Джей Эм - Там, где начинается вселенная

– Дело в тех семерых, да?

– У нас думают, не столько в семерых… сколько в восьмом, – с запинкой ответил Йонне.

– Разве ваших людей было восемь?

– Наших – семь, но…

– Он сделал это для кого-то ещё?

– Сальваторе… Кое-кто у нас об этом говорит, но сам он – нет. И я не могу. Пойми правильно.

– Ладно. О той ночи больше спрашивать не стану. Для меня всё это от начала до конца – тайна, и пусть тайной остаётся. Но скажи насчёт этой противоположной силы – в чём она проявляется?

– Ему самому она вреда не причиняет. Но окружающие ощущают влияние… Растение или небольшое животное может даже погибнуть. Люди, конечно, нет. Но… рядом с ним тяжело находиться. Чувствуешь себя плохо, как будто болен. Если подальше отойти – легче становится. С мастером можно разговаривать, когда ты сидишь в одном углу комнаты, а он – в другом. Тогда всё нормально.

– Есть шанс, что со временем это пройдёт, и он станет прежним?

– Противоположную силу непросто преодолеть. Но, будем надеяться, такой человек, как он, сможет это сделать.

– Я бы хотел с ним увидеться.

– Да, я ему сейчас позвоню. – Йонне достал из кармана теленоут, набрал номер, сказал в трубку несколько слов. – Через четверть часа он будет ждать в Кристальном зале.

На первом этаже Зелёного дома им навстречу попался Гай Юлий. Бывший легионер неожиданной встрече обрадовался:

– Сальваторе? Не знал, что ты приехал.

– Полчаса назад.

Йонне, извинившись, оставил их вдвоём – нужно было заняться какими-то срочными делами.

– Ты молодец, что решил вернуться, – похвалил Гай Юлий.

– Не навсегда, – предупредил Брэтали.

– А ты не думал…

– Нет, маби-психолог – это уже чересчур.

– Напрасно…

– Как там, Юлий, поживает твоя надежда? На то, что жизнь изменится к лучшему?

– Надежда должна или умереть, или стать верой, Сальваторе. Вера побуждает людей совершать поступки.

– Ты окончательно превратился в философа?

– Это не мои слова. Одного моего друга по имени Грег Сноутон.

– Вера побуждает совершать разные поступки, Юлий.

– Да. В зависимости от того, кто верит. И – во что. Грег верил, что будущее за теми людьми, которые перешагивают через границы, а не возводят новые. И помогал им.

– Ясно. – Брэтали, всё это время державший за ручку свой рюкзак, пристроил его на подоконник. – Я слышал, ты работаешь вместе с Энэ Симоной.

– Да.

– Приходится ездить за границу? И как? Наверняка ведь во всякие переделки попадаете. Не слишком рискованно, с твоими клипами?

– Поначалу так и было, приходилось рисковать. Но кое-что изменилось… Мне не нужны теперь клипы, Сальваторе. Было время, когда жестокость превратилась для меня во что-то вроде наркотика, но оно прошло. Жажда угасла. Если надо защищать и защищаться – я это делаю. Не больше.

– Я думал, клипы ставят на всю жизнь, – заметил Брэтали. – Или психологи могут их снимать?

– Не знаю. Не интересовался. Я не снимал клипов.

Гай Юлий остановился, повернулся к Брэтали и взглянул ему в глаза.

– Однажды мы готовились к отправке с эстхелмингской посадочной площадки…

Он замолчал. Молчал и Брэтали.

– Я был среди тех семерых, Сальваторе. Тело нуэ может вынести много чего, но не лучемётную очередь в голову. Ну вот… Не знаю, что там с моими генами, можно ли сейчас считать меня нуэ… Некоторые свои способности я потерял, некоторые остались. Но клипов, ни первого, ни второго, точно нет. Он вернул меня таким, каким я был до них. Вместо клипов теперь – моя собственная воля. Не подавление… я смог научиться осознанному выбору. Или – просто осознанности. Когда действуешь осознанно, выбирать не из чего.

– Понятно.

Вслух Брэтали этого не сказал, но про себя подумал, что не ошибся: шрамов на лице Гая Юлия стало больше.

– После нападения технократов вы эту площадку использовать не можете?

– Да. Но мы с Ангелами объединились. Иногда подолгу остаёмся у них на базе, а они бывают у нас… Освобождённых людей размещаем для лечения и за Плато, и здесь. Вон в том доме, – Гай Юлий показал за окно.

– Там и сейчас кто-то есть?

– Несколько человек.

– И Ангелы помогают о них заботиться?

– Помогают. Хочешь пойти, посмотреть?

– А можно?

– Можно. Сальваторе, помнишь, ты как-то сказал, что маби прежде всего хотят благополучия для себя? Получается – это не всегда работает? Иначе ты не ушёл бы из «Мегалита».

– Ну… Смотря что считать благополучием, Юлий, – с иронией отозвался Брэтали. – Ладно… Я знаю, что ты надеешься от меня услышать. То, что люди прежде всего хотят худшего для других, тоже не всегда работает.

Направляясь к дому для приезжих, они встретили Энэ Симону. Она поприветствовала гостя энергичным кивком и принялась что-то объяснять Гаю Юлию. Бывший легионер сделал знак Брэтали, чтобы тот его не ждал. Сальваторе засомневался: наверное, пора подняться в Кристальный зал, вдруг мастер уже ждёт… Но всё-таки дошёл до дома и постучал в дверь, обшитую деревянными рейками светло-медового цвета.

Возможно, среди здешних Ангелов есть его знакомые. Одна особенно выдающаяся знакомая…

Дверь отворилась. На пороге действительно стоял знакомый человек. Но – совсем не тот, кого рассчитывал увидеть Брэтали.

– Ты?.. – удивился Сальваторе.

– Не ожидал? – вопросом ответил Эндрет. – А я вот слышал, что ты бываешь у психологов. Если интересно, как я сюда попал, так я с Ангелами работаю…

– Странное занятие – для тебя.

– Ну, люди меняются, и всё такое… По-другому начинают смотреть на вещи. И… от этого может измениться вся жизнь. Да, раньше я хотел только получше устроиться. А потом… решил: неплохо бы стать полезным кому-то… Как раз познакомился с Ангелами, и начал им помогать.

– Ну, удачи.

– Ты проходи, а то что мы в дверях… – Эндрет сделал шаг назад, пропуская Сальваторе в дом.

– Не теперь. Меня ждут.

– А-а… ясно. Слушай… – Эндрет посмотрел Брэтали в глаза и смущённо улыбнулся. На его скулах выступил румянец. – Тогда я повёл себя, как сволочь… Прости, пожалуйста. Знаешь, по-моему, я понял одну вещь. Настоящая сила – это когда отказываешься от своей силы, да? Когда можешь заставить, но не сделаешь этого… Вы это знаете, вы живёте так. А люди… далеко не все, и не всегда.

Молча выслушав Эндрета, Брэтали собрался идти.

– Подожди, – остановил тот. – Ты ведь так и не сказал мне своего имени.

– Можно подумать, оно тебе неизвестно. Сколько раз в «Мегалите» нас называли по именам, и здесь меня знают.

– Да, но от тебя я его не слышал…

– Сальваторе.

Было так, как сказал Йонне: Шэн устроился в кресле у одной стены Кристального зала, Брэтали – у противоположной. Комната была не маленькая – непривычно видеть собеседника на таком расстоянии, не имея возможности подойти ближе.