Песах Амнуэль - Сегодня, завтра и всегда

С точки зрения Арсенина, тревога была напрасной, едва он понял, что заболеть по-настоящему не сможет. Сеансе Гребницким в конце концов разрешили, но под пристальным надзором врачей. На этот раз не возникло никаких неприятных ощущений, но в конце сеанса Арсенина обожгло неожиданное предчувствие близкой опасности. Он не мог понять, откуда исходит это предчувствие, но как-то оно было связано с Гребницким.

Позднее Арсенин утвердился в ошибочном мнении, что опасность, которую он вообразил, мнимая. Просто несоответствие характеров. Контакт с Гребницким прочен и глубок. Все в порядке. Арсенин начал готовиться к высадке на Орестею…

Пришли тучи — черные, тяжелые, вязкие, как мазут. Они шли низко, съедая звезды на предрассветном небе, шли сомкнутым строем, в молчании, как орда завоевателей, выбравшая самую темную ночную пору для вероломного вторжения. Вслед за тучами, оставляя на склонах холмов мутные серые клочья, плелся туман. На смотровой площадке телескопа, узкой полосой окружавшей купол, было зябко.

— Бесконечная ночь, — тихо и с какой-то безнадежностью в голосе сказал Вадим. — Пока мы разговаривали, прошли еще два сеанса…

— Я и не заметила…

— Темно. Я старался не упустить нить разговора. Все время твердил про себя последние фразы. Это отвлекает, но помогает не сорваться при возвращении… С минуты на минуту будет окончательный сеанс.

— Что значит — окончательный?

— Арсенин на пороге. У посадочного бота. Один. Когда начнется сеанс, он будет уже на Орестее. И тоже один. Станции с планеты эвакуированы. Я так просил… Вступить в контакт мы с Арсениным сумеем сами. А вот последствия представить трудно. Поэтому я хочу контролировать каждый шаг. Чтобы никто не смог вмешаться. Дело в том, Ира, что орестеане разумны не больше, чем мой большой палец. Пальцы ведь тоже делают тонкую работу, пишут, рисуют. Жители Орестеи — как пальцы. Разум им не нужен. Как в чем-то не нужен разум Арсенину, когда командую я. Как не нужен мне иногда. Все мы в какой-то степени чьи-то пальцы, исполнители чьей-то воли, даже если нам порой кажется, что решения самостоятельны. А на Орестее истинное, единственное и всепроникающее разумное существо — ее атмосфера, воздух.

Она родилась восемьсот лет назад. Аргоно-неоновая атмосфера, в которой веками копилась убийственная энергия, взорвалась, вспыхнула факелом. В горниле взрыва и родилась Орестея — не планета, а единственный ее разумный обитатель. Жар выплавил из почвы легкие элементы. Как в первородном океане Земли, в атмосфере Орестеи протекали бурные химические процессы. Рождались сложные соединения, молекулы сцеплялись друг с другом, формируя нестойкие, распадающиеся связи. В земном океане это привело однажды к появлению белка. Жизнь на Орестее возникла из менее стойких и сложных соединений, но почти сразу во всей атмосфере, от поверхности планеты до крайних высот, где жар Зубенеша разбивал молекулы, не позволяя жизни

Вадим сделал простой расчет. Мозг одного человека содержит около тридцати триллионов клеток, в мозгах всех людей оглушительное число клеток

— единица с двадцатью тремя нулями! Но в атмосфере Орестеи могло образоваться (по скромным подсчетам!) десять в тридцать шестой степени сложных органических молекул. В десять триллионов раз больше! Грубо говоря, это десять триллионов человечеств! После этого Вадим ничему не удивлялся, любую информацию об Орестее соотнося с этим числом,

Молодой разум принялся за дело. Он ураганом обрушивался на горные кряжи, стирая их в порошок, укрощал вулканы и вызывал извержения, эрозией и электрохимическими процессами, вытравляя из почвы все, что хотел, менял химический состав воздуха, электрическую активность и тем самым строил и разрушал. Управлял климатом, покрывая планету облаками, поглощавшими почти все излучение Зубенеша. Энергия шла в рост молекул, в рост мозга, но из-за этого наступило переохлаждение планеты, возникли ураганы, с которыми даже вездесущий разум не смог справиться. Невыносимая боль раздирала тело, и разум рассеял облака.

Еще он мог создавать воздушные линзы и миражи, но кто видел эти прекрасные явления? Мог музицировать на созданных им инструментах — песчаных органах. Он мог — и делал это — мешать прохождению радиоволн и обычного света и сначала не понимал, что свет и радиоволны — сигналы извне, из Вселенной, по сравнению с которой вся Орестея — ничто. Это было величайшим открытием сродни системе Коперника. И разум пожелал понять, как устроен мир. Тогда он и ощутил собственное бессилие. Ему не нужны были руки, чтобы добывать пищу, чтобы выжить. Но познавать мир без рук, без возможности делать тонкую работу, было немыслимо.

И разум сконструировал себе пальцы, Он пробовал и ошибался, собирал воедино триллионы молекул, играл ими, перестраивал связи и уничтожал созданное. На Земле отбор шел естественным путем, им занималась слепая природа, и чтобы создать человека, ей понадобились миллионы лет. Разум на Орестее действовал целенаправленно и добился своего значительно быстрее. Существа, придуманные и построенные им, были бездушны и тупы, но умели, не понимая ничего, делать все: месить глину и строить, выплавлять в печах металлы и стекло для антенн и телескопов. Они были биороботами и действовали по командам — химически активные молекулы проникали из воздуха а тело, вызывая нужные реакции. Существа эти — плод многих ошибок, осознав которые и сам разум стал много умнее, — оказались вполне жизнеспособными.

Так на Орестее началась вторая ступень развития цивилизации. «Пальцы» шлифовали зеркала из выплавленного ими же стекла, строили телескопы и получали превосходные изображения небесных тел. Информацию, что накапливалась в организмах пальцев, разум Орестеи тут же считывал — электрические токи шарили по молекулам, как воришки по карманам. Пальцам не полагалось иметь долговременной памяти. Разум Орестеи синтезировал устойчивые радикалы — блоки памяти и копил знания в заоблачном слое, выше ураганов планеты и все же достаточно низко, чтобы излучение Зубенеша не разбивало молекул.

Разум узнал о том, что пустота, которой он окружен, не бесконечна. Узнал, что есть звезды и планеты. «Если так, — решил он, — то в атмосферах далеких планет тоже мог родиться разум».

Однажды тело его пронзила острая боль. Она возникла в ионосфере и перемещалась вниз по наклонной изогнутой линии. Химические рецепторы подтвердили — к поверхности Орестеи двигалось металлическое тело, раскаленное, сжигающее все на пути. Особенно больно стало, когда игла пронзила слой, где размещались рецепторы памяти. И разум инстинктивно принял меры, не думая о том, что и почему уничтожает.