Павел Корнев - Бессердечный

Мое имя в передовице не упоминалось.

– Потрясающе, просто потрясающе! – бормотал себе под нос Александр Дьяк, изучая мои заметки. – Здесь есть над чем подумать.

– Боюсь, оборотни в Новом Вавилоне – гости нечастые, – улыбнулся я.

– Мир не ограничен одним лишь Новым Вавилоном, – пожал плечами изобретатель, свернул листок и спрятал его в карман сюртука. – Как трость?

– Выше всяких похвал, – ответил я, нисколько не преувеличивая, – но у меня к вам новая просьба научно-прикладного характера.

– Очень интересно, – заинтересовался Александр Дьяк. – Что на этот раз?

– Огонь, – сообщил я. – Нужен компактный источник мощного пламени.

– Огнемет? – удивился изобретатель. – Леопольд Борисович, вам понадобился огнемет?

– Огнемет у меня есть, – с усмешкой признался я, – но он слишком громоздок и не слишком удобен в переноске…

– Рассказывайте, – махнул рукой изобретатель. – Помогу, чем смогу.

И я рассказал о странном душителе, его тенях и страхе перед огнем. Не стал уточнять лишь, где именно мы схлестнулись и почему опасаюсь повстречаться с ним вновь.

А я и в самом деле опасался. Страх – это оружие, страх убивает, но есть вещи несравненно более смертоносные. К примеру, темные чары. Один раз малефик сбежал от огня, но больше этот фокус не сработает, только попробую – и он попросту оторвет мне голову. С существом, способным перехватить пулю десятого калибра, шутки плохи.

– Ну и задачку вы задали! – покачал головой Александр Дьяк. – С устройством огнемета я знаком, там нет ничего сложного, но огнемет компактный и пригодный для переноски…

– Знаю, – кивнул я, – это непросто….

– Баллон с огнесмесью, баллон со сжатым азотом, брандспойт, – начал перечислять изобретатель.

– Не нужен полноценный огнемет, – вновь напомнил я. – Достаточно будет чего-то на самый крайний случай, на один раз!

– Одноразовый огнемет? – задумался Александр Дьяк. – Да уж, Леопольд Борисович, с вами не соскучишься!

В этот момент в лавку вошла пара студентов, и я поспешил откланяться.

– Загляните ко мне завтра в это же время, – попросил изобретатель и отошел к покупателям: – Чего изволите, молодые люди?

Я вышел на улицу, купил свежий номер «Атлантического телеграфа» и отправился на площадь императора Климента своим ходом, не став тратиться на извозчика.

Недавняя непогода пошла городу на пользу. Ливень смыл пыль и сажу, свежий ветер разогнал смог и дым печных труб, а лужи и многочисленные ручьи подсыхали на глазах. Сильно парило, на горизонте клубились новые тучки, темные и недобрые.

Непогода грозила вернуться, но пока на небе сияло солнце, горожане гуляли по бульварам и скверам, сидели на открытых верандах кафе, разглядывали сверкавшие свежевымытым стеклом витрины дорогих магазинов.

На площади императора Климента и вовсе шла демонстрация суфражисток. Полтора десятка дамочек потрясали плакатами с призывами к равноправию; любопытствующих зевак, газетчиков и полицейских собралось несравненно больше. Я спокойно обошел толпу стороной.

Спокойно – да. Пусть на площади имела обыкновение собираться публика состоятельная и щеголеватая, но я больше не чувствовал себя здесь бедным родственником. Модный костюм ничем не уступал нарядам богатых бездельников, а поношенные туфли так сверкали свежей ваксой, что, казалось, были приобретены в одной из местных лавок не далее как пять минут назад.

В отель «Бенджамин Франклин» я вошел с уверенным видом победителя, небрежно кивнул портье и объявил:

– Виконт Крус к господину Витштейну.

– Одну минуту. – Служащий отеля сверился со списком, сделал звонок и указал на лифт. – Вас ожидают, виконт.

Авраам Витштейн вышел в холл императорских апартаментов с покрасневшей от недавнего бритья кожей. На журнальном столике лежала стопка свежей прессы, сверху я заметил утренний номер «Атлантического телеграфа».

Мог бы и не покупать…

– Виконт! – улыбнулся иудей. – Так понимаю, на этот раз вы принесли добрые вести?

Я выложил на стол деформированную пулю десятого калибра, которую выковырял из стены опиумной курильни, и подтвердил:

– Новости даже лучше, чем вы полагаете.

– Что это? – насторожился банкир, разглядывая смятый свинцовый шарик с порванной алюминиевой рубашкой.

– Это пуля, которая поразила Прокруста, – сообщил я. – Это безжалостное чудовище долгие годы считалось неуловимым, но, когда оно погубило Исаака Левинсона и его семью, некий частный сыщик по поручению Банкирского дома Витштейна выследил тварь и отправил в преисподнюю. Господин Витштейн, надеюсь, вы ничего не имеете против этой версии? Именно ее я изложил полиции.

Иудей взял пулю, повертел ее в пальцах, поставил обратно и поджал губы.

– Вас настоятельно просили впредь не ссылаться на наше предприятие…

– Вам больше нравится история, в которой частный сыщик убивает заезжего оборотня, невесть с чего взъевшегося на ваше предприятие?

Банкир обдумал мои слова и махнул рукой:

– Виконт, не обращайте внимания на мое брюзжание, вы все сделали правильно. Из полиции уже звонили касательно совпадения укусов, поэтому я немедленно распоряжусь о выплате вам трех тысяч франков…

– Пяти.

Авраам Витштейн улыбнулся:

– Дорогой Леопольд, если мне не изменяет память, за мертвого убийцу вам было обещано три тысячи франков.

– Господин Витштейн! – в свою очередь расплылся я в улыбке, ничуть не менее фальшивой. – Разве можно сравнивать банального оборотня и самого Прокруста? Весь город гудит, ваше предприятие на слуху…

– Мы не гонимся за известностью!

– Все верно, но посудите сами: кто в здравом уме решится напасть на банк, который нашел управу на самую страшную легенду этого города?

– Не самую страшную, – поправил меня банкир. – Далеко не самую.

– Хорошо – самую страшную легенду последних лет, – согласился я. – Разве вам это не интересно?

– Пять тысяч?

– Пять тысяч.

– И все? Никаких ежемесячных платежей?

– Шантаж глубоко противен моей натуре, – уверил я иудея. – Если вы не оцениваете мои усилия в пять тысяч, что ж, платите три. Оставшиеся две тысячи я компенсирую дешевой известностью, к которой вы не стремитесь. Заявление о том, что убит не Прокруст, а безызвестный выходец из Нового Света, станет сенсацией, уверяю вас! Клиенты ко мне в очередь не выстроятся, зато я расскажу чистую правду, и ничего, кроме правды.

– Но куда приятней для самолюбия войти в историю как убийца Прокруста, не так ли? – усмехнулся Авраам Витштейн.