Владимир Михайлов - 2012

– С прибытием, Сергей Викторович, – сказал Курилов. – Как долетел? Не растрясли?

– Благодарю, Артём Петрович, всё в норме. Вертолётов не боюсь – я же кандидатом в президенты не выступал.

– Разрешите доложить?

– Артём Петрович! Я ведь не зря к обеду подгадал.

– Понял. Прошу в машину.

Когда событие, которого ждёшь давно и нетерпеливо, вдруг не медленно, постепенно, а сразу, неимоверным скачком приближается вплотную, вдруг возникают сомнения: да произойдёт ли оно на самом деле? Чем меньше остаётся до него недель, дней, часов, тем крепче становится вероятность того, что – не случится. Пустой слух. Не допустят. Что-нибудь да придумают.

И когда этот день наконец наступил, зэка Котовский предпочёл о нём просто-напросто забыть. Сказал себе: не надо ждать перемен к лучшему.

«Не жди, не бойся, не проси». Конституция в шести словах. Или «не верь»?

Так что он по-настоящему удивился, когда его сняли с работы и объявили: вследствие пересмотра его дела Верховным судом по надзорному протесту Генпрокуратуры, срок ему сокращён (более на сон похоже, чем на явь), и вследствие истечения вновь определённого срока он освобождается. Вчистую.

Впрочем, и объявили ему это как-то неуверенно, словно бы с запинкой. Так сказали, как будто каждую секунду ждали, что кто-то рыкнет: «Отставить!» Но ничего такого не прозвучало, всё произнесли до конца, потом возникла какая-то нелепая пауза, Котовский понимал, что надо вежливо и спокойно поблагодарить и дальше действовать по установленному порядку – но на какие-то секунды голова совершенно опустела, мысли стёрлись. И не войди в это время пропущенный на этот раз без задержки Каплин, адвокат, Котовский, скорее всего, не сразу пришёл бы в себя. Но тут адвокат привычно взял всё на себя, и действия потекли нормальным порядком. Вещи, документы, прощание с сокамерниками в цеху… С адвокатом удалось обмениваться лишь какими-то обрывками слов:

– Рая не приехала, надеюсь?

– С трудом отговорили. Ждёт вас дома.

– Хотелось бы обойтись без пресс-конференции.

– За воротами только один журналист. Остальным убедительно посоветовали не путаться под ногами.

– Как поедем? Полетим?

– Надо обсудить. Пока – машина до городка. Номер заказали на всякий случай. Там сейчас Татьяна.

Татьяной звали здешнего адвоката.

– Не хотелось бы задерживаться.

– Никому не хочется. Но излишне торопиться тоже не следует, поверьте. День или два на фоне прошедших лет – не так уж много.

– Ну, что же – я привык на вас полагаться.

Ворота колонии вдруг оказались страшно далеко – хотя на деле, разумеется, оставались на обычном своём месте. Когда калитка за спиной затворилась (после обычных слов прощания; слух невольно искал не в словах, а в интонациях надзирательской братии какой-то иронии, что ли, но ничего такого не уловил), встречавший журналист с любительской камерой наизготовку после поздравления задал лишь пару вопросов – понимал, что сейчас освобождённому не до многословия:

– Ваши планы на ближайшее будущее?

– Увидеться с семьёй.

– В чём вы видите своё будущее: в бизнесе? В политике?

– В жизни. Точнее пока не могу сказать.

– Намерены уехать – или останетесь в России?

– Мой дом – здесь.

– Всё, Виталик, – скомандовал адвокат. – Имей совесть.

– Пробовал обзавестись, – ответил тот. – Пока безуспешно. А если вечером?

– До вечера ещё дожить надо, – сказал адвокат.

– Вы полагаете…

– Ещё Маркс сказал: «Сомневайся во всём».

– Тогда самый последний, пожалуйста! Скажите: вы знакомы с Ладковым Игорем Федотовичем?

Котовский невольно пожал плечами:

– С нынешним кандидатом в президенты? Ну, встречался в своё время… по касательной.

– Нет. Он – Фёдорович, а я спросил о Федотовиче.

Котовский помедлил.

– Понятия не имею. Я должен его знать?

– Быть может, придётся…

– Вот тогда и спросите.

Машина была – старая «Волга», двадцатьчетвёрка. Котовский с адвокатом уселись сзади. Котовский откинулся на спинку, закрыл глаза. Пока ехали, больше не проговорил ни слова. Каплин тоже молчал. Адвокату положено чувствовать состояние своего клиента, а также говорить только то, что нужно, и только тогда, когда нужно. Но в окошки глядеть никак не запрещается. Он и оглядывался. И машину, уральский джип с цельнометаллическим кузовом и забрызганным густой грязью номером, заметил сразу же, как только она вывернулась с поперечной грунтовки. Движения тут почти не было, и джип без помех держался в полусотне метров сзади, не приближаясь и не отставая.

Хотя, когда подъехали к гостиничке, уралец проехал мимо не остановившись, даже не сбавив скорости. На всякий случай – обождали, пока джип, миновав ближайший перекрёсток, не укатил дальше. Лишь после этого покинули «Волгу» и быстренько вошли в подъезд, отворив дверь без помощи швейцара.

– К вам Полкан Андрей Андреевич. Политтехнолог. Вы назначали.

– Пусть войдёт.

И сам встал из-за стола, чтобы встретить приглашённого.

– Ситуация, должен признать, более чем сложная, – сказал Полкан.

Он заранее решил с самого начала придерживаться варианта «нокдаун в первом же раунде»: не смягчать ничего, напротив, рисовать картину даже несколько более мрачную, чем на самом деле. Показать, что ты ничего не скрываешь, не приукрашиваешь. Что ты объективен. Надо, чтобы клиент поверил тебе во всём, строго следовал диспозиции – той, что будет ему предложена.

– На сегодня рейтинг Ладкова – где-то около пятнадцати процентов…

Третий невесело усмехнулся:

– Так много?

– Другие дают меньше, но это уже, так сказать, вопрос методики. Мы у себя попытались проанализировать причины такого падения.

– Это, собственно, не его рейтинг, а мой. «Хромой утки», – сказал Третий.

«Он не стремится приукрашивать, не встаёт в позу. Это, наверное, хорошо. Говорит о том, что он внутренне готов к самым мрачным выводам».

– Именно так. В любом случае, падение несомненное и огорчительное. Думаю, вы лучше меня знаете, в чём причина.

Третий кивнул. Он знал, конечно. При любой делёжке бывают обиженные. Даже среди самых близких. Им нужен передел. Ладков будет стараться этого не допустить, как не допустил бы и сам уходящий. А вот Лаптев – надеются они – повернёт дело нужным образом. И кого станут грабить? Как всегда, слабейшего на тот миг. «В случае победы Лаптева слабейшим окажусь я сам», – эта мысль укоренилась в голове достаточно давно.

– Вы не сказали ничего, что не было бы мне известно. Вы что – хотите убедить меня в том, что мне нужно заранее капитулировать?