Федор Березин - Голован

В самом деле, при чем здесь очередная напряженность на южной границе? Да и есть ли та граница вообще? Под напором пустыни и радиоактивных ветров она каждый год отодвигается на десятки километров к северу. И все же, там некий кризис. По слухам, стягиваются дивизии. Ну, или там полки, зовущиеся ныне дивизиями для солидности; народу-то в них не набрать, ибо призыв делать просто не из кого. Кстати, тут и шкурные вопросы, как ни крути. Все же, это я сейчас гражданский доктор, а не так давно был на военной службе, как и положено нормальному доктору в военную пору. Так что если на юге что-то действительно серьезное, то призвать обратно могут в два счета. Будешь опять приписан к какому-нибудь бронеходному полку или даже батальону антибронеходного заслона — ать-два! — и пикнуть не успеешь. Двое малых детей, говорите, и третий намечается? Ага-ага. И именно поэтому вы напросились в экспедицию, коя намечена в глубочайшие тылы врага? В армии хоть порядок и дисциплина, никуда не денетесь, а на экваторе сгинете за так. Или, скорее, настанет вам индивидуальный массаракш еще до того, как туда доберетесь.

Вообще-то, конечно, я в экспедицию не напрашивался, Жуж Шоймар нашел меня сам. Но что правда, я и не упирался. Чем-то меня Жуж сразу и окончательно покорил. Но сейчас не об этом.

То ли в связи с кризисом на юге… Будем все ж считать, что в связи с ним, уважая поблекшую и осунувшуюся теорию причинно-следственной связности… В общем, в связи с какими-то событиями, в верхотуре управленческой пирамиды начались некие подвижки. Не все в нашу пользу. Кое-какие нужные или уже обработанные Шоймаром в требуемом ракурсе люди отбыли куда-то в командировки или вообще назначены ответственными за другие участки. Причем это не только в управленческих структурах армии, а даже в… ныне уже не Императорской академии, а «Неизвестных Отцов Департаменте» Науки. Правда, в нашу пользу — воцарившийся повсеместно бардак. Например, подписанные уже снятыми с постов начальниками бумаги способны еще действовать сами по себе. Но конечно же лавочка может закрыться в любой момент. И значит, мы не спим, не едим, а все время бегаем от склада к складу и везде пытаемся хапать, хапать и хапать. Кое-где, для прокрутки осей, приходится делиться. Но Шоймар не бука, он понимает жизнь. Легко расстается с половиной банок консервов, если некий гвардеец-корнет явно может поставить сапог поперек двери, найдя в бумаженции не там поставленную закорючку.

Или водилы данных нам на время грузовиков. По всем законам, они, вместе со своими трехосными «скарабеями», должны быть направлены если не на фронт, то, по крайней мере, в лагеря подготовки. Или припасы возить на секретные армейские склады, а может, эвакуировать что-нибудь. Если, разумеется, дело снова дойдет до эвакуации. Дойти, кстати, может. Все уж научены. В атомно-бомбовозный век эвакуацию следует делать До Того Как, и никак не позже. Иначе, когда атомно-грибной суп уже высасывает воздух из распластанных на Сфере Мира городов, становится слишком поздно. Но Шоймар — это шоумен, к тому же с большой дороги. Он, профессор, который на короткой ноге с академиками, умудрился поболтать с каждым из наших солдатиков-водил в индивидуальном режиме. Только Выдувальщик Сферы знает, чего на уши им навешал. Мол, и вообще их от службы освободит, и на блатную работу после той службы устроит, так что будут при Департаменте, что кот при сметане. Вы, дескать, лучше тут, у меня, прокантуйтесь, ребятки, а то — сто один процент — на прорыв еще старого минного пояса, канувшего в лету Голубого Союза, загремите, да еще через радиоактивную местность. Ну и что-то там про неизлечимость импотенции в придачу; а парни-то молодые, у них данное дело на первом плане. Короче, оба грузовика в нашем распоряжении. Не исключено, что на тех «скарабеях» мы даже в путь тронемся.

Эх, хорошо бы так и ехать на них, пусть и в кузове, до самой цели! Да только мне смутно кажется, что придется-таки на каком-то этапе топать на своих двоих. Но ведь это так далеко впереди по реке времени, правильно? Не стоит на этом заморачиваться загодя, совсем не стоит…

Телефона у нас на съемной квартире не было, так что за мной прибыл вестовой. Он не сообщил подробностей — да и не знал, — просто кодовую фразу: «Эпидемия, доктор Гаал». Все согласно легенде. И значит, мне пора хватать тревожный чемодан, да еще сумку со всякой всячиной, в том числе любимой книжкой по кинологии, справочниками по полевой медицине и фармакологии, да несколькими фотографиями родных, выпалив:

— В провинции Аксельтира эпидемия, так что я…

Ринка, кажется, верит, тем более в Аксельтире и вправду эпидемия. Впрочем, где ее сейчас нет? Правда, в Аксельтире, еще, наверное, и радиация. И потому я добавляю:

— Ничего, все обойдется. И не в таких я переделках бывал…

Бодренькая улыбка не получается, поэтому достраиваю фразу дальше:

— …благо, дети у нас уже есть.

Вот теперь улыбочка наклеена как следует. Правда, доверия она явно не внушает, потому как глаза у Ринки на мокром месте. Её вот-вот прорвет, а расстраиваться ей нежелательно, все же… На каком там мы месяце? И она как раз об этом:

— Я надеюсь, ты возвратишься к сроку, да?

— Ну что ты, девочка! Конечно, я тебя лично отвезу в «родильню». Не сомневайся.

Сам я сомневаюсь, и она, пожалуй, тоже. Но хоть, слава Мировому Свету, доверяет версии о том, что я в эпидемиологическом отряде. Мы обнимаемся. Все-таки хорошо, что сигнал застал меня дома, есть время на все эти обнимашечки да поцелуйчики. Подходит очередь детей.

— Ты на войну, папа? — спрашивает Гай даже с некоторой надеждой.

Я треплю его по чубчику.

— Нет, сынок, ты что! Ведь папа у тебя просто доктор. Буду лечить больных. Там, сын, у многих «бо-бо».

— Ладно, лечи их побыстрей.

Киваю:

— Я быстро справлюсь, не волнуйся.

— Хочешь, я тебе дам мой «зубоскал»? — спрашивает Гай. Явно видно, что с драгоценным танком ему расставаться не хочется ни в жизнь, но ведь любимому папе нужнее, правильно?

— Не, Гай, — успокаиваю, — не надо. Там у меня, может, будет настоящий.

— Правда?! — глаза у сына блестят. Отныне он мне завидует. А вот Рада, та уже в слезах. Как всякая маленькая женщина, она очень чуткая, да и мама как ни сдерживается, но все же смахивает слезу.

Поднимаю дочь на руки.

— Тебе привезу чего-нибудь интересное. Обещаю.

Она молча кивает. Потом вспоминает:

— Знаешь, папа, а мне скоро уже в школу.

— Ну, к твоей школе я уж точно вернусь.

Тут я говорю уверенно, потому что, в самом деле, до школы ей еще года два, а то и все три, в зависимости от наладки Департамента Образования.