Павел Вежинов - Гибель «Аякса»

— Это я рисовала!

— Хорошо… Но откуда такая любовь к желтому цвету?

— Желтое меня успокаивает.

— Вы очень неспокойны?

— Да… И все же я много уравновешеннее вас.

Она принесла кофе. Его теплый, мягкий аромат полнил всю комнату. Я молча выпил свою чашку. А спросила:

— Хорошо?

— Очень.

— Будет еще лучше, — сказала она, взяв меня руку.

Я не ожидал, что рука женщины может быть такой теплой и сильной. Я дрожал, я чувствовал, что становлюсь смешон. Лишь тогда, когда это темное и страшное море обволокло меня со всех сторон, я неожиданно успокоился. Тепло, которое я ощущал, не было похоже ни на какое другое тепло. Оно было единственно человеческим.

Потом мы лежали рядом в полутьме комнаты. В сотне метров за бортом «Аякса» царили вечный холод, бездонная тьма. Но я не ощущал этого. В тот момент у меня было чувство лета, горячего солнца, запаха реки. Я не был счастлив, но был исполнен спокойствия и довольства. И хотя Ада лежала, прижавшись ко мне, я словно не замечал ее, как не замечаешь свою теплую руку, притиснутую к телу,

Вдруг мне вспомнился Толя — как он валяется на своем медвежьем диване, безучастно глядя в потолок. Настроение у меня сразу упало.

— Я должен сказать ему, Ада, — начал я. — Так будет нечестно…

— Знаю, знаю, — перебила она. — Не спеши… Найдется кто-нибудь, кто скажет ему.

— Так это Сеймур?.. Сеймур направил тебя ко мне? — озарило меня.

— Конечно… Так же, как и тебя…

— Значит, мы были чем-то вроде подопытных кроликов? — я возмущенно вскочил с кровати. — Впрочем, кроликом был только я. Ты тоже экспериментировала!

— Становишься злым, — сказала Ада. — Тебе это не идет.

— Ты любишь его?

— Естественно…

— Так как же ты к нему вернешься?

— Я еще не решила. Да и какое это имеет значение?

— Имеет.

— Ты же умница. Не надо упрощать… Отношения между людьми сложней, чем ты думаешь. Того, что сближает их, гораздо больше того, что разделяет… Всегда между ними остается что-то, что является для них сугубо интимным, личным.

Она притянула меня к себе и обняла. Эти сильные нежные руки были заряжены поистине волшебной силой.

Я чувствовал себя как в капкане и в то же время как в мягких объятиях моря. Настоящего моря, которого я никогда не видел воочию.

Мы встречались каждую ночь. И с каждым разом слова и объятия были все горячее, лихорадочнее… Я не понимал, что мучаю ее. Понадобились многие годы, прежде чем я постиг это.

Последние дни мне очень хотелось повстречать Сеймура, но он как будто прятался от меня. Все-таки однажды я увидел его на тихой флорентийской улице. Он сидел под оранжевым тентом за маленьким белым столиком из гнутого металла. Перед ним стоял стакан с каким-то напитком, красным, как кровь. Увидев меня, Сеймур дружелюбно кивнул.

Я сел на белый стул рядом с ним.

— Что это? — спросил я.

— Гранатовый сок… Вряд ли тебе понравится.

Он сходил в кафе и вернулся со стаканом сока.

— Немного горьковато, — предупредил он, садясь. — И терпко…

Я отхлебнул из стакана. Сок и вправду горчил. Сеймур долго молчал, разглядывая витрины на противоположной стороне улицы. Наконец повернулся ко мне:

— Тебе нет необходимости идти к нему… Он и так все знает.

— Откуда? — вздрогнул я.

— От Ады, разумеется.

— Она пошла и сказала?

— Зачем говорить? Без этого видно…

— В конце концов ты добился своего, — сказал я.

— Не совсем. Но думаю, что я на пороге…

— Ты считаешь, он выздоровеет?

— Уверен… Ему необходим был такой шок… Что-то должно было разбудить в нем живые человеческие чувства. Это для него было нужнее воздуха… И ты отлично справился с задачей…

— Скажи, зачем ты состроил эту сложную комбинацию? Только для того, чтобы спасти Викторова?.

Он как-то по-особому прищурился:

— Хорошо, буду откровенен. Это нужно было для всех троих. Но главным образом для тебя. Неужели ты не понимаешь, что у меня к тебе особая слабость, аж ни к кому другому? Неужели ты можешь представить, что я мог допустить, чтобы ты вернулся на Землю душевно искалеченным? Спустя пятьдесят лет… В конце концов каждый что-то выиграл в результате моей комбинации.

Он снова засмеялся, на этот раз сухо. Сейчас мне стыдно, что я так мало понимал его. На «Аяксе» он был наиболее уязвимым, наиболее озабоченным, может быть, наиболее испуганным. Самая большая ответственность лежала именно на его плечах.

— А сейчас эксперимент окончился, мой мальчик! — сказал он. — Ты должен освободить дорогу…

— А если я не соглашусь? — резко спросил я.

— Как-нибудь выйдем из положения. Не ты один играешь в эту игру.

— К сожалению, это не игра, — ответил я с горечью.

— Знаю! — сказал он. — Знаю лучше тебя. Пойдем-ка лучше побегаем…

— Бегай один! — бросил я и поднялся из-за стола.

Через два дня Ада сказала мне то, чего я давно ожидал. Было поздно, около часу ночи. Еще за минуту я почувствовал, что вот-вот она скажет это, — такой она была нежной, такой неспокойной.

— Навсегда? — спросил я.

Она ответила не сразу.

— Ты должен думать, что навсегда. Так будет лучше… Но кто может знать, что в этом мире навсегда?

— Просто ты хочешь успокоить меня, — сказал я. — Оставить мне маленькую надежду.

— Не мучай меня! — Она заплакала. — Я отдала тебе все…

Я ушел на рассвете. Над сосновым лесом занималось утро, белки в упоении носились в темных кронах деревьев. Сильно пахло смолой и лесными цветами — Бессонов превзошел самого себя в это утро. Но я шел как слепой, как тяжелобольной. Действительно, я болел тоской. — Вернувшись к себе, я два дня никуда не показывался. На третий день ко мне пришел Сеймур.

— Тебя хочет видеть Толя.

— А я не хочу!

Сеймур долго молчал.

— Ладно! — решил он. — Не ходи к нему. Встреча может произойти совершенно случайно.

— Я же сказал, что не хочу! Зачем тебе это нужно? Еще одно представление?

— Нужно, чтобы он переступил порог! — взволнованно ответил Сеймур.

Его тон удивил меня. Похоже, он потерял свое знаменитое самообладание.

Мне только что исполнился двадцать один год, когда мы понесли вторую тяжелую утрату. На сей раз это был старший геолог «Аякса» Жан-Поль Мара, симпатичный, задумчивый и тихий человек. Он был из числа пяти холостяков звездолета. Несмотря на усилия всего врачебного синклита, он просто угас однажды на глазах у всех. Угас так же тихо, как и жил, не сказав ни слова на прощание. В последние недели он, казалось, утратил всякие связи с «Аяксом» и населявшими его людьми. Мара походил на пришельца из другого мира, случайно попавшего в чужую среду. Он не мог остаться в ней.