Ян Гельман - 666, или Невероятная история, не имевшая места случиться, но имевшая место быть

Л. П. Бельюк проснулся в нехорошем заседательском поту. Мотая головой, вскочил, сунул ноги в тигровые тапочки и побежал по большой полуответственной квартире, царапая ногтями паркет. Остановился он в комнате, заменявшей ему кабинет, и посмотрел в окно. Уже светало, и в лучах восходящего солнца отчетливо виднелся стоящий рядом ответственным дом (лифт, горячая вода круглосуточно). Ответственный дом служил живущим в полуответственном постоянным ориентиром и напоминанием. Стремись, работай, подходи ответственно – и обретешь! Лидия Петрович медленно и нехотя перешел в кухню. В тех же лучах, того же солнца высвечивались дома безответственные – без лифта. По хорошо утоптанной дорожке от них уже тянулась к пожарному крану на улице цепочка безответственных жильцов. За водой для водных процедур. Лидия Петрович опять вернулся в кабинет. Выбор был сделан. Вода – это жизнь. А лифт жизнь облегчает. Сняв трубку с телефона, стоявшего на письменном столе, Лидия Петрович уверенно набрал номер 66, добавочный 6. Солнце за окном выкатилось на нужный уровень, приятно и ровно освещая окна дома – ориентира. – Так вот! – сказал Л. П. Бельюк.

Из дома, ставшего ему за долгие годы прилетов если и не совсем родным, то уж, во всяком случае, достаточно близким, Сергей Степанович улетал уже под утро. Карман старенького пиджака сильно оттопыривал увесистый (более, чем обычно, увесистый) сверток – итог переговоров с прижимистым Шуриком Ивановичем. Ветеран материальной ответственности полностью и убедительно доказал свою непричастность к исчезновению швейного гиганта, объяснив невыгодность такого исчезновения в первую очередь для него самого. Для большей убедительности во временное (как все в нашем мире) пользование расследователя перешла сумма, приведшая позже супругу Шурика Ивановича в состояние, близкое к предпоследнему. Зато всякое подозрение в причастности с гражданина Апельсинченко было снято, а продолжение дружбы – гарантировано.

Дышалось легко. Молочно-белый туман поднимался от мостовых и тротуаров, на некоторые из них выползли коллеги волшебной старушки Власьевой, аэробически взмахивая метлами – скорее всего, произведениями искусствоведа-веничника. Барахлоновые тесемки излучали дивный свет, странным образом отражаясь на тусклых майорских звездочках погон расследователя. Он несся обратно к грешной земле.

Последние предутренние робкие влюбленные говорили про этот свет и эти звезды своим подругам, утомленным продлившейся всю ночь робостью: «Посмотри, дорогая, в небе две звездочки еще не погасли, вот так и наша любовь», а засим переходили к более активным действиям.

Одиноких же поэтов, бессонно гнездившихся под крышами домов, аварийных давно, аварийных уже и аварийных потенциально, свет этих далеких звезд вдохновлял на написание легких и радостных стихов к близящемуся празднику – Дню патологоанатома. Воистину неисповедимы пути Творчества!

Пролетая над городским Парком Культуры без отдыха им. Библиотечного Совета, расследователь по делам неожиданно заметил своих апостолов. Привалившись к чугунной ограде, в позах, поражающих античной естественностью и простотой, практиканты сыска обессиленно передавали друг другу последние листы из служебно-разыскного блокнота с показаниями по делу, терпеливо разминая их в мускулистых пальцах.

Эликсир гражданина Амнюка продолжал свое победное шествие.

УДРУЧЕННО ВЗДЫХАЯ, Шурик Иванович Апельсинченко затворил окно за полуночным гостем и задернул барахлоновую занавеску. Сумма, унесенная расследователем, была велика, боль от расставания с ней – еще больше. Но не это сейчас занимало ветерана пошивочного промысла.

Еще раз прислушавшись к тому, как гремит посудой в кухне жена и с удивлением узнав названия нескольких, даже ему, в его возрасте, неизвестных болезней, ласково призываемых Фридой Рафаиловной на голову и все остальные члены расследователя по делам, Шурик Иванович начал действовать.

Со стен, прорываясь через частокол похвальных грамот, смотрел на него брат Хаим в надвинутой на оттопыренные уши буденовке и брат Лейб, прятавший укор за стеклами маленьких круглых очков. С маленькой, чтоб поместилась в конверт, но цветной (у них все фото – цветное) фотографии улыбалась дочь Оксанка Шуриковна – ныне Окси Оранжад – в сером, как гайсинский снег, авто. Где-то в глубине за ней маячил – то ли есть, то ли нет – брат, Майкл.Эрон, и тихонько подмигивал: мол, что Шмуль? а я предупреждал!

Шурик Иванович грустно улыбнулся чему-то, а потом, приподняв портрет брата Лейба на мемориальной стене, и из углубления в стене за ним вынул старый потертый телефон. Глубоко вздохнул, еще раз посмотрел на фотографии и, набрав известный номер, сказал в трубку честным, как инфаркт, голосом:

– Товарищи, вы таки знаете все. Но вы таки не все знаете!

И снова было утро, и был день, и телефоны звонили в кабинетах непыльных, н многие люди из числа честнотрудящихся и не очень перемещались в пространстве, абсолютно не перемещаясь во времени.

Время замерло, смолкло плотно. И только одна тонюсенькая щелочка в нем образовалась. В нее и ухнула Фабрика Имени Юбилея Славных Событий.

И летит себе швейный гигант барахлонно-пошивочный в неизведанных пространствах времени. Либо назад, либо вперед. Оторванный, разумеется, от прекрасных красот "нашей стремительно неменяющейся жизни.

А как же персонажи нашей же правдивейшей невероятной истории?

А вот они, персонажи. Что с ними сделается? Первое дело – товарищ Обличенных Василий Митрофанович. Ему, конечно, тяжко пришлось. Первые две недели. Случай возмутительного факта в его Масс Штабе – сами понимаете. Но как-то там пронесло. Что плохо – сроки отодвинулись. Так и сказали: «Ну, теперь тебе Главный по Другим Вопросам сидеть и сидеть». На Любые Вопросы, мол, не скоро перейдешь. Ну и сидит.

Да вот еще жена, супруга то есть, Лариса Григорьевна, допекает, что выйти не в чем. Ну, это – поправимо. Швейные гиганты и в других Масс Штабах имеются. А взаимовыручка у Главных по Другим Вопросам еще о-го-го какая! Помогут, выручат!

Святой отец Агасфертий Семигоев с испугу дней шесть книг не читал. Научной фантастики. И потихоньку бытовую радиотехнику да оклад с иконы Иоанна Руконаложившего в надежное место определил. А потом – осмелел. Тихо. Ну, и заработали мацепекарня и куличный цех пуще прежнего. А из которой муки, что и вовсе никуда, – из той чуреки начал печь. Для лиц магометанской веры. Ибо сказано в Писании: «Не возжелай добра ближнего своего», а про то, чтобы упускать, что плохо лежит, в Писании не сказано.