Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

— Мы не знаем, что с ней. Тешу себя мыслью, что она нашла себе территорию и нового самца. Хорошо, что Беркут не держал ее на привязи. А то и она погибла бы.

Впереди глотал звезды облачный дракон, извивы туши пятнали небо. Пери решила подняться выше облаков. Перед ней как будто протянулась широкая тропа прямо в небо. Пери все чаще воспринимала пространство именно так. Видишь тропу и летишь по ней, и неважно, какая тебе предстоит траектория, прямая или изогнутая. Вероятно, это было как-то связано с пробудившейся способностью смутно видеть ультрафиолетовые лучи, по крайней мере, при дневном свете. Пери чувствовала переливы цвета в небе; они влияли на ее маневры в полете, особенно в дальнем. И думала, что городские летатели их не замечают, поскольку им не нужно. Они не пользовались своими способностями. Летать на дальние расстояния им приходилось редко.

А вот Беркуту — часто.

— Я думаю о настоящих дальних полетах, — говорил он ей. — Мы полетим за океан. Как птицы летают в теплые края. Так еще никто не делал. Полетишь со мной?

Пери взмыла выше, чуть-чуть отклонилась к северо-востоку. Стоит ли соглашаться? Ох, как хочется снова полетать с Беркутом — больше всего на свете…

Пери развернулась, сверила курс по россыпи звезд и по ливневой завесе городских огней, которые она прекрасно видела с такого расстояния, и направилась с моря на сушу.

Она набрала скорость. Носиться ночью над городом было несказанно приятно — даже мурашки бежали по коже. Темнеющие башни небоскребов вращались внизу, и Пери казалось, что она парит высоко-высоко — их шпили задавали масштаб высоте полета. Потоки горячего воздуха над крышами и улицами подталкивали к небу. Она закружилась над самым высоким небоскребом — «Заоблачной цитаделью», — одним из немногих, который был ярко освещен даже по ночам. Это было здорово, почти как стекляшка: Пери упала в расщелину улицы вдоль стены небоскреба, мелькали мимо этажи, водопады света рушились в небо — только здесь можно было сполна насладиться скоростью.

Перелет, который планировал Беркут, мог состояться не раньше чем через год. Беркут уже начал собирать группу поддержки и продумывать логистику. К нему присоединятся летатели со всех земель, изо всех стран, над которыми они пролетят. Это будет исследовательская экспедиция, протест, испытание. Об этом заговорят во всем мире.

Пери резко сбросила высоту и разогналась, потом взмыла стрелой и перемахнула через «Заоблачную цитадель», — проверяла, хватит ли скорости. Затормозила, развернулась, снова сбросила высоту и запорхала, словно одуванчиковый парашютик на ветру. Ну, все. Она уже устала. Хватит выпендриваться. Пора домой.

— Если полетишь с нами, если у нас все получится, ты прославишься, — сулил ей Беркут. — Станешь первооткрывателем. Легендой. Такого еще никто не делал, никому и в голову не приходит, что это вообще возможно.

«А вдруг и вправду невозможно?» — подумалось Пери. И все равно перелет манил ее — пусть даже сияющим намеком на осуществление. Пери представляла себе, как они взлетают на закате, ориентируясь на полосы поляризованного света, протянувшиеся по небу, сверяясь с магнитным полем Земли, а потом летят всю ночь при луне, вытянувшись длинным широким косяком. Ритм полета на целые дни — вдох, крылья вверх, выдох, крылья вниз, и вот уже не остается ничего, кроме ритма и меняющегося света и облаков, тающих, словно островки соли, прозрачных, как рисовая бумага, и они рвутся в клочки, распадаются, перекипают и струятся, как кипящее молоко. Никаких мыслей, кроме движения света и стеклянного воздуха, оглаживающего крылья.

К концу перелета она одичает.

А может, и нет. Может, найдется золотая середина.

Придется им начинать без нее. Пери только сейчас начала проводить больше времени с Хьюго. Если она улетит в сверхдальний перелет безо всяких гарантий, что вернется, не получится ли, что она повела себя как Авис — взяла и исчезла? Для Хьюго это будет очень долго. И для Пери тоже. Хватит ей начинать все с чистого листа.

Столько всего предстоит сделать, столько всего узнать о безбрежной стихии полета. Они еще только начали. Пери совсем молода. У нее полно времени в запасе.

Вернувшись домой, Пери достала письма, которые вернул ей Зак.

Мой милый Хьюго!

Я пишу тебе эти письма, потому что хочу, чтобы ты знал, как все было, когда ты был совсем маленький. Ты же сам не помнишь. А я тогда все время была с тобой. Видела тебя, слушала тебя, знала, как ты живешь.

Милый Хьюго!

Ты обожал луну. По ночам, когда мы не спали и я кормила тебя и переодевала, если тебе было видно луну в окна, выходившие на восток, ты смотрел и смотрел туда без конца. Иногда ты смотрел в окно, даже если не видел луну. Интересно, у всех маленьких детей такая страсть к луне?

Милый Хьюго!

Ты часто просыпался так рано, что я кормила тебя в темно-синих предрассветных сумерках. Поев, ты снова засыпал, как будто ускользал от меня в глубокую прозрачную воду. Я тебя видела, но ты был не здесь.

Милый Хьюго!

Хотела тебе рассказать…

Пери убрала письма, вышла из дома и взлетела на ветви дуба. Сегодня она будет спать под открытым небом.

В вагоне рельсовки Томас так и запрыгал на сиденье.

— Мы едем-едем-едем на Сахарный остров! Мы едем-едем-едем на Сахарный остров!

— Посиди спокойно, солнышко, — сказал я, поправил его золотистые крылья, чтобы не примять, и пристегнул ремень. Да, крылья у него самые красивые на свете. Похоже, нам с Лили повезло, что Томас успел стать одним из последних пациентов доктора Руоконен. Теперь она целиком посвятила себя научной работе — в основном исследует динамику полета насекомых. Говорит, насекомые «запрограммированы на полет». Они постоянно меняют форму и натяжение крыла, поэтому у них получаются маневры, какие птицам и не снились. Насекомые умеют летать и задом наперед, и вверх ногами. От души надеюсь, что передать все эти способности людям не удастся еще очень и очень долго. Люди-птицы — это еще ничего, но дожить до того, чтобы увидеть людей-насекомых, мне как-то не улыбается. Тогда проект «Человечество» уж точно будет закрыт.

— А я тебе не солнышко, — весело возразил Томас. — Меня зовут Стриж!

В последнее время он все чаще называл себя летательским именем. С одной стороны, оно не очень ему подходило, ведь стрижи черные, а не золотистые, с другой — благодаря выгнутым узким крыльям он когда-нибудь станет невероятно быстрым и ловким. Я немного почитал про стрижей и выяснил, что они рекордсмены среди птиц по скорости, обогнать их могут только сапсаны, и почти всю жизнь проводят в воздухе — на лету и пьют, и спариваются, и даже спят в полете. Что-то все это меня не порадовало.