Мэри Расселл - Дети Бога

— Я не священник, мадам, — произнес он настолько сухо, насколько мог плачущий человек, — и не отец никому.

— Взгляните еще раз.

Он посмотрел на нее и увидел темноволосую женщину, стоявшую позади детской коляски; ее сын был столь юным, что все еще спал свернувшись — в память о материнском лоне. Надолго повисло молчание, пока Эмилио изучал ее лицо: сложная амальгама Старого и Нового Миров, живого и мертвой. Он засмеялся и всхлипнул; и снова засмеялся, пораженный.

— У тебя улыбка матери, — сказал он наконец, и его усмешка стала шире. — И, боюсь, мой нос. Прости за это.

— Мне нравится мой нос, — негодующе воскликнула она. — А кроме того, у меня ваши глаза. Мама всегда говорила, когда я сердилась: «У тебя глаза отца!»

Он опять рассмеялся, не зная, как это воспринимать.

— А ты часто сердилась?

— Нет. Думаю, что нет. Но всякое бывало.

Она распрямилась, приняв официальный вид, и произнесла: — Я — Ариана Фиоре. А вы, насколько я понимаю, Эмилио Сандос?

Теперь он смеялся по-настоящему, забыв про слезы.

— Не могу в это поверить, — произнес он, качая головой. — Не могу поверить!

Он изумленно огляделся, затем подвинулся на скамье и сказал: — Пожалуйста, присядь. Ты часто сюда приходишь?.. С ума сойти! Я говорю так, точно пытаюсь подцепить тебя в баре! А бары еще есть?

Они говорили и говорили, и полуденный свет омывал их лица золотом. Ариана вкратце обрисовала события, произошедшие в их жизни за годы его отсутствия.

— Селестина — главный дизайнер по декорациям в театре Сан Карло, — сообщила она. — Пока что она была замужем четыре раза…

— Четыре? Мой Бог! — сказал он, расширив глаза. — А ей не приходило в голову, что лучше брать напрокат, нежели покупать?

— То же самое и я ей говорила! — воскликнула Ариана, чувствуя себя так, словно знала этого человека всю жизнь. — Если честно, — добавила она, — я думаю, возможно…

— Она бросает их раньше, чем они успеют бросить ее, — предположил он.

Ариана состроила гримаску, но затем доверительно сказала:

— Если честно, она обожает драмы! Клянусь, она выходит замуж, потому что ей нравятся свадьбы. Ты бы посмотрел на вечеринки, которые она закатывает! Вероятно, скоро увидишь — в данный момент она совершает гастрольное турне с труппой театра, а обычно это плохая новость для ее текущего мужа. Когда Джанпаоло и я венчались, присутствовало пятеро наших друзей и мэр — но мы действительно заслужили вечеринку, которую устроили в прошлом году на десятилетнюю годовщину!

Потревоженный разговором и смехом, малыш потянулся и захныкал. Оба уставились на него, застыв в напряженном ожидании. Когда ребенок затих, Ариана вновь заговорила, теперь приглушенно:

— Я забеременела сразу после того, как умерла мама. Знаешь, что мы говорим на Новый год?

— Buona fine, buon principio, — произнес Эмилио. — Хорошее завершение, хорошее начало.

— Да. Я надеялась, что родится девочка. Думала, как будто вернется мама. — Улыбнувшись, она пожала плечами и, потянувшись, коснулась пальцами пухлой и мягкой щечки малыша. — Его зовут Томмазо.

— Как умерла твоя мать? — спросил он наконец.

— Ты знаешь, она была медсестрой. Когда я пошла в школу, она вернулась на работу. Благодаря тебе мы ни в чем не нуждались, но мама хотела приносить пользу.

Эмилио кивнул с застывшим лицом.

— В общем, была эпидемия… патоген изолировать не смогли, и болезнь разошлась по всему миру. По какой-то причине хуже всего ее переносят пожилые женщины. Здесь, в Неаполе, ее называют поппа-болезнь,[47] потому что из-за нее умерло очень много бабушек. Последняя разборчивая фраза, сказанная мамой, была: «Богу придется объяснить мне кое-что».

Рукавом куртки Эмилио вытер глаза и рассмеялся:

— Как это похоже на Джину.

Они надолго замолчали, прислушиваясь к пению птиц и разговорам, звучавшим вокруг.

— Конечно, — сказала Ариана, словно бы не было паузы, — Бог никогда не объясняет. Когда жизнь разбивает тебе сердце, предполагается, что ты должен собрать осколки и начать сначала.

Она посмотрела на Томмазо, спящего в коляске. Нуждаясь в утешении его теплого тельца, наклонилась и осторожно его подняла, одной рукой придерживая поросшую мягкими волосами голову. Чуть погодя Ариана улыбнулась отцу и спросила:

— Не хочешь подержать внука?

«Дети и младенцы, — подумал он. — Не делай со мной этого опять».

Но отказываться было неловко. Эмилио посмотрел на дочь, о которой даже не мечтал, и на ее крошечное дитя, нахмуренное и кроткое в этом сне без сновидений, и нашел свободное пространство в переполненном некрополе своего сердца.

— Да, — наконец сказал он — изумленный, смирившийся и отчего-то довольный. — Да. Я очень этого хочу.

Дорогая (ит.).

Здесь: Дорогуша (ит.).

Пока (ит.).

Всего доброго (ит.).

Что, простите? (ит.)

Что и требовалось доказать (лат.).

К вящей славе Божьей (лат.)

Да упокоятся в мире (лат.).

Плач 3:2, 6, 8, 14, 15, 16

Не буду служить (лат.).

«Церковь должна всегда реформироваться» (Св. Августин) (лат.).

«Шинн Фейн» — легальное политическое крыло ирландских сепаратистов

Простите (ит.).

До свидания и спасибо (ит.).

Самая высокая гора Средних Скалистых гор

Прошу прощения, сеньора (ит.).

Щекотно! (исп.).

Сокр.: что и требовалось доказать (лат.).

Люблю тебя, дорогая (ит.).

«Пусть никто не спит» — ария из оперы «Турандот»

«Защити меня» (ит.).

Позвольте пару минут наедине? (ит.)

Ты ведь хороший парень, Нико? (ит.).