Игорь Пронин - Мао: Душевная повесть

Я все это сказал нашим, как мне армия не нравится, что только до половины в ней все продумано. А один сказал: какая разница, сырые бычки или нет. Он вообще не хочет бычки курить. Я сказал: как хочешь, у меня не проси. Собрал все бычки и по карманам распихал, они к обеду уже просохли.

Как покурили, прибежал солдат, стал кричать, что нас ищут. Мы сказали: найдут, если нужны. И тут из-за угла вышел наш офицер, подошел, встал в середине, возле ямки с окурками, и молча нас всех ногами посшибал. У лавочек спинок не было, и мы все головой назад упали. Офицер тогда тех, что лежали, стал пинать ногами и кричать, чтоб вставали, а тех, что встали, бил руками, и они падали обратно. Потом сказал, чтоб мы построились, и повел нас в столовую на завтрак.

Завтрак нам дали на тарелках и с ложками. А еще чай. Я съел два с половиной завтрака, потому что наши некоторые есть не смогли. Я бы и больше съел, но сказали, что будет еще и обед. А офицер наш, фамилия его Цуруль, стал ругаться с другими офицерами, спрашивал их, где наши масло и яйца. Но ему сказали, чтоб о своих яйцах думал, а не о наших, рвач поганый и вредный хохол. Тогда Цуруль одного офицера ударил ногой в ухо, а в другого сильно попал чайником. Но все равно нам ничего не дали. А Цуруль сказал, что мы спешим, а у них тут срок до обеда яйца найти. И повел нас мимо казармы куда-то в рощу. Там он сказал, что можно курить, но сигарет не дал. А потом еще сказал так:

— Я здесь, чтобы подготовить вас к Афгану. Вообще-то мне по хрену, как и когда вы там загнетесь. А загнетесь обязательно, потому что сразу видно, что вы все хронь и доходяги. Но я должен научить вас стрелять и бегать. И научу, потому что у меня сорок восьмой размер ботинка. Ясно?

Мы помолчали. Я подумал, что сбегу сразу после обеда. Другие, не знаю, о чем думали, они какие-то неумные все были, так часто бывает: протрезвеешь — а вокруг ни одного умного лица. Как закончили молчать, пришли двое солдат с офицером и принесли два автомата и патроны. Цуруль показал нам, как заряжать и целиться, и мы стали стрелять. Он нам все разрешил делать, только не поворачиваться в его сторону. Ну, мы и стреляли, весело было. Я постарался научиться стрелять, хоть мне и не понравилось, что в плечо бьет. Я решил, что хватит уже ходить с отверткой, надо у ментов хоть пистолет купить, как сбегу обратно домой. Тогда можно сразу ментов и пристрелить и сразу деньги забрать назад. Я иногда ловко соображаю.

Незаметно подошло время обеда, последними патронами Цуруль повалил сосну, чтоб мы знали, как солдаты дрова на зиму добывают, и мы пошли к столовой. Перед столовой стояли толстый старый военный и два побитых за завтраком офицера. А за ними еще куча офицеров, а за ними солдат еще больше. И все, кроме старого толстого, улыбались, как на фотокарточке.

— Взвод! — заорал Цуруль. — Смирр-на!

Мы остановились и вытянулись, как это делают солдаты.

— Ну что вы встали, лошади? — тихо расстроился Цуруль. — Маршировать же надо.

Он махнул на нас рукой и пошел к толстяку, высоко подкидывая свой сорок восьмой размер и как-то странно поводя плечами.

Приблизившись, он остановился, приложил руку к фуражке, сказал: «Здравия желаю, товарищ Генерал!» — и расслабился. Чуть повернулся и показал на нас:

— Вот, молодежь на карантине.

— Не вижу, — хмуро сказал Генерал.

Цуруль снова вытянулся, и глаза его стали круглыми.

— Не вижу молодого пополнения на карантине! Вижу банду без знаков отличия, идущую толпой. Ты в каком звании?

Цуруль молчал и тянулся. Генерал перевел взгляд с нас на него.

— Ты что же, козел, себе позволяешь? Ты какого масла тут домогался? Не слышу? Их масло в Афгане заждалось, понял? И твое тоже! Сегодня же их в самолет и сам сопроводишь.

— Куда? — не понял Цуруль. — А документы?

— Какие тебе документы?! — Генерал покраснел от злости. — Погоны им пришей — вот и документы! Все понял? Не слышу?!

— Так точно, — тихо и очень грустно ответил Цуруль.

— Выполнять! Иголку и нитки получите в ближайшей части, скажете, что я распорядился! Николаев! Лично проследите и доложите! — и Генерал ушел в столовую.

Николаевым оказался один из побитых. Он сказал:

— В 18:00 перед самолетом проверка внешнего вида личного состава.

И тоже быстренько ушел в столовую, видно, боялся, что Цуруль ему опять в ухо даст.

Цуруль немного подумал, военные всегда немного думают, и скомандовал:

— Разойдись! По любым кустам, лесам, но чтоб никто здесь не болтался! Отставить! Автоматы отдайте вот этому уроду. Всем разойтись, урод со мной.

Уродом он назвал меня. Я бы врезал ему прикладом автомата, да он не отвернулся. И пошел не впереди меня, а сзади. Тертый калач.

Мы пришли в казарму, солдаты открыли для Цуруля оружейную комнату, и я поставил в шкафы автоматы. Там еще были ножи в пластмассовых ножнах, как у некоторых солдат, и я один украл. Потом мы снова вышли на улицу, и я спросил про обед. Цуруль сказал, чтоб я заткнулся, и стал размышлять. Тоже, конечно, недолго.

— Вот что, боец, надо нам мою задницу спасать. Так что пойдешь со мной, будем Генералу подарок организовывать. Воровать умеешь?

— Умею, — я подумал, что воровать, возможно, будем жратву, так это было бы кстати.

Мы дошли тропинкой до дырки в заборе показались на асфальтированной дороге. По дороге быстро дошли до какого-то дома, Цуруль сказал, что это колхоз. Еще он сказал, что по бахчам много не наползаешь и надо сперва с председателем поговорить. Приказал мне сидеть у входа, вести себя тихо, узбеков не обижать. Я спросил, что такое бахча и кто такие узбеки. Он покачал головой, сказал что-то про урода опять и скрылся. Я сел на бордюрный камень и рассмотрел украденный нож. Нож оказался тяжелым, тупым и хрупким. Я стал точить его о камень, и тут ко мне подошел человек. Наверное, узбек.

Он долго щурился, как я точу нож. Мне надоело молчать, и я спросил его, где тут можно водки достать. А он ответил, что солдатам водки нельзя. Водку только офицерам. Я говорю:

— Вот видишь, какой хороший солдатский нож? За три бутылки отдам тебе.

— Э… — он не поверил. — Тебя расстреляют.

— Да нет, у меня еще есть. А это нож солдата, который в Афгане погиб. Я его как память ношу, но тебе могу отдать.

— Зачем? — он хитрый оказался. — Им только орехи колоть!

— Дурак! Этим ножом тысячу людей убили. Вон затупился даже. Хотя вообще-то не тупится, это специальное секретное железо. Теперь мне за него сто рублей предлагают.

— Почему? — удивляется.

— Потому что на нем кровь! Вон, по рукоятке осталась. Только я тебе смотреть не дам, ты купи сперва.

Он подумал.

— Дыню хочешь?