Анатолий Курчаткин - Счастье Вениамина Л.

— Присаживайтесь, — показал он Вениамину Л. на одинокий стул неподалеку от стола, прежде чем самому сесть в венское кресло.

Вениамин Л. послушно опустился на стул. Собственно, он даже уже приготовился попросить на то разрешения — так он устал от этого получасового перехода с ползанием на брюхе, и послушность его была более исполнена радостного довольства, чем угрюмой покорности.

Он опустился, с тайной радостью предвкушая отдых телу, и тут же оказался на земле, больно ударившись копчиком. Это под ним, громко вскракнув, развалился стул.

Те двое, что привели его, не хохотали — ржали. Хватаясь за животы и мотая головами. Господин за столом тоже смеялся, но сдержанно, с достоинством, и лишь поглаживал от полученного удовольствия усы.

— Что за стул вы подсунули? — отсмеявшись, с суровым видом посмотрел он на тех двоих. — Дать сейчас же такой, чтоб корову выдержал.

Те двое схватили от стенки другой стул, живо поднесли его к Вениамину Л., усадили на него, нажав на плечи, так же живо подобрали обломки кракнувшего стула, кинули их к стене, где стоял целый стул, и, сунув руки в карманы, замерли в вольно-напряженных позах.

— Видите, в каких условиях существуем, — сказал Вениамину Л. господин за столом. — Жуть! Разве это существование?

Вениамин Л. внутренне поежился. Он не знал, должен ли отвечать. А если должен, не знал, что ответить.

Но его ответ господина за столом, видимо, не заботил.

— Что, — произнес он после непродолжительной паузы, — как самочувствие?

Вениамин Л. снова внутренне поежился. Он снова не знал, что ответить.

Но господина за столом, очевидно, не интересовал его ответ и на этот вопрос.

— Вижу, вижу, — быстро проговорил он, — нормальное самочувствие, сыт, здоров, готов к действию.

— К какому действию? — спросил наконец Вениамин Л.

— Это я вообще, — сказал господин за столом. — Хотя необходимо и кое-что конкретное, вы правы.

— Что конкретное? — вновь спросил Вениамин Л.

— Не торопитесь. — Господин за столом сделал осаживающий жест рукой. Или это правильнее было бы назвать лапой? Для руки ладонь была слишком коротка, и коротки пальцы, и как-то подобраны, подогнуты внутрь, не сложены в кулак, а именно подобраны. — Я вам сначала должен кое-что объяснить. Чтобы вы уяснили вашу задачу как следует. И чтобы прониклись всей ее важностью. В том числе и всей сложностью вашего положения.

— Какого моего положения? Какой сложностью? — пробормотал Вениамин Л. — Я не понимаю.

Господин за столом согласно покивал:

— Сейчас поймете. Вы знаете, кто вы?

— Кто я? — эхом отозвался Вениамин Л.

— Вы не знаете?

Вениамин Л. помолчал. Он не понимал, о чем его спрашивает господин за столом.

— Я — это я, — проговорил он потом неуверенно.

Те двое, что привели его сюда, засмеялись у него за спиной. Вениамин Л. оглянулся на них, — в оскале их ртов было особое, живое довольство. Как бы они хорошо сделали некую работу, и своими словами Вениамин Л. невольно признал ее высокое качество.

Движение усов господина за столом выдало те же чувства.

— Вы человек, — сказал он. — Понимаете, что это такое?

Вениамин Л. напряженно смотрел на него. Человек? Нет, он не понимал. Имя, имя, вспомнил он. Перед тем, как эти двое позвали его, чтобы кинуть куриную ножку, он думал о том, как его зовут. Но как — так у него и не вышло отыскать в себе своего имени.

— Как меня зовут? — вместо того, чтобы ответить на вопрос господина за столом, спросил он.

Господин за столом вдруг издал странный продолжительный звук, похожий на громкий взвизг, и в одно мгновение вспрыгнул на стол. Пригнулся, встал на четыре точки, низко припал к столешнице и быстро, раз и другой, хватанул ее за край зубами. Зубы у него были такие же, как у тех двоих, словно небольшие кривые сабли, и на дереве от них остался четкий двойной взлохмаченный след.

— Это не имеет значения, как вас зовут, — сказал он, вернувшись на свое место за столом. В голосе его звучало с трудом сдерживаемое торжество — то самое, что заставило его взметнуться на стол и запустить в него зубы. — Вы человек — вот что существенно.

— А вы кто? — вырвалось у Вениамина Л.

Господин за столом помолчал. Взгляд его круглых немигающих глаз, и без того неприятный, обдирающий, как зазубренным стеклом, исполнился горящей жестокой злобности.

— А мы пасюки, — сказал он затем. — Имеете представление о пасюках?

Голову, спину ноги до самых кончиков мизинцев — всего Вениамина Л. наждачно продрало морозной волной озноба. Пасюки! Крысы. Точно, точно, крысы, всем видом крысы. Но почему он оказался здесь, среди них? И почему они такие громадные, ростом с него? Если он человек, то крысы — это сидело в его сознании непреложным знанием — должны быть значительно меньше его. Даже если какие-то крупные экземпляры… ну так ведь не такие же!

— Думаете, пасюки — и такие большие? — будто считав его мысль у него с лица, проговорил господин за столом. — Вот именно. Такие большие. Это я вам и хотел объяснить. И не только большие. Но, как вы видите, и обладаем речью. Ясно вам что-нибудь?

— Но… но… почему вы такие большие? — запинаясь, выговорил Вениамин Л.

Губы господину за столом растянуло в сардонической ухмылке.

— Почему обладаем речью, вас не интересует, — сказал он. — Вас интересует, почему такие большие. Ладно! — прикрикнул он, не давая на этот раз Вениамину Л. ничего ответить. — Знаю, что вы мне скажете! Не желаю слушать! Послушайте меня! Слушаете?

— Да, конечно, как же, — суетливо выдавил из себя Вениамин Л.

— Мутация, — как впечатывая в сознание Вениамина Л. это слово, произнес господин за столом. — Феномен природы. Ее необъяснимая прихоть.

Он сделал паузу. Немигающий его взгляд выжигал Вениамина Л. своей кипящей злобностью, как автогеном.

— И вот при всем этом мы живем здесь, под землей, в подвалах! — вскричал господин за столом. — Почему? С какой стати?! Люди наверху, под солнцем, а мы здесь, в вони, тухлости, сырости! Мы что, мы должны мириться с этим?!

Вениамин Л. сидел перед ним, не смея открыть рта. Ему казалось, еще мгновение — и господин за столом вскочит, бросится на него, вопьется в горло…

Но тот так же резко, как взвинтил себя до крика, и вышел из него.

— Мы не собираемся мириться, — сказал он. В голосе его, нормальном по высоте, теперь появилась ледяная, бритвенная презрительность. — Подобное положение вещей нас не устраивает. Но мы бы хотели решить вопрос мирным путем. Цивилизованно. Дабы избежать ненужных жертв.

Вениамин Л. молчал. Смутно, будто вырисовываясь из тумана, в нем начало возникать понимание, чего хочет от него господин за столом, но он не хотел верить сам себе. А кроме того, это понимание было слишком смутно, — может быть, он все же ошибался, неверно расшифровал намерения своего собеседника.