Тахира Мафи - Уничтожь меня (ЛП)

- И где, — спрашивает он, — ты планируешь продолжить поиски? Как думаешь, могли ли они перейти в другой сектор?

Его голос понижается. Он развлекается.

Я смотрю на его улыбающееся лицо.

Он задает мне эти вопросы, просто чтобы проверить меня. Его собственные ответы, собственное решение уже давно подготовлено. Он хочет посмотреть, как я потерплю неудачу, ответив неправильно. Он пытается доказать, что без него я принимал неправильные решения.

Он просто смеется надо мной.

— Нет, — отвечаю я твердым, ровным голосом. — Я не думаю, что они бы сделали что-то настолько идиосткое, как переход в другой сектор. У них нет ни доступа, ни средств, ни возможностей. Оба тяжело ранены, быстро теряют кровь и находятся слишком далеко от любого центра помощи. Вероятно, они уже мертвы. Вероятно, что девушка единственная, оставшаяся в живых, но уйти далеко она не могла, так как не ориентируется в этих местах. Она не видела всего этого слишком долго; вся эта среда чужда для нее. Кроме того, она не знает, как водить транспорт, а если, каким-то образом, ей и удалось угнать машину, то мы тут же получили бы сигнал об угоне. Учитывая ее состояние здоровья, непривычность к использованию физических возможностей, отсутствие продуктов питания, воды, медицинской помощи, то она, вероятно, просто рухнула уже без сил в пяти милях от той области, где они, предполагаемо, скрылись. Нам нужно найти ее, прежде чем она замерзнет до смерти.

Мой отец прокашливается.

— Да, — проговаривает он, — какие интересные теории. И, при обычных обстоятельствах, они могут быть даже верны. Но ты не в состоянии вспомнить одну важную деталь.

Я встречаюсь с ним взглядом.

— Она не является нормальной, — говорит он, откидываясь на спинку кресла. — И она не единственная в своем роде.

Мое сердцебиение учащается. Я моргаю слишком быстро.

— Ну а сейчас, что бы ты предположил? Какую гипотезу? — он смеется. — Просто невозможно, что она единственная ошибка нашего мира. Ты знал об этом, но не хотел верить. И я прибыл сюда, чтобы сказать тебе, что это правда.

Он поднимает голову, устремляя взгляд на меня. Улыбается широкой, яркой улыбкой.

— Есть еще несколько таких же. И они забрали ее.

— Нет, — выдыхаю я.

— Они проникли в твои войска. Жили тайно среди вас. И теперь они украли твою игрушку и скрылись. Бог только знает, как они будут использовать ее в собственных интересах.

— Как ты можешь быть уверен в этом? — спрашиваю я. — Откуда тебе известно, успели ли они забрать ее с собой? Кент был полумертвый, когда я оставил его…

— Обрати внимание, сынок. Я говорю о том, что они далеко не нормальные. Они не следуют твоим правилам; не следуют логики, которой можно было бы все это связать. Ты понятия не имеешь, на что они способны, — он делает паузу. — Кроме того, некоторое время я уже знал, что существует группа под прикрытием в этой области, куда входят такие же. Но все эти годы они держались вместе и не мешались. Они не вмешивались в мои дела, и я подумал, что пусть себе умирают сами по себе, дабы не разводить панику среди гражданских. Ты ведь прекрасно понимаешь, — говорит он, — что мы едва удерживали одного из них. Они творят странные вещи для созерцания.

— Ты знал? — я оказываюсь на ногах. Пытаюсь сохранить спокойствие. — Все это время ты знал об их существовании, и не сделал ничего? И ты ничего не сказал?

— Казалось, что в этом нет необходимости.

— А теперь? — спрашиваю я.

— А теперь это вполне уместно.

— Невероятно! — я размахиваю руками в воздухе. — Чтобы ты скрывал такие сведения от меня! После того, как узнал о моих планах насчет нее… после тех усилий, которые мне пришлось предпринять, чтобы привести ее сюда…

— Успокойся, — проговаривает он, приподнимая одну ногу и кладя ее на другую. — Мы собираемся найти их. Дэлалью говорил, что это бесплодная земля… там, где мы потеряли их след? То есть, мы знаем их местоположение. Они должны находиться под землей. Нам нужно найти вход и спокойно уничтожить их изнутри. А затем мы накажем всех виновных, и это остановит восстание и вдохновит наших людей.

Он наклоняется вперед.

— Гражданские слышат все. И они дрожат с новой силой. Они вдохновлены тем, что кто-то смог убежать и ранить тебя. Это делает нашу оборону слабее и легко пронзаемую. Мы должны уничтожить восстание, создающее дисбаланс. Страх вернет все на свои места.

— Но они искали, — я обращаюсь к нему. — Мои люди. Каждый день они рыскали по той области, но так ничего и не нашли. Как мы можем быть уверены, что найдем там вообще что-то?

— Потому что, — говорит он, — ты будешь водить их. Каждую ночь после комендантского часа, пока гражданские спят. Вы прекратите свои поиски в дневное время, чтобы жители ни о чем не узнали. Действуй спокойно, сын. Не раскрывай свои карты. Я останусь на базе, и буду управлять твоими обязанностями через своих людей, задействую Дэлалью, если будет необходимо. А тем временем ты найдешь их, чтобы я смог уничтожить их как можно быстрее. Эта глупость не продлится долго, — говорит он, — и я больше не буду милостивым.

Мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне очень жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне очень жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне очень очень жаль мне очень жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне так жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль. Мне жаль, мне так жаль, пожалуйста, прости меня.

Это было случайно

Прости меня

Пожалуйста, прости меня

Существует так мало вещей, которые я позволяю открыть в себе. И еще меньше, чтобы рассказать о них. И это одна из немногих вещей, которую я не обсуждал ни с кем.

Я люблю достаточно долго принимать ванну.

Сколько я себя помню, у меня всегда была навязчивая идея насчет чистоты. Я всегда был окутан грязью, находясь среди смерти и разрушений, и думаю, что это некая компенсация — быть чистым хотя бы какое-то время. Я часто принимаю душ. Я чищу зубы пастой, а затем нитью три раза на день. Обрезаю волосы каждую неделю. Я вымываю руки и ногти перед сном и после своего пробуждения. У меня присутствует некая нездоровая озабоченность носить только недавно выстиранную одежду. И каждый раз, когда я испытываю накал эмоций, единственное, что успокаивает мои нервы — хорошая ванна.