Владимир Соколовский - Рыжая магия

Он плыл четко к тому месту, где обычно встречала его Джельсомина. Но на этот раз ее не было видно на молу. Федя вышел из воды, огляделся, снял с головы форму, пошел к горе ящиков. Странная, непривычная тишина висела над припортовой территорией. С одной стороны горы часть ящиков раскидали предприимчивые влюбленные, и образовалась небольшая уютная площадочка. Джелька может ждать его и здесь. Из-за ящиков Федя осторожно заглянул на площадку. Сначала ему показалось, что там никого нет, однако, приглядевшись внимательнее, заметил, что в глубине что-то белеет. Потом глаза привыкли к царящей там тьме, и вырисовалось лежащее тело, скорей всего женское, судя по обнаженным ногам. Федя затаил дыхание. В это время сдвинулся под чьим-то неосторожным движением ящик рядом, матрос отпрянул — и вовремя, ибо в следующее мгновение страшный удар обрушился на его плечо. К счастью, задело его только скользом, и чем его ударили, Федя так и не понял, кажется, железным прутом. Вскрикнув и крутанувшись пару раз вокруг себя, Федя влетел на середину площадки. И сразу же увидал своего противника. Невысокий, с мощной, непропорционально телу развитой грудью и длинными руками, он враскоряку двигался на Гильмуллина. Дышал хрипло, глубоко, с хрюканьем. В одной руке у него была палка — видно, та самая, железная, в другой Федя разглядел нож. Сжавшись, как на ринге, выставив вперед руку со скомканной одеждой, он легкими, мелкими шагами стал отступать назад, — только так можно было уклониться от резких выпадов, которые делал ночной враг.

В момент Федины страх и удивление исчезли, сгинули внезапно, сменились расчетливой яростью. «Держись, гадюка, шпана береговая!» Вдруг согнувшись и вытянув руку с одеждой, он нырнул в сторону от того места, где поблескивал нож, и почувствовал, как лезвие вошло в ком, небольно оцарапав кисть. Ребром другой ладони он ударил по руке, держащей палку. Не дожидаясь, когда враг освободит нож от тряпок, Федя бросил их и сильным, отработанным в драках кинжальным ударом приложился к челюсти нападавшего. Сначала стукнул об землю железный прут и отскочил в темноту. Мелькнув белым пятном лица с разинутым в крике ртом, Федин противник опрокинулся назад. Осекся, хрипанул — и замолк. Замолк слишком внезапно. Федя присел рядом с ним на корточки, потряс голову, обхватив щеки пальцами. Ни звука, ни движения. Тогда матрос стал шарить по площадке, искать стянутую ремнем одежду. Нашел, развернул и вынул из брюк зажигалку с перламутровой оправой. Зажег ее над лицом лежащего человека. Оно теперь совсем не было страшным, видно, таким только показалось Феде в темноте. Короткий бобрик, невысокий лоб, тяжелый подбородок. Открытые глаза… Гильмуллин взял запястье — пульс не прощупывался. Что такое? И тут он увидел рядом с головой лежащего разломанный ящик, и догадка так обожгла его, что Федя схватился за сердце. Видно, падая, враг его ударился головой об острый угол ящика. Ну, точно. Вот ранка на самом виске. Странные, большие тени от огня зажигалки метались кругом, искажали очертания ящиков, лицо мертвеца… Федя встал, прижал к губам руку с немного кровоточащей раной. Еще болело место, куда пришелся удар палкой, и содранная кожа на плече. Что ж, для него это был честный бой, ему не в чем себя упрекнуть. Это тот, поверженный сейчас, напал на него подло, из тьмы, с оружием в обеих руках. Надо только скорее мотать отсюда, вот что. И тут он вспомнил, что еще одно совсем упустил из виду, распаленный схваткой. Ведь он видел кого-то на земле в глубине площадки… Подняв зажигалку, Федя пошел туда. Шагал он уже очень осторожно, скрадывая шаги, словно боялся, что его кто-нибудь услышит.

Там, в глубине, лежала на боку Джелька. Федя повернул ее лицом к себе, и она укоризненно заглянула ему в глаза. Он прикрыл ей веки. Руки ее были вытянуты вдоль тела, будто она продолжала защищать свои бедра, свои голые ноги. Рядом с ней лежал выроненный Федин подарок — портсигар в расшитом бисером чехольчике. Матрос присел рядом, одернул ей платье, и — подбородок его круто повело на сторону, в глазах защипало. Он понял все: и непривычную тишину припортовых закоулков в последние две ночи, и Джелькин испуг, когда он сказал, чтобы она приходила сегодняшней ночью на место их свиданий. Как же она ждала его, если смогла перебороть себя, пойти на это вымершее внезапно, меченное людским страхом место! «Но, но, Федья! Бандитто!» Пошла — и попалась в чужие, не знающие жалости руки. Джелька, Джелька, Джельсомина… Словно окаменев, он сидел возле нее часа три, пока еле заметное изменение в небесной окраске не напомнило: пора плыть обратно! Федя вытер слезы с ресниц, поцеловал Джелькино лицо и поднялся на ноги. Свой подарок — чехол с портсигаром — он сначала положил Джельке на грудь. Затем, уже опоминаясь и приходя в себя, подумал: это ведь не женская безделушка, не могут ли использовать чехол с портсигаром как улику, не разыщут ли по ней его самого, старшину второй статьи с советского эсминца «Разительный», Файзуллу Гильмуллина? Если станут искать на кораблях, такое вполне может случиться: на «Разительном» Федин портсигар в чехольчике знали многие ребята. Да и офицерам он был известен. Поэтому он взял подарок и упрятал в сверток с одеждой, который привычно приторочил к голове. Произнес глухо: «Ну, прощай…» — Тут он замялся, не зная, как назвать ее в прощальный момент. Закончил после недолгого раздумья: «Девушка дорогая…» Склонился еще раз, запоминая восковое ее лицо, повернулся и пошел к молу. Мимо поверженного врага он прошагал не остановившись, только душа еще раз наполнилась жестокой ненавистью. Вызванная этой ненавистью, пришла и ушла, не зацепившись, мысль о том, что по идее надо бы сейчас бежать в город, поднимать полицию, вести ее сюда, рассказать все, что было… Но он сразу понял, что не сделает этого: за ним стоял военный флот, и старшина не мог подвести его скандальной, вкусно пахнущей для врагов историей о том, как матрос оказался впутанным в преступные дела на чужом берегу. Притом Федя хорошо знал, чем может окончиться все это для него самого. Рот на замок, душу на замок!

Так, с закрытыми на замок ртом и сердцем, он прожил все остатнее время пребывания эскадры в Неаполе. Краем уха слышал разговор офицеров о том что на припортовой территории обнаружены тела некоей девчонки — матросской забавы и бежавшего из тюрьмы бандита. За его голову после побега полиция обещала большую награду, и вот теперь неизвестно, кому ее отдать. Но следствие прошло мимо кораблей, никак не коснувшись их. Когда эсминец покидал порт, Федя вышел на корму и бросил в кипящую воду расшитый бисером чехольчик с перламутровым портсигаром. Прощай, Джелька!

Все это было давно и давно исчезло, только вот боксом Гильмуллин с тех пор больше никогда не занимался. Один раз, перед самой демобилизацией, схлопотал даже пять суток, но на соревнования не пошел. Он теперь боялся бить человека. Мало ли чем может обернуться такой удар? Лучше сидеть молча, посапывать в две дырочки. Куда как спокойнее такая жизнь! Тихо живи, спокойно, хорошо… — нашептывал изнутри голос.