Геннадий Прашкевич - Юрьев день

А еще аудиофайлы, полученные по спецканалу с таможенного пункта аэропорта Инчон в Сеуле. Что мог вывезти корейский физик из Научного центра в Церне? Что уже было у его друга, только другого цвета? Пультовая… Чайные чашки… Стеклянная баночка из-под алтайского меда… Кстати, баночку эту, выброшенную байкером под Монжероком, так и не нашли. Видел кто-нибудь такую в «Дарьином саду»? Анар утверждал, что не видел. Конечно, в баре «Дарьиного сада» можно спросить чай с медом, но Анар точно предпочитал не сросткинский, и даже не монжерокский мед, а свой, чемальский. Буковский на вопросы младшего лейтенанта Смирнова-Суконина отвечал односложно и грубо. Анечка вообще ничего не поняла, но чай в баре она заказывала, даже и с медом. Спрашивали Карину, спрашивали бывших жен Анара, причем с китаянкой Анар разговаривал сам. Позже переводчики подтвердили, что Анар правильно перевел каждое слово. Китаянка заявила, что стеклянную баночку, обклеенную фольгой, никогда в «Дарьином саду» не видела, но все равно не верит таким людям, как доктор Валькович. Он неправильный человек, сказала китаянка. От таких людей зависит несоразмерно много. Объяснять свои слова она не сочла нужным. Она видела доктора Вальковича на берегу реки. Так не гуляют люди, у которых на душе мир.

«У него что, ноги кривые?» – не выдержал Анар.

Китаянка и на этот вопрос не ответила. Тогда Анар взялся за выпестышей.

И Венька, и Якунька, и Кланька, и Чан – все отвечали по-русски, отвечать на других языках Анар запретил. Удалось выяснить, что в то утро, когда над Чемалом разразилась гроза, выпестыши видели доктора Вальковича на набережной. «Подохнет ведь», – жалела орущую кукушку Кланька. «Да почему подохнет?» – не верил Якунька. «Она кукует, а жрать надо», – сурово по-русски повторял Чан. «Покукует и полетит червяков искать», – возражал Венька. «Нет, теперь не полетит. Теперь никуда больше не полетит», – жалела Кланька. «Да почему?» – «Она чокнулась». И когда выпестыши дошли до этого трагического момента, кто-то дико заорал с мансарды на кота, который полз по карнизу. Конечно, кот застыл, затаился, зато этот человек… ну про которого все спрашивают… доктор, да?.. в шортах, в защитной рубашке… этот человек как раз стоял на пустой набережной, рассматривал стеклянную баночку…

«Из-под меда?»

«Мы не знаем».

Чан вообще утверждал, что баночка пластмассовая, но Чан мог перепутать, ведь по матери он был китаец. Когда на кота крикнули, этот человек… ну доктор… который в шортах… он уронил баночку в реку.

«И не достал ее?»

«Да там камни, течение».

«Хотя бы пытался достать?»

«Чего он, дурак? Там же вода холодная».

А еще звонки. А еще светящаяся вода. Ну да, ГЭС на Чемале старая. Она всегда выдавала и сейчас выдает ровно столько энергии, сколько могут дать старенькие турбины, и вдруг нате вам – засветились даже не подключенные к сети лампочки. Так, конечно, не бывает, это сущая чепуха. Но генерал сам наблюдал над ГЭС лучи мощных (зенитных) прожекторов, над плотиной играли чудесные северные сияния.

Поразительно, но вещдок, утерянный майором Мухиным (о чем генералу доложили во всех подробностях), несколько дней пролежал в Новосибирске – в Анечкиной квартире. Почему там? Имела она какое-то отношение к винтовке? А Буковский? А младший лейтенант? А эти, появившиеся в «Дарьином саду» писатели?

Один охотник лося убил. Чомон-гул – большое мясо.

Жена охотника в лес пошла. На ней грудное солнце – женское украшение.

Младшая дочь сказала: «С тобой тоже пойду мясо брать». Мать ответила: «Ты еще мала. Не ходи». Но когда вернулась, дочь к лосю сама тайно ушла. «О, Чомон-гул! О! – Сухой веткой смела снег с мертвой головы лося. – О, Чомон-гул! О!» – Страшно стало. Мохнатое лицо лося открыв, смотреть стала, в мертвых глаз черноту смотреть стала. – «О, Чомон-гул! О! Когда охотник тебя догнал, в твоем сердце худо сделалось. В твоем сердце боль встала». Вернувшись, сказала: «Теперь никогда не будем убивать и есть зверя». Отцу и братьям, всем соседям сказала: «Теперь никогда не будем убивать и есть зверя».

Послушались. Стали голодать. Многие люди, совсем обессилев, слегли. Мох сосали, плакали. Шамана позвали: «Зачем нам такое? Почему надо терпеть?» Шаман ответил: «Упомянутая девушка течение миров нарушила. Упомянутая девушка в смутную черноту глаз убитого лося смотрела. Сказала: "О, Чомон-гул! О!" Духи ее услышали. Теперь убивать живое нельзя».

Спросили: «Мы с этим что сделаем?»

Шаман птичьи кости над огнем качал, ответил: «Упомянутую девушку убейте».

«Почему ее убить? – спросили. И добавили к сказанному: – Это будет худо».

«Если умрет – худо. А если все умрем – будет совсем худо».

Немедленно убили. «Пусть теперь охотник пойдет. За мясом пойдет. У кого сохранились силы, пусть пойдет».

Еще полдень не наступил, а уже убили лося.

С тех пор снова стали убивать. С тех пор поправились.

Сошедшая с орбиты Луна… Рыбы и птицы… Меняющиеся течения… Непогода над всей территорией Азии и Европы… Почему люди снова хотят убивать? Где потерявшаяся винтовка?

Энергии, энергии, энергии! Если мир выживет, человечеству потребуется вся энергия. Если доктор Валькович и правда обронил загадочную стеклянную баночку в Немал, рано или поздно загадочную баночку вынесет к плотине. Возможно, это опасно, а возможно, не имеет никакого значения. «Если умрет – худо. А если все умрем – будет совсем худо…»

Из села Чемал генерал увидел белое пирамидальное поднимающееся над водохранилищем облако. Оглядываясь на него, оставил машину возле небольшого кафе, прошелся по рынку. «Цель определена». Служебный канал продолжал работать, генерал слышал все, что ему передавали наблюдательные и аналитические службы. Именно сегодня возможна акция, он сам решил контролировать события. Рынок не заполнен, туристов мало. Самодельные бубны, баночки с медом, туристические карты, причудливые изделия из кедра. «Западный берег водохранилища». Не один десяток опытных специалистов был задействован для того, чтобы вывести генерала Седова на обнаруженный недавно тайник.

Каменистый берег.

«Тропинка в сосняк».

«Поднимитесь на третью площадку».

Он поднялся. Сосны и лиственницы. Вниз уступами спускались еще две скальные площадки. «Соблюдать радиомолчание». В просветы ветвей просматривались плоский берег и плотина Чемальской ГЭС – невзрачное архаичное сооружение, невысоко поднимающееся над серебристо-темной водой.

«Кукушка, кукушка, сколько доктору Вальковичу осталось жить?»

Кукушка вдали стучала, не останавливаясь, наверное, у нее были свои виды на физика. «Товарищ лейтенант, у меня на танке оторван левый каток, не работает радиостанция, полностью израсходован экипаж!» Почему-то лезли в голову старые армейские анекдоты. Глядя на поднимающееся над горами белое пирамидальное облако, генерал вспомнил недавнее чаепитие с доктором Вальковичем на своей домашней открытой веранде.