Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса

— Заветная, должно быть, цель?

Царь встал и сделал несколько шагов. Гиена, как привязанная, шла у его ноги, скосив глаза на старца.

— Скажи, звучит как твое имя?

— Для эллинов совсем не трудно. Историк давний Наза Вец. Так какова же цель твоя, чему твой меч так славно служит?

— Мне краткий миг славы дороже, чем пусть долголетний покой. За то, что неведом мне страх, отважным считают меня. За долголетье покоя прости. Тебя не хотел я обидеть.

— Тебя ведет исход сраженья, меня — судьба людей Земли.

— Менять чтобы судьбы народов, над ними иметь надо власть.

— Но власть всегда влечет коварство, измену, подлости и лесть.

— Карать за это буду круто. Рука пока еще сильна. Все то, что ты перечисляешь, — все комариный лишь укус.

— Владычество над полумиром?..

— Не только мечом я владею. Я жизнь простую познавал. Повсюду цветет себялюбье, и низостью вся власть полна. Продажность, алчность, лесть и зависть… Тупых глупцов смешная спесь. Рождаются уже врагами. И жадностью сытый богат…

Александр увлекся, поднялся с ложа и стал говорить словно перед большой толпой на площади:

— Кому нужна такая жизнь? Хочу я мир другим увидеть! И Царство Света всем создать. Сперва я покорю полмира! И станет там царить ЗАКОН! Он выше будет положенья, что занял в мире человек. И, если буду я виновен, то сам готов пойти под суд! Убьешь — сам выпьешь чашу яда. Обман, измена — будешь раб. Любая ссора — оба в рабство. И преступленьям, оскорбленьям положен будет тем конец!

Слушатель у Александра, при всей его пылкости речи, был всего один, но тот, при имени которого народы трепетали, продолжал:

— В моем едином Царстве Света не будет варваров и смут. Как эллины, там все культурны. Поэт, ваятель и мыслитель займут достойные места.

— А рабство как? Его ты терпишь? — спросил Наза Вец.

Александр помрачнел, задумался и, выпрямившись, возвестил:

— Раб — тот нарушитель закона, неволю кто сам заслужил.

— Прекрасен в замыслах твой мир, хоть на насилии построен.

— Но слаб, как дитя, человек, послушный одной только силе. И без вождя сойдет с пути. И должен каждый ясно знать: невольнический рынок рядом. Работы в Царстве будет много, и без рабов не обойтись! Дворцы, поля, каналы, храмы…

— Рабом себя представить можешь?

— В бою могу я быть убитым, но никогда не взятым в плен!

— Цель светозарная твоя. На благо всем она сбылась бы?

— Не может по — другому быть! Царя царей всесильна воля.

— А стал бы ты царем Земли, когда бы ей грозила гибель?

— Зачем Богам губить Олимп? Бессмертным тоже нужно место для их сверкающих дворцов на снежных склонах и обрывах, для колесниц в полет разбега и для крылатых их коней. И люди смертные не лишни, чтоб в храмах жертвы приносить и в честь Богов творить шедевры.

— А если гибель всей Земли?

— Богам раз такое угодно, то царь Земли погибнет с ней.

— Не ждал такого я ответа! Ты смел и мудр не по летам, а голову готов склонить как под секирой палача. Но почему, скажи, услышав имя того, кто мудрость дал тебе, ты разразился бурей гнева?

Александр вспыхнул весь, глаза его сверкнули, рука коснулась короткого меча.

— Конечно, я вспыльчив не в меру. Досадная слабость моя. Причину того раздраженья тебе, полубогу, понять.

Царь позвал юношу, состоящего при нем:

— Пойди откопай ту шкатулку, что привез Эллады гонец. Попал он под коней копыта…

— …погиб велением твоим? — наивно добавил юноша.

Александр побледнел от ярости:

— Я не просил предположенья возможной участи твоей…

Испуганный юноша выбежал из шатра.

Наза Вец вспомнил промчавшийся через лагерь табун лошадей.

— Ты этим пригрозил и мне, — не побоялся он напомнить Александру.

— Не просто то была угроза. Спасен полетом колесницы и предупреждением твоим.

— Гонец тогда погиб случайно? — с надеждой, словно не слышал слов юноши, спросил старец.

— Все в жизни — лишь случай, — загадочно произнес философ — царь.

Наза Вец насторожился. Гиена, как ему показалось, зло смотрела на него. Он подумал, что ждут его «клыки или коней копыта…»?

Юноша вернулся, неся в руках бронзовую шкатулку с крышкой, украшенной перламутровой резьбой, изображавшей Геракла в первом его подвиге, побеждающего Немийского льва.

Царь взял из рук юноши шкатулку:

— Прочь выйди. Смотри, чтоб к шатру никто подойти не посмел бы!

Юноша исчез.

Царь протянул шкатулку Наза Вецу:

Открой, посмотри злой «подарок».

— Что это? — спросил Наза Вец, открывая тяжелую крышку. — Какое — то копыто?

— Тупого упрямца осла. Шкатулку прислал сам Аристотель воспитаннику своему. Придумал старик оскорбленье: чтоб мне из копыта пить яд.

— Он мудрость передал тебе. Что значит это подношенье?

— Прочтешь под копытом в шкатулке.

Наза Вец вынул из шкатулки копыто и осторожно положил его на пол. Гиена тотчас подошла, понюхала его и неожиданно завыла. Вой ее продирал по коже.

— Что с ней? — удивился Наза Вец. — Почуяла, должно быть?

— Цикута, видно, не по вкусу, — усмехнулся Александр.

Наза Вец развернул лежащее в шкатулке послание. Александр вырвал его из рук старца:

— Прочесть хочу сам я сам пергамент, как «благодарный ученик».

Он стал читать, подчеркивая особо неприятные ему места:

Наза Вец видел, в какую ярость приходил по мере чтения Александр:

— Он выжил, старик, из ума! «Все вечно в мире, неизменно» — так мыслить учил он меня! Нашел я мир горький, другой, какого не знал Аристотель. А в войнах что смыслит философ? Людей как направить на смерть? Не взять крепостей никаких, когда не маячит награда. Лишь чтобы потом порезвиться, рискуют в бою головой. В поход не возьмешь всех трофеев. В кострах превратится все в дым. Обласканным женщинам надо в храм жертвы Богам приносить за эллинов свежую кровь, что даст им в потомстве героев, поэтов, ваятелей, зодчих. До нас чтоб подняться смогли. Что скажешь теперь?

Наза Вец чувствовал на себе вопрошающий взгляд царя и ответил спокойно, твердо:

— Скажу, что прав твой воспитатель, хоть не привил добра без призрака пустой мечты. Царство Света — лишь мираж. И пусть суров твой Аристотель, прислав тебе копыто с ядом, но все же я скажу — он прав. Ты заслужил посланье это.