Стивен Кинг - Воспламеняющая

За семейной утренней чашкой кофе американцы стараниями информационных программ «Сегодня», «Доброе утро, Америка» и «Утренние новости Си-би-эс» получили следующее: «Террористы, использовав зажигательные бомбы, атаковали сверхсекретный научно-исследовательский объект в Лонгмонте, штат Виргиния. Точно установить, что это за террористы, еще не удалось, но три террористические организации уже взяли на себя ответственность за нападение: «Японская Красная армия», эфиопское подразделение «Черного сентября» и местная группировка с замечательным названием «Боевики-метеорологи Среднего Запада».

И если никто не мог назвать лиц, стоявших за нападением, репортажи давали более-менее четкое представление о том, как все произошло. Агент по имени Джон Рейнберд, индеец и ветеран войны во Вьетнаме, оказался двойным агентом и заложил зажигательные бомбы, полученные от террористов. Он то ли покончил с собой, то ли случайно подорвался в месте закладки одной из бомб. В конюшне. По одной из версий Рейнберд погиб, пытаясь вывести из горящей конюшни лошадей. Это вполне укладывалось в привычный образ террориста: о животных они заботились куда больше, чем о людях. Трагедия унесла двадцать жизней. Сорок пять человек получили ранения, десять – тяжелые. По распоряжению правительства выживших пока изолировали от прессы.

Вот такая история. Контора в репортажах практически не упоминалась. И это всех устраивало.

Но оставался один нерешенный вопрос.

– Мне без разницы, где она, – заявила новая глава Конторы через четыре недели после большого пожара и исчезновения Чарли. Первые десять дней, когда Контора могла с легкостью накрыть девочку сетью, царила полная неразбериха, да и сейчас еще не удалось вернуться к нормальному рабочему ритму. И новая глава Конторы сидела за временным столом: ее собственный обещали привезти только через три дня. – И мне без разницы, что она может сделать. Она восьмилетний ребенок, не сверхчеловек. Она не может долго скрываться. Я хочу, чтобы ее нашли и уничтожили.

Она обращалась к мужчине средних лет, который напоминал библиотекаря из маленького городка. И разумеется, им не был.

Мужчина постучал пальцем по стопке распечаток, лежавшей на столе главы Конторы. Папки Кэпа пожара не пережили, но большая часть информации сохранилась в компьютерном банке данных.

– И каков статус всего этого? – спросил он.

– Предложения по «Лоту шесть» отложены на неопределенное время, – ответила женщина. – Все это политические игры, разумеется. Решение принято одиннадцатью стариками, одним молодым человеком и тремя седовласыми дамами, которые скорее всего владеют акциями какой-нибудь швейцарской клиники, экспериментирующей с козьими железами… У них у всех яйца уходят в пятки при мысли о том, что произойдет, если девочка даст о себе знать. Они…

– Я сомневаюсь, что у сенаторов от Айдахо, Мэна и Миннесоты яйца куда-то уходят, – пробормотал мужчина, который не был библиотекарем.

Глава Конторы отмахнулась.

– Они заинтересованы в «Лоте шесть». Естественно, заинтересованы. Поэтому я бы сказала, что пока горит желтый свет. – Она принялась играть с волосами, длинными, густыми, красивого темно-каштанового цвета. – «Отложены на неопределенное время» означает, что предложения вытащат, как только мы покажем им девочку с биркой на ноге.

– Мы похожи на Саломею, – пробормотал мужчина, сидевший по другую сторону стола, – но блюдо пока пустое.

– Что ты несешь?

– Не имеет значения. Суть в том, что мы вернулись к отправной точке.

– Не совсем, – мрачно возразила глава Конторы. – У нее больше нет отца, который раньше приглядывал за ней. Она сама по себе. И я хочу ее найти. Быстро.

– А если она выболтает все, что знает, до того, как мы сумеем ее найти?

Глава Конторы откинулась на спинку кресла, сплела руки за головой. Мужчина, который не был библиотекарем, оценил, как свитер обтягивает округлости грудей. С Кэпом такое бы не прошло.

– Если бы она хотела выболтать, думаю, уже бы это сделала. – Глава Конторы наклонилась вперед и указала на настольный календарь. – Пятое ноября – и ничего. И я думаю, что мы приняли все необходимые меры предосторожности. «Таймс», «Вашингтон пост», «Чикаго трибьюн»… мы следим за всеми ведущими газетами, но пока – ничего.

– А если она решит обратиться в маленькую газету? Не в «Нью-Йорк таймс», а в «Дыра таймс»? Мы не можем следить за всеми печатными изданиями страны.

– К сожалению, это так, – согласилась глава. – Но пока тишина. А это означает, что она еще никому ничего не сказала.

– Неужели кто-то поверит такой бредовой истории, рассказанной восьмилетней девочкой?

– Если, рассказав историю, она что-нибудь зажжет, думаю, ей могут поверить, – ответила глава. – Но знаешь, что сказал компьютер? – Она улыбнулась и похлопала по распечаткам. – Компьютер сказал, что с восьмидесятипроцентной вероятностью мы сможем предоставить комитету ее тело, пальцем не пошевелив… разве что проведем опознание.

– Самоубийство?

Глава кивнула. Судя по всему, эта идея ее весьма радовала.

– Это хорошо. – Мужчина, который не был библиотекарем, встал. – Но со своей стороны, я помню вывод компьютера о том, что Эндрю Макги наверняка перегорел.

Улыбка главы Конторы увяла.

– Хорошего вам дня, шеф. – И мужчина, который не был библиотекарем, вышел из кабинета.

В тот же ноябрьский день мужчина во фланелевой рубашке, фланелевых брюках и высоких резиновых сапогах рубил дрова под затянутым белесыми облаками небом. В этот теплый день перспективы очередной зимы выглядели весьма отдаленными: температура воздуха поднялась до комфортных пятидесяти градусов[35]. Куртка мужчины, которую его убедила надеть жена, висела на заборе. За его спиной, у стены старого амбара, лежала гора оранжевых тыкв. Некоторые из них, увы, уже начали подгнивать.

Мужчина поставил очередное полено на колоду для колки дров, размахнулся топором и опустил его. С приятным стуком половинки полена упали по обе стороны колоды. Мужчина наклонился, чтобы бросить их к другим, когда за его спиной раздался голос:

– У вас новая колода, но след от старой остался. Он все еще здесь.

Вздрогнув, мужчина обернулся. Непроизвольно отступил на шаг, уронив топор на черное, выжженное пятно. На мгновение решил, что перед ним призрак, печальный призрак ребенка, поднявшийся из могилы на кладбище «Дартмут-Кроссинг», которое находилось в трех милях дальше по дороге. Бледная, грязная, худая девочка с запавшими блестящими глазами, в обтрепанном и рваном сарафане. По правой руке почти до самого локтя тянулась воспалившаяся царапина. На ногах девочки было что-то, напоминавшее разбитые кожаные туфли.