Мо Янь - Мучительные перевоплощения Симэнь Нао

«Откуда вы? Что с вами?»

«Меня зовут Ван Леюн. Я из окружного снабженческого кооператива, должна была участвовать в одном собрании. Срок родов, конечно, еще не пришел, но... но...».

Увидев поблизости в сухой траве велосипед, мы поняли, перед какой угрозой оказалась женщина. Лань Лянь  встревоженно заметался, а потом, потирая руки, спросил: «Чем могу помочь? Что надо сделать?»

«Отвезите меня в уездную больницу. Как можно скорее».

Хозяин стянул с меня мешки с солью, снял свою ватную куртку, привязал ее веревкой к моей спине и посадил сверху женщину.

«Товарищ, держись», – сказал он.

Тихо постанывая, она схватилась за мою гриву, а хозяин, одной рукой удерживая уздечку, а другой поддерживая женщину, приказал мне: «Чернявчик, беги!».

Я возбужденно сорвался с места, потому что никогда не возил женщин, хотя уже перевозил на себе много различных товаров – соль, хлопок, зерно, ткани. Я пустился бежать с такой радостью, что женщина, качаясь на мне, свалилась хозяину на плечо.

«Чернявчик, ровным шагом!» – велел хозяин.

Я понял. Чернявчик понял. И я побежал рысью, в то же время стараясь двигаться ровно и плавно, как облака в небе или вода в реке, на что способен лишь осел. Лошадь движется ровно и плавно, когда бежит галопом, а осел, наоборот, в этом случае трясется, словно воз на ухабистой дороге. Я воспринял эту задачу как нечто великое, священное и, естественно, увлекательное. Мне казалось, что моё сознание сочетает в себе человеческий и ослиный разум. Я чувствовал, как что-то теплое и жидкое уже просачивается сквозь ватник мне на спину, и на мою шею со лба женщины капает пот, а мы находились на расстоянии более десяти ли от главного уездного города. По обеим сторонам дороги трава достигала колен. Из нее даже выпрыгнул заяц прямо мне под ноги.

Так вот, когда мы наконец-то добрались до города, то сразу же направились к народной больнице. В те годы медицинский персонал хорошо выполнял свои обязанности.

Хозяин остановился в воротах и закричал: «Выйдите кто-нибудь! Спасите человека!».

Попутно заревел и я.

Сразу же из дома выбежало несколько мужчин и женщин в белых халатах, чтобы забрать женщину, и не успели они опустить её на землю, как я услышал крик ребенка, выскользнувшего между ног женщины.

По дороге домой хозяин был не в духе. Он то и дело глядел на свой перепачканный ватник и постоянно что-то ворчал. Я знал, что он очень суеверный мужчина и считал, что выделения роженицы не только грязные, но и приносят несчастье.

Поэтому, как только мы добрались до того места, где встретили женщину, он, нахмурив брови и насупившись, сказал: «Чернявчик, что же это всё означает? Была новая ватная куртка, а теперь – барахло! Что же я скажу жене, когда вернусь домой?»

«И-а, и-а!» – радовался я тому, что хозяин оказался в тупике.

«Ты что, смеешься?» – и хозяин, осторожно развязав веревку на мне, тремя пальцами снял ватник с моей спины. На ней... нет, не буду об этом рассказывать.

Отклонив в сторону голову и затаив дыхание, он взял пальцами промокшую, а потому и тяжелую ватную куртку, похожую на сдохшего пса, и изо всех сил швырнул ее прочь. Она, будто гигантская странная птица, полетела в траву на обочине.

Веревка была в кровавых пятнах, но она хозяину была нужна, чтобы привязать мешки соли, поэтому он её не выкинул, а бросил на землю и стал топтать до тех пор, пока веревка не приобрела грязный глинистый оттенок. Теперь из верхней одежды на нём оставалась только рубашка без нескольких пуговиц, и поэтому, с красной от холода грудью и синим пятном на щеке, хозяин походил на судей властелина Ада Янь-вана. Он набрал с дороги несколько горстей земли, насыпал мне на спину, растёр, а потом смёл пучком придорожной травы.

«Чернявчик, мы с тобой сделали доброе дело, не правда ли?» – спросил Лань Лянь.

«И-о, и-о!» – ответил я.

Привязав мешки соли к моей спине, хозяин покосился на велосипед у дороги и сказал: «Чернявчик, конечно же, этот велосипед должен был бы принадлежать нам как оплата за ватник и потраченное время. Но если мы позаримся на чужое имущество, то не потеряет ли свою важность предыдущий добродетельный поступок?»

«И-о, и-о!».

«Ладно, тогда доведем доброе дело до конца – так, как провожают гостя до самого дома».

Поэтому хозяин сам покатил велосипед и погнал меня, хотя в том особой нужды не было, назад, в уездный город, к воротам больницы. Там он остановился и громко крикнул: «Эй, мама, вы меня слышите? Оставляю ваш велосипед у ворот!»

«И-о, и-о!».

Снова выбежали люди.

«Чернявчик, скорей убираемся отсюда! – и хозяин хлопнул меня концом уздечки. – Чернявчик, беги скорее!..».

Инчунь, с выпачкаными в муке руками, вышла из западного крыла дома. Ее глаза засветились радостью, когда она увидела красивую девочку на руках Ван Леюн. Протянув к ней руки, она затараторила:

– Ой, какой красивый ребенок... какая  красивая... какая кругленькая...

Ван Леюн передала ей дочь, а Инчунь, склонив голову, прижала ребенка к груди и стала нюхать ее и целовать, беспрестанно приговаривая:

– Как чудесно пахнет... просто замечательно...

Ребенок, непривычный к ее ласкам, расплакался.

– Отдай немедленно девочку матери, – заругал Лань Лянь жену. – Посмотри на себя, ты же ведешь себя как волчица. Ребенок же испугался, расплакался.

– Ничего, ничего, – сказала Ван Леюн. Она взяла обратно дочь и ласково поглаживая её по спинке, принялась успокаивать, пока та не перестала плакать.

Отряхивая муку с рук, Инчунь виновато сказала:

– Извините... Я и не заметила, как выпачкала мукой ее платьице.

– Мы все из крестьян, – вмешался Пан Ху. – Не переживайте. Сегодня мы специально пришли сюда, чтобы поблагодарить вас за вашу доброту. Я боюсь себе представить, что произошло бы, если бы вы не помогли.

– Вы не только привезли меня в больницу, но и вернулись еще раз, чтобы отдать мой велосипед, – взволнованно произнесла Ван Леюн. – Врачи и медсестры говорили, что такого доброго человека, как Лань Лянь, трудно найти, даже днём с фонарем.

– Главное, что у меня хороший осел, – сказал смущенный Лань Лянь. – Он бежал быстро и ровно...

– Это правда, у вас хороший осел, – улыбаясь, согласился Пан Ху. – И к тому же славный! Славный осел!

– И-а, И-а!..

– Надо же, он нас понимает! – сказала Ван Леюн.