Пол Джонс - Точка вымирания

Странно.

Эмили, конечно, не была врачом, но ей казалось, что окоченение и синюшность – обычные этапы процесса разложения. Должно быть, она ошибалась. Или правила изменились.

Эмили так глубоко задумалась, что даже не заметила, как двери лифта, которым теперь ничто не мешало, снова начали закрываться. Рискуя оказаться с мертвой женщиной в металлическом гробу, она едва успела сунуть руку между створок. Двери вновь открылись, и Эмили поспешно выскочила обратно в холл. Теперь дверям не мешала ни рука Эмили, ни труп неизвестной, в позе эмбриона лежавший в углу кабины, и они наконец беспрепятственно закрылись. Лифт тронулся. Эмили смотрела на светящийся указатель этажей. Восемнадцатый, девятнадцатый… наконец лифт остановился на двадцать первом этаже, куда его вызвал жилец, который, Эмили была в этом уверена, наверняка уже никуда не поедет.

Дверь в квартиру тридцать два была приоткрыта.

Когда Эмили заметила это, сердце забилось быстрее. Может быть, там есть кто-то живой.

Не решаясь просто взять и войти, Эмили крикнула в щель:

– Ау! Это Эмили. Я живу в шестой квартире. Кто-нибудь есть дома?

Наклоняясь к двери, Эмили нечаянно толкнула ее плечом, и она еще сильнее открылась, неожиданно скрипнув. Застигнутое врасплох этим звуком, сердце Эмили бешено забилось от испуга. Ей понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя, а потом она шагнула в квартиру.

В коридоре горел свет, и с того места, где остановилась Эмили, были видны задернутые шторы погруженной во тьму гостиной. Квартира была обставлена с большим вкусом, на столике у дивана стояла дорогая с виду ваза, в которой красовались свежие лилии. Они источали характерный одуряющий аромат, но он смешивался с другими, отнюдь не столь приятными запахами. Эмили безошибочно определила запах рвоты и металлический, тяжелый запах крови. Там, где она стояла, пахло не слишком сильно, благодаря открытой двери и кондиционеру, но запах все-таки ощущался.

Эмили пошла по коридору в глубь квартиры. Она больше не пыталась звать жильцов, потому что уже знала, что ей предстоит найти. Коридор закончился гостиной, и Эмили увидела на полу маленькое тельце ребенка, мальчика лет четырех-пяти. Мертвые, почерневшие от крови глаза уставились в потолок, крошечный кулачок стискивал футболку. В другой руке мертвого малыша был зажат коричневый плюшевый мишка. Натекшая из носика овальная лужица подсохшей крови окружала голову ребенка, рот был приоткрыт от шока и страха.

Эмили подавила крик ужаса. Избегая смотреть на малыша, она обошла его, стараясь не сводить глаз с картины на дальней стене, и прошла в комнату.

Тела двух взрослых лежали рядом. Вернее, мужчина все еще сидел на диване в гостиной, руки свисали вдоль боков, голова склонилась к левому плечу. Засыхающий след крови и рвоты тянулся у него изо рта, пачкая деловой костюм и образуя на коленях черное озерцо. Невидящие глаза мертвеца были прикованы к черному плоскому телеэкрану на дальней стене.

Женщина – наверное, мать мальчика, подумала Эмили, – съежилась на полу возле мужчины. Во время агонии она рухнула на стеклянный журнальный столик, и тот разбился вдребезги. Осколки торчали отовсюду, устилая пол перед диваном, поблескивая между ворсинками великолепного восточного ковра, на котором стоял столик. Один крупный кусок стекла вонзился в левую руку женщины. Наверно, он пропорол ей артерию, подумала Эмили: лужа крови вокруг женщины была куда больше, чем те, что окружали других жертв красного дождя.

В углу комнаты на дорогом ковре Эмили увидела еще одно маленькое скорчившееся тело. На этот раз это был не ребенок, а кот. Он тоже был мертв, темно-красные сгустки виднелись возле всех отверстий его тела. Красная чума, казалось, не делала различий между биологическими видами, и Эмили подумала, что это очень плохо. Обычно вирусы поражают лишь представителей одного вида, не затрагивая другие. Считалось, что для того, чтобы болезнь передалась, например, от человека к животному, требуется мутация или крайне неудачное стечение обстоятельств, но эта болезнь вполне успешно убивала всех вокруг. Эмили вспомнила птиц, замертво падавших с неба во время красного дождя.

Плохо, поняла Эмили. Возможно, ситуация куда хуже, чем ей представлялось вначале. Если вирус, который переносит дождь, способен передаваться между представителями разных видов, кося всех подряд, когда же остановится эта череда смертей? Неужели инфицированы все живые существа на Земле? Или под раздачу попали лишь те, кто как-либо контактировал с красным дождем? Все это было просто ужасно.

Было и еще кое-что, о чем Эмили просто не готова была думать прямо сейчас. Если исходить из имеющихся у нее данных, красный дождь был событием локальным, а значит, помощь уже в пути. В таком случае беспокойство о природе и последствиях красного дождя можно оставить экспертам. Это их дело, не ее, она всего лишь журналист. Эмили знала, что эти ее доводы, мягко говоря, неубедительны, но других у нее не было, и оставалось лишь цепляться за них, несмотря ни на что.

Делать в этой квартире больше было нечего. Эмили двинулась обратно к входной двери, старательно не глядя на еще недавно тут обитавшую, а теперь умершую семью.

За дверью, овеваемая струями прохладного кондиционированного воздуха, Эмили решила перенести свои поиски на другие этажи. Она дошла до лифта и совсем было собралась нажать кнопку вызова, но вспомнила, что тогда к ней на этаж снова приедет мертвая женщина.

Эмили уже знала, что, скорее всего, ждет ее, когда она покинет свой, казавшийся таким безопасным, этаж. Если в Нью-Йорке произошло то же самое, что она видела во время трансляции из Европы, вряд ли кто-нибудь, кроме нее, выжил. Остаться в живых после красного дождя – аномалия. Скорее, все остальные в этом доме, в этом городе, возможно, во всей стране и, может быть, как ни страшно представить себе подобное, во всем мире – мертвы.

Если бы в доме были другие выжившие, она наверняка уже услышала бы хоть что-нибудь. Так же, как она, живой человек бродил бы по этажам, выискивая живых. Продолжив поиски, она лишь причинит себе дополнительную боль, снова и снова натыкаясь на мертвые тела, как наткнулась на женщину в лифте и на эту несчастную семью.

Все это слишком… печально. Да, это правильное слово, идеально описывающее положение. Все это просто чертовски печально.

Эмили остановилась перед дверью на лестницу, открыла ее пошире и закричала:

– Есть тут кто-нибудь? Вы меня слышите?

Она несколько секунд подождала ответа, но ничего не произошло, лишь эхо принесло глухой отзвук ее собственного голоса, а потом за ее спиной с металлическим лязгом захлопнулась дверь.

«Должен быть еще какой-то способ, чтобы привлечь внимание тех, кто выжил», – думала Эмили, возвращаясь к своей квартире.

На каждом этаже было по четыре ярко-красных выдвижных установки пожарной сигнализации. Они располагались так, чтоб до них было легко добраться в экстремальной ситуации. Пройдя мимо двух из них, Эмили вдруг сообразила, что это – идеальное решение, и остановилась.

На дверце красовалось написанное белыми буквами слово «ПОЖАР». Чтобы заработала пожарная сигнализация, достаточно было просто потянуть вниз маленькую пластиковую ручку. Если в этом доме, а может, даже и в соседних домах есть еще выжившие, сирена сообщит им, что они не одиноки. Ну или хотя бы заставит выйти из квартиры.

Но Эмили все равно не хотелось включать сигнализацию. «Но это же не то же самое, что кричать „пожар!“ в переполненном кинозале, ситуация действительно чрезвычайная, и другого способа привлечь внимание выживших просто нет», – уговаривала себя Эмили. Наконец, она ухватилась за ручку и рванула ее вниз.

В тот же миг световой оповещатель высоко на стене начал мигать ослепительно-белым светом. Это сопровождалось такой оглушительной сиреной, что руки Эмили непроизвольно взлетели кушам.

– Ох! – воскликнула она, одновременно позволив себе слабую улыбку. Если уж сирена не привлечет к себе внимания людей, значит, это вообще невозможно.

Крепко зажимая уши, Эмили снова побежала к лестнице, открыла дверь и встала так, чтобы одновременно видеть, если кто-то побежит вниз, и наблюдать за указателем этажей лифта – вдруг кто-то решит воспользоваться им, чтобы спуститься на первый этаж.

От пронзительного электронного воя сигнализации у Эмили сразу нестерпимо заболела голова, но она минут пятнадцать стояла на лестничной площадке в надежде, что кто-нибудь все же покажется. Но указатель этажей над лифтом не засветился, и никто не появился на лестнице. Тем не менее Эмили подождала еще пять минут и лишь после этого оставила надежду на то, что в этом доме, кроме нее, есть хоть одна живая душа.

Едва справляясь с подступающим отчаянием, Эмили позволила двери закрыться за ее спиной и побрела в свою квартиру.