Александр Житинский - Записки младшего научного сотрудника (сборник)

Экономия средств

Перед Новым годом пронесся слух, что в январе будет запись на машины всех марок. Такие вопросы почему-то всегда волнуют широкие массы общественности. Все начали обсуждать технические данные, сравнивать лошадиные силы и ругать ГАИ. Стало ясно, что настает эра всеобщей автомобилизации.

После праздника мы отправились записываться. Меня взяли за компанию. Шеф шел записываться на «Волгу», поскольку сдал докторскую в переплет, Гена рассчитывал избраться в доценты и шел на «Москвич», Саша шел на «Жигули», а я шел от чистого сердца.

Приходим, а там толпятся мужчины. Пар изо рта идет, глаза блестят, над толпой носится дух наживы и еще что-то. Не обходится и без мата, но в умеренных дозах. Публика все больше интеллигентная.

Стали записываться. Я потолкался, потолкался, да и не выдержал. Записался на «Запорожец». А тут шеф подбегает.

– Быстрей! – говорит. – На Волгу сейчас немного народу стоит! Чего ты теряешь? Потом разберешься!

И я побежал записываться на Волгу.

– «Волгу» хочу! – говорю. – И чтоб цвета морской волны!

– Будет тебе морская волна, дорогой, – отвечает какой-то грузин.

Подошел Гена с пятизначным номером. Счастливый.

– Послушай! – шепчет. – А вдруг обстоятельства изменятся? Давай уж записывайся на всю катушку!

И я записался на «Москвич». И на «Жигули» тоже записался. А потом побежал в соседний магазин и записался на холодильник «ЗИЛ». Для ровного счета.

Пришел я домой возбужденный. По дороге купил кефир и 150 граммов колбасы «отдельной». Мы с женой поужинали и на ночь затвердили наши номера. И еще поговорили про гараж.

А потом начались суровые дни. Вернее, суровые воскресенья. Каждое воскресенье я ездил отмечаться. То на «Запорожец», то на «Волгу», то еще на что. И на холодильник тоже.

Меня уже там узнавать стали.

– Вон, – говорили, – миллионер идет!

Так продолжалось три месяца. А потом я лишился «Волги». Торопился отмечаться и улицу в неположенном месте перебежал. Нарвался на штраф. Порылся в карманах, выскреб всю мелочь – рубль и две копейки. Рубль я отдал, а на две копейки позвонил жене.

– Иду пешком домой, – говорю. – Ехать ни туда, ни сюда не могу. Потерял рубль, но сэкономил девять тысяч. Новыми!

– Старыми тоже было бы неплохо, – мечтательно сказала жена.

Таким образом, одно воскресенье в месяц стало свободным. Я его личной жизни посвятил.

А потом обстоятельства стали меняться. Как и предсказывал Гена. Жена опять ушла в декретный отпуск, и где-то тут в суматохе я потерял «Москвич» и «Жигули». Сэкономил и на этом баснословную сумму. Мне уже можно было давать премию за экономию средств. Но «Запорожцу» я не изменил. Я приближался к нему медленно, но верно. Как червяк к сердцевине яблока.

Развязка наступила неожиданно. Оставалось еще больше тысячи номеров, и обстоятельства могли вот-вот совсем уж измениться. Как вдруг на очередной проверке мне вручают какой-то листок.

– Приходите завтра получать, – говорят.

– Чего получать? – спрашиваю.

– Машину. Белого цвета хотите?

– Нет, – говорю. – Белого никак не устроит. Хочу розового.

– Розовые тоже есть.

– Хочу двойного цвета. Снизу голубого, а сверху розового.

– Таких нету, – говорят.

– Ах, нету! – сказал я. – Что же вы думаете? Что я всякий металлолом неокрашенный буду покупать? Я денег не печатаю!

Это я правду сказал. Я их действительно не печатаю.

Я бросил этот листок и пошел домой. У пивного ларька встретил дядю Федю. Выпили мы с ним по маленькой. Он и говорит:

– Слушай, Петьк! Тебе, я слыхал, скоро коляска понадобится? Жену-то свез уже?

– Еще нет. Скоро, кажется, – сказал я.

– Так об чем я и говорю! У меня внучка уже ходит, бери ейную коляску, задешево отдадим. За три поллитры.

– Только после получки, – сказал я.

– Идет! Коляска-то еще совсем новая. Двойного цвета: снизу голубого, сверху серого…

– Дядя Федя, а холодильник тебе не нужен? – спросил я.

– Нужон! – сказал дядя Федя.

Неожиданности нас подстерегают на каждом шагу. Например, звонят из парткома и предлагают завтра дежурить в дружине. Или ехать на овощную базу перебирать капусту. То есть не предлагают, конечно. Это не то слово.

Но когда без всякого звонка, это уже некрасиво.

Короче говоря, я настраивал прибор. Приклеивал пластилином зеркальце, чтобы луч лазера от него отражался под определенным углом. Под каким именно – неизвестно. Это как раз и предстояло определить. Работа тонкая, тут даже чужое сердцебиение мешает.

Внезапно дверь в лабораторию открыли и без всякой паузы стали что-то просовывать внутрь. Какую-то конструкцию из необструганных досок, заляпанных к тому же известкой. Вместе с конструкцией ввалились трое. Мужик в кепке с «Беломором» в зубах и две девушки в комбинезонах, гладкие и круглые, как божьи коровки. Только покрупнее.

– Убирайте, – говорят, – свою подзорную трубу, а то стеклышки могут загрязниться.

Я понял, что это они про лазер, и указал на различные принципы действия подзорной трубы и моего прибора.

– Если на пол грохнуть – раскокается? – спросил мужик.

Я ответил, что да, пожалуй, раскокается.

– Ну вот! А ты говоришь – разный прынцип! – захохотал мужик, ущипнув одну из божьих коровок.

Мое зеркальце мигом отвалилось из-за сотрясения воздуха.

Девушки стали вносить ведра с жидкостью неаппетитного вида. Потом одна взобралась на конструкцию и принялась размахивать щеткой. В лаборатории пошел мутный дождь.

– Оптика! – закричал я. – Она, между прочим, импортная!

– Протрешь, – заявил мужик. Он погасил «Беломор», ткнув его в вогнутую линзу, как в пепельницу, после чего ушел. Нижняя девушка стала готовить раствор на «Докладах Академии Наук», а верхняя запела, как она любит жизнь, что само по себе и не ново.

Когда она дошла до того, что все опять повторится сначала, я опомнился. Я схватил лазер, припудренный белой пыльцой, точно пирожное эклер, и выскочил в коридор. Там под дверью сидел на корточках старичок и методично вынимал плитки паркета из пола. Я споткнулся об него, и он посоветовал мне куда-то идти. Пришлось пристроить лазер в гардеробе и идти в библиотеку.

Библиотека была закрыта на ремонт. От ее двери тянулась белая меловая тропинка и терялась в коридорах. Я вышел из института, перепрыгнул канаву, которой утром еще не было, и пошел домой вдоль забора с козырьком. За ним всегда что-то ремонтируют, сколько я себя помню.

Дверь подъезда в своем доме я миновал удачно. Одно пятно масляной краски на брюках. Или два. Дверь месяц назад покрасили сверху, а вчера, когда все притупили бдительность, снизу. Значит, скоро покрасят перила. Надо ждать.