Ян Гельман - 666, или Невероятная история, не имевшая места случиться, но имевшая место быть

Вот и сейчас, дивным светом, чахлые струйки дождя разогнав, подмигнуло Оно Егорьевне и заискрилось, павлиньим боком нежно и упруго.

– Господи! – Егорьевна перекрестилась в уме (многолетняя привычка человека, состоящего при государственной службе), – Господи, прости ты их, запланированных, да сколько ж можно?

А Нечто светилось ярко и упорно, метлу озаряя, но не отвечало, так как являло собой предмет хоть и душевный, но не одушевленный – большой кусок Барахлона – дивной синтетической ткани, ввозимой, из далекой, но вполне развитой страны, для пошива в отечественных условиях и обстановке трудового энтузиазма предметов женского туалета. Для покрытия острейшего дефицита этих предметов, ввиду крайней недостаточности ввоза их из все той же далекой, но вполне развитой страны. Где производились эти изделия в достаточных количествах, но в обстановке недостаточного трудового энтузиазма.

Барахлон был визгом, воплем, стоном сезона, мечтой как отдельных граждан, так и организаций, из этих граждан состоящих. Потребность в нем была неиссякаема, и поэтому крали его с Фабрики все, кто мог (а могли все), в количествах неподъемных. И поскольку процесс этот очень близкий к производственному, был значительно легче последнего – Барахлон просто выбрасывался из окон на Улицу, чтобы потом подобрать. – часть Улицы, на которой месторасположена Фабрика, давно стала бы непроезжей, если бы не старания дворничихи несегодняшней формации. Дело в том, что далеко не все, выбрасывавшие продукт из окон, подбирали его потом, позабыв о нем: кто за бурной производственной, а кто и за еще более бурной общественной деятельностью. И тяжкая участь транспортировки невостребованного Барахлона выпадала на долю страдалицы за веру.

Обычно сгибаясь в три погибели под тяжестью дневного улова, старушка Власьева влекла его в расположенную по соседству церковь Святого Руконаложения, ревностной прихожанкой которого являлась издревле. И где пастырем всех страждущих вот уже много лет служил благочинный отец Агасфертий. По пятницам же драгоценный неотечественный товар отправлялся тем же способом в уютный двухкомнатный самостоятельный молельный дом секты джинсоистов-несогласников, под сильное влияние руководителя которой старца Роберта Никодимовича впечатлительная старушка попала года полтора назад по странному стечению ее жизненных обстоятельств.

Но к любопытнейшей и поучительнейшей истории секты мы еще вернемся, а сейчас… Да, что же сейчас? Мелкий осенний дождь поливает честную голову Елизаветы Егорьевны, и тяжкое предчувствие сжимает душу сухими и холодными лапками страха.

– Ох-ох-о! – снова тяжко вздохнула дворничиха, опытным взглядом прикидывая размер рулона. – Опять, значит, несть. За чужие грехи кару приемлю, услышь меня, Милостивец, это ж сколько можно?

И повернув глаза смотрительские подслеповатые к источнику бед и невзгод своих – фабричным окнам, тихонько прошептала: – Чтоб ты пропала, проклятущая!

И дрогнул материализм, дал-таки слабину! Бесшумно подвинулась давно нештукатуренная стена Дома №, что по Улице, и прижалась шершаво и нежно к павильону с вывеской «Свежариба» на странном языке…

А Фабрика исчезла.

Главный по Другим вопросам районного Масс Штаба товарищ Обличенных Василий Митрофанович сидел за столом. То есть работал. Работа такая у Василия Митрофановича – сидеть за столом и увязывать. Другие вопросы. Не «те», не «эти», не какие-нибудь, а именно «другие». Он ведь главный по «другим» вопросам. Второй Главный. А есть еще по вопросам Главный – третий. Ну, есть еще и По Любым Вопросам Главный, – этот, естественно, Первый. Ну, да и не все сразу, Василий Митрофанович и на Других Вопросах посидеть может. Пока, естественно. Потому что перспектива должна быть. Но забот и сейчас хватает. Ведь сегодня одни вопросы – «другие», а завтра другие – «другие», и все надо увязывать. Не закрывать, не решать, упаси Бог, а увязывать. Закрывать – дело серьезное, решать – дело опасное, а увязывать – дело ответственное, А кому ж ответственным делом заниматься, как не ответственному работнику? И надо сказать, что работник Василий Митрофанович самый что ни на есть. И родом из наших, и стaтью не из последних, и возрастом подходящ: 68 всего, в самый возраст входит.

И кабинетом Василий Митрофанович осанист, и «Волгой» черен, и секретаршей Верой Павловной пригож. Одна только загвоздка: шофер Гриша, что при «Волге» состоит и большое государственное дело делает, – Василия Митрофановича по району Масс Штабному возит, – в рубашечке голубенькой. Хотел было Василий Митрофаныч Гришу остепенить, в пиджачок с галстуком снарядить, – да указали: рано пока. Так поезди. Ничего, придет время, поездим. Первый-то Главный уже на ладан дышит, правда, Любых Вопросов пока не отдает. Персональная пенсия хорошо, а персональная «Волга» – лучше. Да тут еще за Третьим Главным, что По Вопросам, глаз нужен. Все за спиной маячит, да авторучку точит. А как же? Единство и борьба. Диалектика. Диалектику эту тов. Обличенных давно превзошел, а потому порядок в делах у него образцовый: входящие – на столе справа, исходящие – на столе слева, перспективы – в шкафу, обязательства – в рамке, жалобы – в урне. Хороший кабинет у Василия Митрофаныча, уютный и непыльный. Пыль потому как не задерживается. Все время ветерок дует. Успевай только почуять, откуда. Наука!

Еще телефоны у Василия Митрофаныча на столе в ряд. От крайне левого до крайне правого. Так и звенят, так и переливаются. Успевай только трубку снимать да голос менять. В крайне левый – все больше басом, в случае и крепкое слово загнешь – поймут, не маленькие. А уж крайне правый телефон – так он и вовсе не для разговоров: на нем рычажок такой махонький да рожок тоненький. Как звонок С Самого Справа раздается, рычажок сам трубку поднимает, а рожок пищит сладенько: «Вас понял!». Техника!

Однако поздно в кабинете, да и ответственность, на голодный желудок не та. И совсем уж было тов. Обличенных собрался труды дневные прекращать да отбывать. Но вспомнил. Трубку с крайне левого телефона снял: – Прошу соединить с Фабрикой Имени Юбилея Славных Событий. Щелкнуло в трубке и пошло гудеть: «Нету-у, нету-у».

Очень это Василия Митрофаныча озадачило. Ведь в телефонном деле как? Тот телефон, что у него на столе самый левый, у них на Фабрике – самый правый, там, где он басом, у них «Понял Вас». А тут вдруг «Нету-у-у». Осерчал Василий Митрофаныч. А причина серчать у товарища Главного По другим Вопросам очень даже важная. Производственная, можно сказать, причина. Жена есть у товарища Обличенных – Обличенных Лариса Григорьевна. Супруга и вообще. А выходить супруге надо. Когда в распред, когда в театр. Культурность показать дорогим приезжим гостям из Откуда Бы То Ни Было. А выходить-то и не в чем. Как есть она супруга Второго Главного, то импорт не наденешь, с этим строго у Василия Митрофаныча. Ну, понятное дело. Не к лицу.