Ольга Топровер - Про роботов, президента и апельсины

Сняв пиджак, он бросил его на стул. Из кармана вывалилась бумажка. Он поднял ее. Ах, ну да, это была та самая карточка со скидкой на путешествие в Катин виртуальный мир. «Хотите счастья? Приходите к нам!» – прочитал Аркадий. Забавно! Может быть, попробовать? Ведь это не какой-нибудь абстрактный виртуальный мир, а Катюшин! Он вернул неоткрытый пакетик чая в коробку, взял телефон и набрал номер, указанный на карточке.

– Компания «Окунись в виртуал» слушает, – ответил приятный женский голос. – Чем могу помочь?

– Скажите, в какое время вы открыты? – спросил Аркадий.

– Мы работаем круглосуточно, – ответила девушка. – Приезжайте!

…Через час Аркадий полулежал в удобном кресле. На нем была шапочка, от которой ответвлялось огромное количество проводов. Ему было лень думать о том, как это все работает. Рядом на столе Аркадий заметил небольшой монитор. Почему-то уже на этом экране он ожидал увидеть Катины картины, но вместо этого компьютер показывал какие-то графики и цифры. Девушка в синей униформе посмотрела на экран.

– Ну что же, все в порядке. Вы готовы? – спросила она.

Он кивнул. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел тот самый паренек, который всучил ему рекламку.

– О, это вы? – произнес он. – Как я рад, что вы пришли! Уверен, что это будет незабываемое путешествие!

Аркадий улыбнулся.

– Желаю вам приятных эмоций! – сказала девушка и потянулась к экрану, на котором возникла кнопка «Старт». – Буквально пару секунд – и вы будете в мире живописи Кэтрин.

Он вздохнул. А все-таки жаль. Жаль?.. А чего жаль и почему – вспомнить он уже не мог…

Все заволокло сине-серым туманом. Он вел машину. Окно было открыто. Пахло влажным воздухом. Все правильно, в туман так и бывает. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел там отражение Кати, стоящей посередине дороги. Боже мой, он попал именно в ту злополучную картину! Надо немедленно все исправить! Надо вернуться назад к дочери. Он посмотрел вперед. Дорога резко поворачивала, а туман сгущался. Надо найти место, где можно развернуться. Ему необходимо повернуть назад. Однако туман из синего превращался в серо-фиолетовый, а дорога продолжала изгибаться. Ничего, ровным счетом ничего не видно! Было бы безумием пытаться разворачиваться на незнакомой дороге в таких условиях. Аркадий сжал зубы. Голова звенела. Звенела от невозможности исправить прошлое. А все-таки жаль. Жаль, что его там не было, в этом полуподвальном магазинчике. И что его не было с ними. Что его не было с нею, Катькой…

Вдруг туман начал рассеиваться, дорогая выпрямилась. Справа показались разноцветные крыши. И люди, много людей. Что это? Ярмарка? Скорее всего, карнавал. Аркадий присмотрелся. Шествующие были одеты в яркие костюмы сказочных героев. От костюмов, казалось, исходило какое-то необыкновенное свечение. Он помахал толпе из открытого окна и почему-то свернул налево, в другую сторону. Проехав мимо маленького красного дома, он увидел огромный старый парк. Туман окончательно испарился, и выглянуло солнце. Парковка была пуста. Ни души! Он вышел из машины и осмотрел ее. Все правильно, такой же БМВ, каким он владел в реале, только эта машина была темно-синей. Точно такого цвета, как на картине. Дорожка вела его вглубь парка. Справа шумел водопад, рядом с которым он сразу же различил фигурку танцовщицы. Его потянуло туда, как магнитом, но вдруг он заметил, что кто-то шел впереди. Это была девочка. Аркадий пошагал быстрее. Он нагонял ее. Ну да, это же Катя! Он побежал. Впереди показалась круглая оранжерея. Катя шла именно туда. Он бежал со всех сил, но почему-то расстояние между ними сокращалось очень медленно. Он видел, как за Катей закрылась дверь. Он видел! Он бежал все быстрее. Оранжерея была уже близко. Вот и вход. Он потянул ручку на себя. Тяжелая дверь поддалась, и он сделал шаг внутрь. Удивительные бабочки всех цветов радуги в мгновение ока окружили его со всех сторон. И среди этого разноцветного летающего коктейля он, наконец, увидел ее, дочь. Ей было лет десять, не больше. Она держала коробку с изображением Санта Клауса. Катя увидела его и улыбнулась. Да-да, она улыбалась ему, Аркадию! Бабочки летали вокруг и касались крыльями его щек, лба, носа. Их было все больше и больше. Щекотно. Это было чрезвычайно смешно и необыкновенно приятно. Аркадий улыбнулся. Он полностью отдавал себе отчет в том, что этот миг и есть счастье. Как будто тая в океане бабочек и Катюшиной улыбке, он сделал шаг к ней…* * *

– Шон, что-то идет не так, – вдруг сказала девушка.

– Посмотри на его кардиограмму, – откликнулся тот.

– В том-то и дело, что я не вижу ее. Система, что ли, сбоит?

– Как это «не видишь»? – подпрыгнул к монитору Шон. – Пульс! Проверь пульс! Да не на экране, у него проверь!

Девушка судорожно повернулась к клиенту и взяла его за руку.

– Не могу нащупать, – бормотала она и вдруг все поняла. – Шон! Нет пульса!

Она посмотрела на лицо мужчины. На нем застыла завораживающая улыбка. Что-то в ней было такое замечательное, что невозможно было отвести взгляд. Какая-то загадка, какое-то открытие, и даже, как это ни странно звучит при таких обстоятельствах, счастье…

– Он улыбается! – задрожала она так, как будто это как-то меняло дело. – Ой, что теперь будет? Это же ее отец! Как же так…

Шон отвернулся от бесполезного теперь монитора и посмотрел на Аркадия.

– Сердце не выдержало, – задумчиво произнес он. – Он умер от счастья…

Я любила смотреть на его руки, когда он играл на пианино. Они взлетали над клавишами свободно, как птицы, – в их движении была своя мелодия, своя печаль, своя страсть. Когда старенькое пианино затихало, мы покидали тесную квартиру и окунались в огни вечерней Москвы. И музыка продолжала звучать. Это был фортепьянный концерт огней большого города. Мы бродили всю ночь, а на рассвете нам пели соловьи у Москвы-реки. Но однажды пианист затерялся в толпе. Я искала его отчаянно: в каждом встречном надеялась увидеть знакомое лицо, в каждом городском звуке – услышать знакомую мелодию. Все было напрасно, и я не могла больше выносить эту Москву…

…По вечерам я сидела в кафе, окна которого выходили на набережную Сены, и смотрела на скрипача. Что за наслаждение было следить за смычком, что за чудо – за телом музыканта! Каждой своей клеточкой он пел эту пронзительную мелодию. Когда кафе закрывалось, мы выходили на бульвар и медленно шагали мимо ярко освещенных витрин. Каждой клеточкой я чувствовала его рядом. Париж звучал романтично и сентиментально, как скрипка.

Но однажды я отстала на пару шагов – и скрипач растворился в сиреневых сумерках большого города. Остался один пустой Париж…