Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы

Расстреляв обкуренных «метальщиков», что успели с хохотом, так лихо и бесшабашно, забросить нам за ограду страшную «посылку», мы предали останки разведчиков земле. Потрясение от увиденного ещё не прошло.

И было особенно тяжело осознавать, что это мог быть ещё далеко не конец…

Однако они и не подозревали, началом чего сулило стать то подмётное письмо, что я так благоразумно, как мне показалось сначала, сунул себе в карман.

Теперь я держу его перед собою, словно ядовитую змею, один укус которой станет мгновенно смертельным.

Тянуть время и прятать эту писанину, в которой заключены наши новые беды, было равносильно самоубийству.

Нужно искать ответы на вопросы, которых на нас в одночасье свалилось больше, чем в состоянии переварить крохотное сообщество, плывущее на утлом плоту среди бушующего океана…

Люди принесли за собою в помещение множество запахов. Стойко и едко пахло серой, оружейным маслом, щекотал ноздри бензин и издевался аромат горчицы. Почти мирные запахи, которые там, в их руках, становились духом смерти.

Но сильнее всего из влажной одежды выделялся запах пота. У нас сейчас нет времени на полноценную баню, увы. Мы заняты подготовкой очередной драки. Осточертевшей, опостылевшей до крайности заботой о сохранении живота своего…

Почти все пришедшие были с оружием, с которым теперь не расставались даже по ночам. Некоторые деликатно покашливали, скрипя немногими уцелевшими стульями; кто-то не мигая уставился в пол, кто-то тихо дремал в самом углу, смежив неплотно веки…

Я собирался ознакомить людей с содержанием послания, и всё не решался начать. Не знал, куда деть руки…и этот проклятый клочок бумаги.

Я растерянно мял его, и то прятал в карман, то вновь вынимал, расправлял… и тупо пялился в него, словно не мог разобрать почерк. Хотя всё, что там написано, успел выучить уже наизусть.

Молчание несколько затягивалось.

Нелегко огласить приговор самому себе, это понятно, но куда тяжелее лично зачитать его своим близким…

Меня выручил Чекун.

Вечно весёлый и неунывающий балагур, он всё крутился на своём месте, вертя головою и словно пересчитывая присутствующих. Чекун из тех, кто непринуждённым, отвлечённым трёпом ни о чём и о пустяках в частности, спасёт вашу репутацию, когда она начинает трещать по всем швам.

Даст вам время собрать воедино кисель мыслей. Отыграет пару необходимых минут, одним словом. Или первым даст направление речи и ход этим вашим безвольным мыслям, если вы вдруг начнёте тупить.

Сориентирует на местности, скажем так, и пнёт мягко под зад в нужном направлении. В нём засохшей мокрицей в уголочке умер великий импресарио, пиарщик и имиджмейкер высочайшего класса. Из тех, кто из абсолютных, признанных дураков — в глазах публики делает звёзд вселенской величины…

Вот и сейчас он вскочил, и начал легко и бодро, словно на партийном собрании прошлого века:

— А вот и побает нам сейчас о состоянии репозаготовок в районе товарищ Босс! Он зачитает некое послание от турецкого султана нам, глупым запорожцам. А можа, и наоборот… Ну, в процессе прений и обсуждений поймём, кто кого там словом обидел. Попросим же, товарищи! — и он задорно и дурашливо зааплодировал. И где он эту дурь в его-то годы видел, в каком кино?

"Аудитория" вымученно улыбнулась неожиданной в такой ситуации шутке.

Кое-где даже немного посветлели глаза, немного распрямились усталые плечи.

Что ж, деваться мне уже некуда, пришлось взять себя в руки и открыть рот:

— Это письмо…, - я нехотя показал им небольшой конверт. И на мгновение снова, — словно потерялся в мелькнувшей молнией мысли, заткнувшись. Уставившись на прямоугольник дешёвого материала так, будто видел его впервые…

Белоснежный, правильной формы… Сейчас он казался чем-то неестественным, почти сказочным. Как всё, что производилось когда-то на этом свете. Копеечный конверт, сложенный и склеенный лист идеально ровно обрезанной машиной бумаги… Кого из нас когда-то он мог бы удивить?!

Мы обращали тогда на окружающие нас простые или роскошные предметы внимания не более, чем на асфальт под нашими ногами.

Ценность той или иной вещи мы осознавали лишь мерой сомнительного престижа, который она вроде бы нам дарила.

Но и тут мы умудрялись переборщить с самооценкой.

Мы начинали считать, что не вещь украшает нас, недостойных. А именно мы своим немытым задом придаём ей шика, блеска и очарования.

Бриллианты, для полноты сияния украшенные нашими грязными соплями…

Эдакие высокомерные, подлые, злобные и мелочные хуторяне. Восседающие на золочёном коне Вечности… И колотящие его босыми ногами с цыпками на заскорузлых пятках.

Мы отчего-то самонадеянно возомнили себя богами среди всех, равных себе самим…

Мы словно напрочь забыли о том, что все мы, — состоятельные, важные, обличённые властью и просто "обычные окружающие", «обыватели», "электорат", — все, без исключения, сделаны из одной грязной глины.

Не раз и не два уже заквашенной Всевышним, — на гнили и прахе когда-то отживших.

Что мы — своего рода сублимат, вторсырьё, распаренная в клее Бытия субстанция из общей кучи постоянно используемого в конвейере времени материала…

В которое щедрой рукой Провидения намешаны все собранные за десятки тысяч лет, со всех миллиардов когда-то живших, испражнения, глупость и грехи.

Нравственные и физические фекалии, взятые ото всех.

Начиная от горстки первобытных блохастых древопитеков и заканчивая моральными уродами наших дней…

Наверное, чтобы мы по-настоящему оценили что-то в своей никчёмной, жалкой жизни, у нас нужно всё отнять. Жёстко, нагло…и навеки…

Эта, пустяковая, казалось бы, вещь…

Как всё относительно в этом мире…

Намочи его, скомкай… — и он превратится в серый жеваный комок странного вещества. А до этих пор он — своего рода символ погибшей, лопнувшей цивилизации. Простой и незамысловатый — отчего же он навевает такие мысли?

Эдакий последний сердечный привет из прошлого. Неизвестно теперь, когда ещё — мы или наши правнуки? — будут снова делать такие, или хотя бы ПОДОБНЫЕ, вещи… И будем ли вообще…

— …все вы знаете, каким образом и при каких обстоятельствах оно попало к нам…

Народ угрожающе заворчал. Отчаянная злоба гепарда, видящего, как к его логову с детёнышами приближается голодный лев…

— Я зачитаю его вам, безусловно. Но от комментариев по ходу чтения всех попрошу воздержаться. Не превращая собрание в балаган, прошу выслушать и просто задуматься. Я хочу, чтобы все прониклись смыслом и главной «идеей» письма.