Нил Шустерман - Непереплетенные - книга сэмплов

— Мы с тобой мыслим одинаково, — говорит ему Роден. — А значит, я с удвоенными усилиями буду добиваться того, чтобы ты выжил после всех операций.

И тут из каморки Марисоль звучит пронизывающий душу крик Кариссы — вопль потрясения и горя, сопровождаемый неиссякаемым хохотом Сонтхи.

Нежданная надежда на освобождение манит и ужасает одновременно. Его жизнь здесь была тяжёлой, но терпимой. Во что она превратится там, в мире, где все будут видеть в нём монстра? Он мог бы жить один, затворником, на краю цивилизации, никого не беспокоя и не беспокоясь ни о ком. Он этого хочет?

Он не может ответить на эти вопросы, знает только, что свобода желанна превыше всего остального. Он не может позволить страху затуманить свой мозг. Поэтому глубоко за полночь он вновь покидает свою комнату, держа в голове тщательно продуманный план. План, который он способен реализовать.

Колтон в темноте меряет шагами комнату. Спать он не может, даже усидеть на месте не в силах. На рассвете его поведут оперировать. Скоро его грудную клетку расширят и поместят бычье сердце на место его собственного. Если только не вмешается Кунал.

— Ты ждёшь, — сказал ему сообщник, запирая комнату после ужина. — Ты ждёшь, я прихожу.

— А остальные?

Тот не отвечает на вопрос.

— Ты ждёшь.

Луна проходит полнеба, прежде чем у двери появляется Кунал. Его связка не бренчит. Ключ поворачивается в замке медленно и тихо. Сердце Колтона подскакивает куда-то в район горла. Его сердце. Кунал здесь, а значит, сердце останется при нём. Если за дырой действительно скрывается тоннель. И если охранники не убьют их прежде, чем им удастся в него нырнуть.

Дверь открывается, за ней возникает силуэт помощника.

— Идём, идём, — шепчет он. — Время — нет.

Он суёт сообщнику пистолет, вряд ли заряженный транк-дротиками. Колтон никогда не держал в руках оружие, но сумеет им воспользоваться, если потребуется.

Выйдя из комнаты, он видит остальных: Кемо, Гэмон, Карисса и Марисоль, чей силуэт в темноте напоминает паука. Все вооружены — Кунал постарался.

Колтон двинулся бы к дереву, если бы не одно «но». С ними нет Дженсона.

— Нужно забрать Дженсона, — шепчет он.

— Нет, — возражает Кунал. — Вы уходите. Он остаётся. Для него слишком поздно.

Но Колтон знает: если хотя бы не попытается, никогда не сможет жить в мире с собой.

— Веди их к тоннелю, — говорит он Куналу и протягивает руку. — Дай мне ключ.

Их спаситель колеблется, правда, лишь секунду. Находит ключ, но не может снять его, поэтому протягивает Колтону всю связку.

— Ты глупый. Очень глупый.

И уходит вместе с остальными.

Оставшись один, Колтон прокрадывается в двойным дверям послеоперационной палаты. Даже сейчас, глубокой ночью, здесь не стихают звуки. Всё те же безнадёжные стоны проклятых. Колтон дожидается, когда пройдёт патрульный, затем приближается к дверям, отпирает их и проскальзывает внутрь.

Первое, что он чувствует — вонь. Запах лекарств и септика такой, что трудно сдержать рвотный позыв. Освещение скудное и тусклое, но это хорошо, потому что в каждой нише лежат отходящие после операций подопытные доктора Родена.

Они именно подопытные, а не созданные существа. Понятны гипотезы, которые пытался проверить доктор.

«Можно ли поместить мозг куда-нибудь ещё, не только в череп?»

«Можно ли сделать двуликого Януса: два лица, смотрящие в противоположные стороны?»

«Можно ли построить великана, наращивая позвоночник?»

Здесь только те, кто не умер после процедур. Страшно представить, что сделали с теми, кто не выжил.

Потом он видит Дженсона.

— Кто здесь? — бормочет бывший задира. — Я знаю, ты здесь, я тебя слышу!

Колтон подходит к больничной койке, на которой лежит Дженсон, привязанный за лодыжки и запястья. К вене присоединена трубка с питанием.

— Не притворяйся, что тебя здесь нет! Я слышу!

— Дженсон, это я, Колтон.

На первый взгляд кажется, что с ним ничего не сделали… но он поворачивает голову на звук, и обнаруживается, что у Дженсона больше нет глаз. На их месте вторая пара ушей.

«Я знаю способ, как заставить его слушаться», — сказал доктор.

Колтона передёргивает.

— Помоги мне, Колтон. Вытащи меня отсюда.

Тот пытается, но ни один ключ из связки Кунала не подходит к замку на кандалах пленника.

— Пожалуйста, Колтон! Ты сможешь! Ты сможешь…

— Я стараюсь…

Вдруг снаружи раздаются звуки выстрелов и крики на бирманском. Вопит какая-то девушка. Это Марисоль? Карисса? Ещё выстрелы, автоматная очередь. Что-то пошло не так! Колтон отступает от Дженсона и выглядывает за дверь.

— Нет, не уходи, — кричит Дженсон. Потом добавляет тише: — Если ты не можешь меня освободить… тогда убей. Пожалуйста, Колтон. Я не хочу жить таким.

Колтон его понимает. Он тоже не захотел бы жить таким. Он достаёт из-за ремня пистолет и прицеливается в покрытый шрамами лоб товарища.

Но не может надавить на спусковой крючок. Не может. Просто не может.

— Прости, Дженсон. Прости.

Колтон поворачивается и убегает, зная, что если ему удастся пережить эту ночь, он не простит себе мгновение слабости, когда он отказал Дженсону в отчаянной мольбе.

Кунал винит во всём луну. Если бы не она, беглецам удалось бы добраться до места в полной темноте. Надо было подождать ещё пару часов, пока луна не сядет, но он слишком нервничал, и это помешало ему принять здравое решение. А теперь, возможно, всё кончено.

Он слышит окрик первого охранника, который привлекает внимание второго. Хотя обоих пока не видно, но по звукам понятно, где они. Марисоль, поддавшись панике, несётся к дереву, но она не знает, где лаз, и забегает не с той стороны. Карисса мчится следом. Потом один из охранников стреляет и попадает в Кариссу. Та падает с криком боли, но не останавливается. Делает кувырок и стреляет из пистолета, который дал ей Кунал, в сторону охранников.

И вдруг маленький таец — как его зовут? Гэмон? — срывается. С того момента, как его привели сюда, он не произнёс ни слова, но сейчас он внезапно бросается в центр двора, вопя боевой клич во всю силу своих лёгких. Наведавшись в арсенал, Кунал взял то оружие, которое смог унести. Раздавая оружие беглецам, он не задумывался, кому что попало. У Гэмона оказался автомат, из которого таец палит теперь во всё что движется.

И тем самым отвлекает на себя внимание патруля.

— С левой стороны дерева, — говорит Кунал Кемо. — Между корнями. Давай!