Коста Канделаки - Рецидив жизни

Пережде, чем он успевает продолжить, дверь из комнаты открывается, и в проихожую выглядывает заспанное толстомясое лицо неизвестной мне женщины.

Отец вздрагивает, оглядывается на нее, смущенно ссутуливается.

- Сынок, это... Это Надя.

- Что происходит, отец? Где мама?

- Ну так я и говорю, сынок... Мама умерла. Уж два месяца как.

- Кто это? - хрипит тетка сонным голосом.

Отец поворачивается к ней, быстро что-то объясняет.

- Так он же мертвяк! - восклицает женщина, показывая на меня пальцем.

- Отец, где мама? - спрашиваю я, когда он оборачивается и смотрит на меня, подслеповато щурясь, пытаясь, наверное, определить признаки мертвеца на моем лице.

- Не знаю, - отвечает он, сторонясь и чуть прикрывая дверь. - Не знаю. Ее забрали.

- Кто забрал? Куда? - я уже знаю ответ, он может не отвечать.

- Ну, кто... Она ожила и... Она так страдала!.. Я позвонил... А ты, сынок? Ты как?

Тетка, которая неуверенно жмется в проходе, кричит, разглядев за моей спиной Анну:

- Он еще и девку мертвую с собой притащил! Что ты с ним стоишь, Коля? Посмотри на его лицо, он же сейчас бросится на тебя!

Отец заглядывает за мое плечо, еще больше прикрывает дверь.

- Сынок, правда, что ли?.. Ты что, тоже умер?

- Меня убили, - говорю я.

- Убили?.. Кто?.. Мы ничего не знали. Мама все плакала по тебе...

Неужели он сдал ее? Неужели этот сморчок просто позвонил и вызвал труповозку?!

Отец стоит, переминаясь с ноги на ногу на холодном линолеуме – жалкое белопузое бестолковое чмо в полосатых разношенных трусах. А из-за его плеча выглядывает толстая тетка с лицом прожженной вокзальной буфетчицы и что-то бубнит ему на ухо.

Два месяца, сказал это дрищ. Два месяца, как мамы нет.

- От чего она умерла? - спрашиваю я.

- Не знаю, сынок. Просто упала на кухне, и все. Не знаю, сынок.

- Какой я тебе сынок! - бросаю, поворачиваясь к лестнице.

Когда на площадке я оглядываюсь, дверь уже закрыта.

Анна догоняет меня, берет за руку, заглядывает в глаза.

Что она может увидеть в моих мертвых глазах!

Значит, мама тоже попала в лагерь. Возможно, в тот же, где держали и меня. Возможно, она все это время была в соседней камере.

Правда, на север от города был построен еще один лагерь, специально для рецидивистов. Может быть, она попала туда.

- Я должен найти ее, - говорю я.

- Где? - безнадежно разводит руками Анна.

- Я должен! - повторяю я.

Она пожимает плечами, а по щекам ее скатываются две слезинки.

Дверь нашей квартиры приоткрывается, в образовавшуюся щель высовывается голова отцовой пассии; увидев, что мы еще не ушли, она морщится и исчезает. Дверь захлопывается, окончательно отрезая меня от мира прошлого...

Я знал, что отношения у мамы с отцом со временем все более и более отдалялись от идеала, но чтобы он поступил вот так...

- Она в лагере? - спрашивает Анна.

- Ну а где же еще!

- Ты не сможешь ее там найти.

- Да. Но можно сделать запрос. Даже в этой стране вечного бардака все равно должен вестись какой-то учет.

- Но забрать ее ты не сможешь.

Я и сам это знаю. Даже если найти человека, который возьмется сделать для одного мертвеца запрос о другом, дождаться ответа, и даже если в ответе будет что-то конкретное, дальше этого все равно дело не пойдет. Отдать маму могут только отцу, но ему-то она как раз и не нужна. А других близких родственников, кроме меня, у нее нет. И я никогда ее больше не увижу...

Мы выходим на улицу, останавливаемся у скамейки. Я киваю на первый подъезд, вопросительно смотрю на Анну. Она качает головой: нет.

Молодец! Сильная девочка!

- Куда мы теперь? - спрашивает она.

- На кладбище! - зло пишу я.

Нет, ну а что она, в самом деле, все «куда» да «зачем»... Если б я знал!

- Прости, - я провожу по ее волосам. - Если ты со мной, то мы сейчас зайдем еще в одно место. А потом вернемся на дачу, если ты не против. И будем жить там, день за днем, без сна и еды, медленно сходя с ума... Как думаешь, мертвец может сойти с ума?

- Думаю, может, - кивает она. - Ну, пока не попробуешь, все равно не узнаешь... А куда мы зайдем?

- Хочу наведаться на место своей смерти, - улыбаюсь я. - Ностальгия, наверное.

Я нисколько не сомневаюсь, что дашкин муж в тюрьме, но я, собственно, и не ради него хочу пойти к их квартире. Если Дашка даже и принимала иммунорм, то она тоже сейчас в лагере, надеяться застать ее, мертвую, дома – глупость. Всё это я понимаю. Но меня просто тянет туда. Наверное, я скоро сдохну по-настоящему, ведь перед близкой смертью людей нередко тянет по некогда любимым местам.

- Это не ностальгия, - качает головой Анна. - Это другое. Это - вечная мужская тяга к поиску приключений на разные части тела.

- Пусть так, - соглашаюсь я. - Ты со мной?

- С тобой. Без меня ты сойдешь с ума на даче не так быстро, - смеется она.

Менты останавливают нас на Лазо, за пару минут до того, как мы свернули бы на Гоголя и уже не встретились бы им.

- Молодые люди! - окликает нас один, выходя из «уазика». - Можно вас на минуточку?

Вот и все. Наше путешествие окончено. Сойти с ума на даче нам не грозит. Нас ждет лагерь, и, конечно же, расплата за побег и убийство. Страшная расплата, без сомнения. Наверное, лучше нарваться на пулю сейчас, чем попасть в руки тому прапору.

Но менты – не солдаты; у них пулю выпросить сложнее, они, как-никак, под законом ходят. Холодный разум, чистые руки и все такое...

Мент обходит машину и направляется к нам; за ним вылезает напарник, поправляя автомат, и останавливается, озирая нас цепким взглядом.

- Можно полубоваться на ваши докуме..? - начинает подходящий к нам мент и не договаривает, останавливается в двух метрах.

- Ба! - произносит он. - Слышь, Костян, да это зомбаки!

- Ага, я уже просёк, - отвечает автоматчик.

- И что мы теперь с ними делать будем?

- Да похуй, - равнодушно отзывается Костян. - Как скажешь.

- Ну что, в кандей их? - предлагает первый.

- Нахуй они нужны! - приоткрывает свою дверь водитель. - Я эту вонь не повезу! Машину ты будешь мыть?! Вызывай труповозку и сдавай.

- Труповозку заебемся ждать сейчас, - зевает Костян. - Может, пусть пиздуют?

На лице стоящего напротив нас отражается внутренняя борьба.

Ну, давай, оборотень, садись в свою машину и валите отсюда. У вас есть дела поважнее, чем возиться с двумя трупами! Нам нельзя обратно в лагерь...

- Не, - произносит оборотень после минутного раздумья. - Чего там, вчера, за ориентировку давали по зомбакам?

- Да хэзэ, - отзывается автоматчик. - Я не помню. Что-то типа побега было, из лагеря.

Если бы у меня была кровь, я бы почувствовал сейчас, как она похолодела. Но я не чувствую ничего, кроме безнадежной тоски и усталости. И мне жалку Аню.