Василий Головачёв - Русская фантастика – 2017. Том 1 (сборник)

Я внезапно понял, зачем здесь саперы, зачем отремонтирован мост. На счастье, до того, как мы закончили с пленными. Они чистят дорогу к нашему укрепрайону. Точнее – к военному аэродрому, вокруг которого его строили.

Мы поставили пленных в ряд, на колени.

– Кто проведет нас через мины, будет жить, – сказал я им.

Пленные молчали, косились на трупы своих «товарищей по оружию». Трое – совсем молодые пареньки, два постарше, мои ровесники. Игра в молчанку могла затянуться надолго, но нас это не устраивало. Чтобы поторопить, я кивнул Малому на одного из «старичков». Тот хоть и не понимал мою задумку, подыграл верно – всадил окку пулю в лоб.

– Повторяю еще раз: кто хочет жить?

– Но в этом же нет смысла! – заскулил крайний слева вояка. – Там голая степь до самого аэродрома! Вас легко обнаружат, лучше сдавайте…

Этого я заткнул собственноручно.

– Искать смысл не надо, – пояснил оставшимся. – Только дорогу через минное поле.

Паренек, стоявший рядом с застреленным, зарыдал.

– Я не знаю дорогу, я не сапер, честно! Я радист…

Выстрел.

Осталось двое, молодой и «старик». Кто сломается первым? Хоть пари заключай.

Я уже поднял руку, когда «старик» сдался.

– Я… я проведу, если вы гарантируете нам жизнь.

– Только тебе.

Выстрел. Паренек проиграл.

Трупы мы стащили к палаткам и подожгли. Кедра – в общую кучу. Предварительно переодели в форму окка, нацепили на шею жетон, щедро облили бензином – чтобы хорошенько прогорел, до костей. Чтобы не опознали, приняли за своего. Число саперов должно сойтись, тогда не сразу заподозрят, что мы взяли проводника.

В этот раз я рассчитал верно. Едва река и мост исчезли за деревьями, как послышался стрекот «вертушек». Машины пошли вверх и вниз по течению, наверняка и десант высадили, прочесывать прибрежный лес. По ту сторону. На минные поля не сунулся никто.

Мегера мою смекалку оценила. Показала большой палец, улыбнулась:

– Молодец, вождь семинолов, соображаешь.

Док тоже посмотрел на меня уважительно. Следом и до Малого дошло. И – до окка.

Сапер не проронил ни слова, пока мы не прошли лес насквозь. Впереди раскинулась степь, бугристая, с каменными проплешинами, торчащими из буроватого суглинка огрызками скал, редкими кустами терна. Наверняка обильно засеянная минами. Там, на опушке, во время привала, сапер решился заговорить со мной.

– Вы не сдержите обещание. Вы расстреляете меня, как остальных, правда?

Мегера хмыкнула. Посоветовала:

– Не задумывай далеко наперед. Живи сегодняшним днем и старайся быть нам полезен. Чем дольше будешь полезен, тем дольше будешь жить. Простая логика войны.

Сапер посмотрел на нее, потом на Дока. Вновь перевел взгляд на меня.

– Если вы задумали диверсию на аэродроме, то у вас ничего не выйдет, там охраны много. – Помолчал и добавил: – Но вы не к аэродрому идете, правда?

Я не мог ему ответить, даже если бы захотел. Я не знал, куда мы идем.

Не дождавшись ответа, он отвернулся. Вытащил из внутреннего кармана прямоугольник картона. Мегера тут же выхватила, повертела в пальцах. Я заглянул ей через плечо. Фотокарточка. Женщина и двое детей. Мальчик лет пяти и девочка немного постарше. Красивые. Почти как мои. Только светловолосые.

– Твоя семья? – поинтересовалась Мегера.

Окк кивнул.

– Живы?

Он вздрогнул, испуганно взглянул на нас. Снова кивнул. И едва Мегера отдала фотографию, поспешил спрятать ее. А я понял, отчего второй вопрос вызвал такую реакцию. Разумеется, живы. С их детьми что может случиться? Они далеко от войны.

Привал закончился, и мы пошли дальше. Сквозь унылую октябрьскую степь, к неизвестной мне цели.

Мы шли гуськом, стараясь ступать шаг в шаг. Первым – сапер, за ним – Малой, Док, Мегера и я – замыкающим. Поднимались на холм, спускались с холма, опять поднимались. Тихо, пустынно, лишь багровеют пятна терновника, да хрустит под башмаками сухая трава. От однообразия, от того, что одновременно надо и под ноги смотреть, и по сторонам пялиться, я не уследил. Пропустил миг, когда успеть можно было.

Окк развернулся, что было силы дернул у Малого автомат. Обезоружить не смог, но на землю повалил. Прыгнул на Дока, выхватил нож, который тот таскал в чехле на поясе, ударил в бок… В следующую секунду Мегера была рядом с ними. Отдернула окка удушающим захватом, обезоружила, опрокинула. Она бы и шею ему сломала, но я подскочил, ткнул ствол в лицо сапера.

– Отпусти.

Мегера подчинилась, бросилась к хрипящему, кашляющему кровью Доку. А я спросил сапера:

– Зачем?

– Вы не к аэродрому идете. – Он прижал сцепленные в кулак пальцы левой руки к груди, вперился в меня взглядом: – Вы все равно меня расстреляете. Стреляйте сейчас, я вас не поведу дальше.

Этот взгляд я знал превосходно. Взгляд человека, простившегося со всем, что ему дорого в жизни, и потому не боявшегося смерти. Я выстрелил. Рука окка дернулась, пальцы разжались. Скомканная фотокарточка скатилась в траву.

Затем мы с Мегерой бинтовали Дока. Рана получилась дрянная, легкое пробито. И не знаю, что еще. Ампула бупренорфина боль сняла быстро, но кровотечение останавливаться не хотело. И сидеть, ждать, пока Доку полегчает, смысла не было.

– Теперь первым идешь ты, – приказал я Малому.

Он не спорил. Шмыгнул носом, кивнул, поудобнее приладил автомат и пошел. Он прошел метров двести. Потом взорвался.

К счастью, эта мина на нашем пути была последней.

Док не дожил до ночи. И это к лучшему. Пусть Мегера несла его на себе и утверждала, что способна идти так сколько угодно, но скорость нашу это замедляло очень заметно. А окки не идиоты. Не найдя диверсантов по ту сторону реки, они захотят прочесать и окрестности аэродрома, к которому мы приближались с каждым шагом.

Последние минуты своей жизни Док бормотал какие-то непонятные термины, густо перемежая их числами. Но он не бредил, так как Мегера кивала то и дело, успокаивала:

– Да, я помню, помню параметры. Я не могу забыть, у меня резервный чип памяти.

Потом Док затих. Мы уложили его на колючую степную траву, под терновым кустом. И здесь же устроили ночевку – Мегера все-таки переоценила свои силы, а те два-три километра, что мы успели бы пройти до полной темноты, ничего не решали. Лучше уж подняться на рассвете.

О костре, ясное дело, речи не было. Мы расстелили спальники, сжевали тушенку – одну банку на двоих, больше не хотелось. Мегера улеглась спать. И я прилег рядом, дремать и караулить одновременно – теперь все дежурства мои.

Вечер постепенно превращался в ночь. Небо темнело, набирало черноты, зажигало холодные октябрьские звезды. Но луна пока не взошла. Меня это устраивало. Без нее уютнее.