Александр Етоев - Симплегады

Машина повернула на набережную. Слева за прутьями парапета тускло блестела река. Она ворочалась между гранитными берегами и течением разрывала мертвую неподвижность города.

Масленников смотрел на реку, на противоположный берег, на ломаный профиль крыш и незрячие окна под ними.

– Почему не меняется город?

– Все меняется, город тоже. – Коль пристально всматривался в дорогу.

– Коль, знаешь, меня долго мучал вопрос – почему мы? А потом перестал мучать. Не мы, так другие, верно? Еще и лучше, что тогда они выбрали нас…

Он запнулся, потом продолжил, но как-то тихо и виновато:

– «Нас»… Коль, прости, я позабыл о Павлике.

– Ну что ты, Володя. Какая твоя вина. А то, что они выбрали нас, так это просто, ты знаешь. Какой лучше всего быть подопытной овце? Одинокой, отбившейся от стада, чтобы, если пропала, меньше всего жалели. Вот я. Кто у меня был? Отчим, и тот умер от алкоголя. У тебя – бабушка. Умерла. У Павла – тетка, которую он ненавидел. Кому мы были нужны?

– Да, Коль, конечно. Но я сейчас про другое. Если бы не оказалось нас, что было бы с ним?

Масленников кивнул на Менделя.

– Подожди, Володя. Дорога впереди дальняя. Не надо загадывать заранее.

Масленников его как будто не слышал.

– Ты прав, Коль, мы были тогда не нужны. А он нужен. Деду, мне…

– Володя, милый. К сожалению, он нужен не только тебе и деду. Этой сволочи он сейчас нужен не меньше нашего. Если бы он был им не нужен, жизнь текла бы себе спокойно, как эта река. Но так как никаких поворотов в спокойную сторону в ближайшем будущем не предвидится…

Договаривать Коль не стал. Масленников сидел тихо и смотрел на полосу темной реки. Ладонь его лежала на плече у спящего мальчика.

– Коль, я думаю, если бы эксперимент получился удачно, и нас вытащили оттуда сразу… – Он помедлил, потом продолжил: – И нам было бы столько лет, сколько сейчас ему…

– Володя, все эти годы ты только об этом и думаешь. Так долго думать об одном вредно. Это делает человека невыносимым. И потом, Володя, а наш с тобой уговор?

– Да, уговор, я помню. Но этот мальчик… Его-то они за что?

Почему он должен повторить нашу судьбу? И Павел… Павлик… Я как на Менделя посмотрю – а перед глазами Павлик.

– Володя, я думаю, что сегодня мы вместе и ради Павлика тоже. И ради тех трех ребят, за которых мы все – и Павел – несем вину. Ты спрашиваешь у меня, да нет, это ты у себя спрашиваешь, пять лет кряду задаешь сам себе вопрос: «Что было бы, если?..» И я тебе все пять лет отвечаю. А с теми ребятами, ради которых погиб Павел, с теми обманутыми десятилетними пареньками – с ними что стало? Так вот, Володя, родной. Не про себя ты спрашиваешь – про них. Это про них твой вопрос. Почему они, а не ты. Почему мы с тобой живы, а тех троих уже нет. И Павла нет. И всего-то пять лет прошло.

– Я, Володя, – голос Коля звучал неровно, слова ему давались с трудом, – чуть не каждую ночь, словно заново, переживаю то время. Я себя все на место Павла поставить пытаюсь. Почему у него не вышло? Ведь должно было выйти, должно. Он мог перекрыть Туннель. И убили его потом, когда ребят достали обратно…

– Коль, это уже не важно.

– Володя, а может быть, они живы? Просто мы ничего не знаем. Может быть, так, Володя?

Коль резко крутанул руль влево, объезжая крокодилом разлегшийся на дороге бетонный брус.

– Черт! Наворотили тут… Володя, ты знаешь, как я их всех ненавижу. За подлость… За силу… За то, что они нас так… И Павлика, и ребят. И его вот тоже хотели… Всех, всех ненавижу.

Голос Масленникова прозвучал тихо и был наполнен печалью, которую он почти не скрывал. Печалью и одновременно спокойной силой.

– Оставь слова, Коль. От слов ты становишься злым. Успокойся, сейчас злость не поможет.

Коль сидел прямо. Он вел машину, сосредоточенно всматриваясь вперед.

– Володя, – голос его стал мягче, – пойми одно. Кому-то из нас всегда надо быть злым. Сейчас без зла добро сделать очень трудно. Мы оба с тобой правы, только правда у нас разная. И хорошо, если однажды моя правда станет неправдой. Я сам этого хочу. Но сейчас я прав – прав, что ни говори. И, знаешь, почему? Потому что я не на эту паршивую страну злюсь. Не на город, не на какое-то там мифическое человечество. На себя. Я на себя злюсь, за то, что они со мной сделали. На то, что я ничего не мог против них сделать.

– Коленька-Коль, война объявлена, и не мы ее объявили. Но давай воевать спокойно…

Договорить он не успел. На стекле снаружи расплылась, принимая форму овала, красная нашлепка предупреждения.

– Эге, кошка перебежала дорогу.

– Маяк.

– Маяк, плохо дело. Максимум через пять минут к нам прицепится патрульная служба.

– «Аист», «Аист»!.. Нет, эти олухи из службы движения когда-нибудь выведут меня из себя. «Аист»? Почему не нейтрализован восемьсот десятый КП? Ах, сами не понимаете? Был нейтрализован? Кажется? Кажется, скоро вся ваша группа, включая Казанчука, поменяет профессию. А вот так. В фермеры пойдете. Туда, на фермы, те самые. Не отключайтесь. Ждите моей команды. Ясно?

Мелочь! Обыкновенный инспекционный маяк, который в спешке забыли отключить! Смешно подумать, из-за такой мелочи может все полететь к черту. Время! Уходит драгоценное время!

И все-таки одно утешало – расчет его оказался правильным. Они выбрали филиал Института, место тихое, никто не подумает, что отсюда может быть нанесен удар. Не все понятно. Как удастся Масленникову с Николаевым перекрыть Туннель, если у них в распоряжении будет всего лишь старый опытный образец установки? При нем и охраны-то практически никакой, настолько он маломощный. А они выбрали именно его и рассчитывают с его помощью отправить Менделя в будущее и после этого перекрыть Туннель навсегда.

Что ж, ждать осталось недолго. Вот только этот маяк!

– Теперь придется посылать к ним патруль, иначе, слишком уж все по маслу. Они не дураки, догадаются.

– Да, с маяком по городу много не поездишь.

Лежнев ответил кивком и вдруг заговорил тихо, почти шепотом, вытянув шею в сторону молчащего штурмана:

– Ты слышал, Виктор Алексеевич? Они объявили нам священную войну. Ай да Масленников, добрая душа! Ай да Коль!

Он подмигнул Пасленову и усмехнулся.

– Но мы ведь тоже не лыком шиты? Верно?

Он замолчал, потом заговорил нормально.

– Придется патруль. Стрелять они не решатся. При мальчике они не станут стрелять. Соврут что-нибудь, как всегда. Нам это даже на руку. Обяжем патрульных поверить и отпустим с миром.

– Что будем делать, Володя? Попробуем хирургическое вмешательство? Фонтанка – вот она, рядом. Пусть себе сигналит со дна.

Коль остановил машину и вылез в жаркую полутьму. До рассвета было еще далеко. Почему-то ему сделалось очень спокойно. Будто все сердечные страхи, вся боль и больная злость остались там, в машине. Сознание существовало от тела отдельно. Даже духота города стала переносимой.