолчал. Но ответ, верно, и так был очевидным. Швейцарец убил себя осколком лезвия кухонного слайсера. На станции не было ни ножей, ни чего-либо подобного. Так что, оружие ушедшего в небытие немца казалось сейчас достойной вещью.

— Почему он это сделал? Он и та… Анна? — обратившись к тезке, тихо спросил Островитянин.

— Нам помочь хотели, — развел руками собеседник. — И она, и он… многих, в общем, они повидали.

— Кого повидали? — с любопытством спросил Коля.

— Людей, зараженных, — на мгновение замешкав, ответил его тезка.

— Собираем все, что есть — и на восьмой, — тем временем, громко объявил блондин.

— Да ну, — изумился Гена. — Ты чего, Слав?

— Все будет хорошо, — не тратя время на раздумья, спокойно ответил его собеседник.

— Там же болванчиков полно.

— Ты не прав, — столь же уверенным тоном ответил блондин. — Позавчера с немцем туда лазил — тогда там еще две девицы околачивались, и парняга с ними, один.

— Ну так а…

— Хочешь — сиди здесь, — резким тоном отрезал человек со шрамом.

— Если внизу еще остались болванчики, то они придут на запах крови, — шепотом пояснил Николай.

— На запах? — задумавшись, переспросил Островитянин.

— Ага.

— Значит, эти «люди» друг друга не жрут?

— Своих они по запаху определяют. У них он совершенно иной. Этот вирус изменяет химический состав крови и выделений. И кожа приобретает запах… «специфический», так сказать.

— А почему вирус? Почему ты так уверен? — спросил обитатель Острова, вытянув из шкафчика чью-то одежду.

— Что ж еще, — с улыбкой развел руками Николай. — Я видел, как все это начиналось. Те, кого поранили люди с «десятки», через десять-пятнадцать… максимум, через двадцать часов изменились. Эти люди становились такими же — безмозглыми неуклюжими мешками с дерьмом… «вирус», «грибковая инфекция» — какая разница… — сделав небольшую паузу, он сразу же продолжил. — Первые несколько дней никто ничего не мог понять. Зараженных людей с каждым часом становилось все больше, — вздохнув, он на мгновение задумался. — А руководство станции приняло простое, но неверное решение. Так был объявлен карантин. К тому времени от четырехсот человек не больше половины осталось… Остальные в «болванчиков» успели превратиться. Или, просто, были убиты.

Внимательно слушая своего собеседника, Островитянин молча кивнул в ответ.

— Потом, сам видишь, отключили электричество, — развел руками Николай. — Лифты еще сутки должны были проработать после этого, но их тоже сразу отключили.

— А люди? — с едва прикрытым интересом переспросил Икя.

— А что, «люди»? — усмехнулся его собеседник. — Сначала, изолировали нас в наших же жилых блоках… Вроде как, «для нашей же безопасности». И ведь, между прочим, эти жилые блоки и стали ловушками для людей. Где болванчиков был побольше, они людей и погрызли. Где болванчиков было совсем мало, как у нас в блоке, мы их покоцали немного… старались, в общем.

Выслушав собеседника, Островитянин кивнул.

— Ты свой фонарик тогда потерял? — неожиданно спросил Николай.

— Ну… он упал куда-то, — задумавшись, ответил его собеседник.

— Держись тогда поближе ко мне. Будет у нас один фонарик на двоих, — с добродушной улыбкой произнес его тезка.

Выбираясь из трубы, русоволосый здоровяк задел легкий металлический столик. Зацепившись за резко очерченный край, на пол полетела маленькая сумка — одна из тех, что служит осторожным предусмотрительным туристам. Николай носил это небольшое вместилище для денег и документов, накинув на шею, свесив на живот. Не выдержав нагрузки, шнурок разорвался.