Вадим Сухачевский - Ковчег. Исчезновения — 1.

Было, однако, не до того, чтобы размышлять на эту тему. Сыщик продолжал стучать в окно:

— Откройте, хватит дурачиться!

Вместо ответа Еремеев опустил на окнах жалюзи.

— Как думаешь, окно не разобьет? — обернулся он к мальчишке.

— Вряд ли, не такой он дурак, — сказал малец. — Небось видел, что на окнах система сигнализации. — И добавил: — Простите, вам придется минутку подождать. — С этими словами он отошел к умывальнику, расположенному на задней стене комнаты, и старательно стал мыть лицо.

Когда он закончил с этой процедурой и обернулся к Еремееву, мазня веснушек исчезла, лицо его неожиданно обрело совсем иные черты и оказалось весьма красивым, а глаза были не по-детски умны. И еще Еремееву теперь показалось, что он откуда-то знает мальчика, где-то видел его, причем совсем недавно, но вот где — не удавалось вспомнить никак.

— Так оно, по-моему, лучше, не правда ли? — улыбнулся мальчик.

— Куда уж! — только и проговорил Еремеев. ("Глаза! — подумал он. — Какие странные, совсем не мальчишеские у него глаза!")

— А как вам маскировочка под идиота?

— Вполне убедительная, — не мог не признать Еремеев. — Понять бы еще — зачем.

— На всякий случай. Подстраховка, — сказал мальчик. — К кому реже всего приглядываются? К больным, к нищим и к идиотам. Срабатывает естественное чувство стыдливости.

— А зачем тебе вообще понадобилось маскироваться?

— Это уже особый разговор, — ответил тот. — И давайте-ка лучше продолжим его в другом месте, а то этот тип, по-моему, сейчас у окна подслушивает. Идите за мной, — и он открыл какую-то неприметную дверь.

Что-то все-таки странное было в его лице, но Еремеев все еще не мог понять, что.

Он последовал за мальчишкой. Дверь вела в подвал. Спускаться пришлось по темной лестнице с низкими сводами, так что надо было идти пригнувшись.

Когда спустились, мальчик щелкнул выключателем, и Еремеев увидел, что подвальное помещение представляет собой просторную залу, обставленную вполне современной мебелью, на письменном столе стоял новейшего образца компьютер, на стеллажах вдоль стен располагалась целая библиотека из хорошо подобранных книг. К чести своей, Еремеев неожиданно обнаружил там и две книги своего собственного сочинения, одну из них со своим последним романом он непроизвольно взял с полки.

— Я как раз недавно прочел, — сказал мальчик. — С точки зрения языка, по-моему, очень даже неплохо. Композиция тоже более или менее. Развитие фабулы… — Он слегка поморщился. — В этом смысле средненько. Но в общем я оцениваю вас вполне прилично — примерно в сто семьдесят пять.

— Это что значит? — не понял Еремеев.

— Я имею в виду ваш "ай кью", коэффициент интеллекта, — пояснил мальчик. — Я всегда пытаюсь оценить "ай кью" автора прочитанной книги и редко ошибаюсь. С американцами-то просто — они все знают свой "ай кью" и не стесняются его назвать. Я двоим писал письма, и они мне ответили. Оказалось, в обоих случаях я ошибся всего на единичку. Хотите, и на вас проверим? Дело недолгое.

Нельзя сказать чтобы Еремееву впрямь этого очень уж хотелось — была опасность на поверку оказаться глупее, чем его считали окружающие, а перед этим мальчишкой почему-то в особенности не хотелось выглядеть придурком, к тому же не терпелось поскорей узнать, для чего все-таки его сюда позвали, — однако он ответил:

— Ну если недолго…

— Ровно десять минут, — сказал мальчик и включил компьютер. — Усовершенствованные тесты моего собственного изобретения. Сейчас я буду задавать вопросы, а вы должны быстро на них отвечать. Тут дело как раз в скорости ответов. Что, начали?

Вопросы оказались в общем-то нетрудными, надо было составлять фразы из заданных слов, дополнять ряды недостающими числами, угадывать, какая из фигур на экране лишняя, решать незамысловатые логические задачки, но вопросы эти следовали один за другим с такой быстротой, что несколько раз Еремеев сбивался.

— Всё, — сказал наконец мальчик. — Десять минут. Итак, что мы имеем в итоге? — Он нажал на клавишу и сообщил, довольный: — А в итоге мы имеем почти в точности то, что я и предрекал: сто семьдесят шесть!

— И что это означает? — поинтересовался Еремеев.

— Несколько выше среднего. У Эйнштейна, скажем, было двести два.

— Ну, то же у Эйнштейна… — развел руками Еремеев.

— Кстати, двести два еще не предел, — прибавил мальчишка. — В последнее издание книги рекордов Гиннеса был занесен десятилетний школьник из Нигерии — у него "ай кью" двести восемь.

Еремеев поинтересовался:

— А у тебя какой?

Мальчик едва заметно улыбнулся.

— Лучше-ка я не буду отвечать. — По этой улыбке Еремеев сделал для себя вывод, что тот юный нигериец тоже, вероятно, еще не предел по сравнению с его собеседником. — Во всяком случае, — добавил тот, — сто семьдесят шесть тоже относительно неплохо. Это означает, что с вами можно вести разговор где-то третьего уровня сложности.

— А первый, например, уровень сложности на кого рассчитан? — спросил Еремеев. — И какие еще бывают уровни? — Таким образом он хотел прояснить свое место на интеллектуальной лестнице.

— Ну о первом уровне не стоит и говорить, — ответил всезнайка-мальчуган, — на нем общаются разве только на митингах, на стадионах и в школах для умственно недоразвитых. Второй — это уровень, который обычно используют политики, включая президентов, всякие там вожди племен и прочие своекорыстные демагоги. Собственно, третий уровень — это начальный, при котором предполагается способность собеседника к абстрактному мышлению и его некоторая свобода от общепринятых догм. На четвертом добавляется умение делать парадоксальные выводы. Лишь на пятом уровне возможен разговор об истинной сути вещей. Что же касается шестого, то, боюсь, тут на обыденном языке и слова трудно подобрать для объяснения, да и собеседников, находящихся на этом уровне, я как-то до сих пор не встречал.

Еремеев, таким образом, находился где-то посередке. Даже на ступеньку повыше президентов, что было, пожалуй, вполне сносно.

— Хорошо, — сказал он, — в таком случае, не выходя за мой средненький третий уровень, объяснишь, быть может, наконец, зачем тебе понадобилось нынче маскироваться?

— Странный вопрос, — пожал плечами мальчик. — Разумеется, затем, чтобы меня не обнаружили, зачем же еще? Нетрудно было просчитать наиболее вероятные варианты, не так уж их и много, а среди них имелся и тот вариант, что вы сюда явитесь не один. А уж когда в поле зрения попало такси, ждущее вас на улице, тут сразу все стало ясно: вас — уж простите великодушно за некоторый вульгаризм — "пасут".