Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

– Наши ягнята все здоровы и в хорошем состоянии, – тоненьким голоском доложила юннатка Оля Ситкова, круглолицая дочка доярки Аграфены, – мы их кормим каждый день. Маша Нилова ходит в обед, а я – вечером.

– Мы и вместе часто ходим, – добавила маленькая кудрявая Маша Нилова, – потому что интересно… И большие стали! А у одного барана рога крепкие, как из камня!

– Настя Рублева, – обратился к Насте староста кружка Володя Нилов, старший брат Маши и такой же, как она, кудрявый, – доложи о своих телятах.

Настя не встала для доклада и сказала, не поднимая головы:

– Я доклад не буду делать… И… вообще, вычеркни меня из кружка.

Володя уставился на нее непонимающими глазами.

– Да, вычеркни. Вот и всё.

– Пускай скажет, почему! – сказал Миша Соболев. – Заленилась, наверно!

– Ее теленок забодал! – засмеялся Сашка Трифонов.

А Оля Ситкова и Маша Нилова с удивлением и любопытством обернулись к Насте и ждали, что она скажет.

Настя, сдвинув тонкие черные брови, упрямо молчала, и румянец медленно заливал ее лицо. Что им сказать?

Оля и Маша шефствуют над ягнятами, они никогда не были в телятнике. Ребята все коноводы и коногоны, все ярые лошадники. Володя Нилов уже кандидат на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Он вырастил одного жеребенка – вороную кобылку Ласточку. А сейчас шефствует над сивым коньком Крылатым. Он и имя ему сам дал – Крылатый! У жеребенка длинные ноги, и Володя уверен, что конек будет летать, как на крыльях… Ну что ж, может и правда будет!

Миша Соболев и Сашка Трифонов тоже растят жеребят. Сашка своего Рыжика готовит в армию, в кавалерию. Ну, это еще неизвестно, выйдет ли из Рыжика кавалерийский конь, – это Сашка так уверяет. А Миша Соболев только и знает, что старается своего жеребенка раскормить. Он говорит, что его Зорька будет рабочей лошадью, но рабочей лошади надо быть сильной, а чтобы лошадь как следует силу запасла, ее надо побольше кормить…

Ну что им сказать? Они на конюшне – как у себя дома. Конюх дядя Гаврила хоть и покричит на них иногда, так ведь только за дело. Но зато и учит их – и как жеребяток чистить, и как гривку расчесывать, и как кормить, и как за копытами смотреть… А Настя?

И вдруг сразу все горькие минуты ее шефства встали перед ней:

«Бабушка, можно пойти к теляткам?»

«А что тебе там делать?»

«Бабушка, я шеф!»

«Шеф! А что ты понимаешь в телятах, шеф? Некогда мне с тобою!…»

И шеф сидит дома. Но шеф этот настойчив. На другой день снова:

«Бабушка, я пойду с тобой в телятник».

«Пойдем».

«Бабушка, ну дай я сама напою кого-нибудь! Вот этого бычка, Бархатного. Как он мне нравится! Прикрепи его ко мне!»

«Да он у тебя и пойло прольет и не напьется. Нет уж, Не лезь. Подрастешь – в помощницы возьму, тогда и поить будешь".

И шеф только стоит да смотрит, как телятницы поят.

А нынче?.. Ну, нынче совсем погнали из телятника шефа.

Погнали, да и всё:

«Не крутись под ногами, не до тебя тут! Иди домой! И что это, в самом-то деле, повадилась!»

Настя могла бы это все сейчас рассказать на кружке, но строгое лицо бабушки с горькой морщинкой около тонких губ глядело на нее. Еще бабушке этого не хватало, чтобы Настя на нее пожаловалась!..

– Почему ты бросаешь работу? Не нравится, что ли? – спросил Володя. – Надоело? – Володя сдвинул свои мягкие светлые брови, его пухлые губы приняли обиженное выражение. – А говорила-любишь телят! Вот как крепко ты их любишь!

Настя опять опустила ресницы. Да разве она их не любит! Она бы целый день крутилась около них, если бы ей позволили; она бы их и гладила, и чистила, и кормила бы… Тотчас вспомнился желтый лобастый бычок, у которого глазки светились, как фонарики, его шелковые ушки, его нежная мордочка.

– Надоело, – тупо повторила Настя, не поднимая глаз, – не нравится…

У Володи вспыхнули щеки от досады. «Ну и дура!» – чуть не крикнул он. Но сдержался. Только поглядел на ребят заблестевшими глазами и снова обернулся к Насте:

– Может, ты вместе с девочками будешь за ягнятами ходить?

– Ну, ягнята!.. – Настя со слабой улыбкой покачала головой. – Разве можно сравнить! Телятки умные такие, ласковые!.. А эти… Они же глупые совсем!

Володя потерял терпение.

– Ну, уж не знаю, чего тебе надо! – сказал он. – То телята надоели, то, оказывается, они очень умные да ласковые! Так что с тобой делать, говори! Будешь в нашем кружке работать или вычеркивать?

– Вычеркивай, – еле слышно сказала Настя и, встав из-за стола, ни на кого не глядя, вышла из пионерской комнаты.

Она шла по улице, тихонько размахивая сумкой с книгами. Мысли текли как-то рассеянно, и на душе было печально. Скоро весна… Наступишь покрепче на снег, а уж под калошей вода. Ну что ж, а разве пионерам только и работы, что на телятнике? Вот скоро будут сад сажать. Потом, Ваня говорил, соберут кружок по изучению родного края, будут в экскурсии ходить, исследовать почву, собирать травы… За эту работу тоже в кандидаты на выставку выдвигают!

Медленно летели редкие снежинки, касались лица и тут же таяли. Это было приятно, потому что щеки еще и сейчас горели.

– «Не люблю»! «Надоели»! – повторила Настя, передразнивая сама себя. – А они сразу и поверили! Ни о чем не разузнали, не расспросили. Вычеркнуть, и всё! Бархатный, дорогой мой красавчик! Неужели бы я тебя не выходила?.. Ну, да раз всё выгоняют и выгоняют… раз бабушке мешаю, какое же это шефство!

Насте не хотелось идти домой, и она свернула к своей подруге, к Дуне Волнухиной, которая ушла из школы сразу после уроков и давно уже была дома.

Дуня, только что разложив по всему столу книги и тетради, уселась за уроки. Увидев Настю, она удивленно раскрыла свои круглые коричневые глаза:

– Настя, ты заниматься пришла? Вот хорошо!

– Нет, – сказала Настя, – я так… Поговорить.

– Давай говори, – с удовольствием согласилась Дуня и, положив ручку, поудобнее уселась на лавке.

Настя села рядом с ней и молчала, не зная, как начать. Может, сказать так: «Вот ты в кружке по садоводству, и я хочу тоже в кружок по садоводству…»

Но не успела она начать свою речь, как в избу вошла Катерина Дозорова.

– Девчонки, Анка дома? Нет?

Густой румянец горел на слегка скуластых щеках Катерины, серые глаза ее радостно блестели, а крупные красные губы никак не могли сдержать улыбку.

– А где же твоя сестра, Дуня?

– Она овес сортировать пошла, – ответила Дуня. – Может, сбегать?

– Ах, жалко! – досадливо сказала Катерина. – Хотела с подружкой радостью поделиться! Ну ладно, потерплю до вечера.

– А какая радость, Катерина? – Дуня соскочила с лавки и стала теребить ее за рукав стеганки: – А нам-то скажи! Ну, ты нам скажи!