Вадим Астанин - Час до полуночи

— Видел?! — сказал подошедший к Зиброву Саня Черенков, — напалм эту гадину не берет. Бочку на него потратили и никакого результата. Ноль целых, ноль десятых.

— И пули тоже, — дополнил Черенкова возникший вдруг рядом с Зибровым Паша Чемизов, командир прилетевшего на вертолете подкрепления.

— Паша, цвет души моей, — налетел на Чемизова неунывающий Орлов. — Как всегда, опаздываешь!

— О, какие люди, — расцвел улыбкой Чемизов, — КАкие люди, и не под конвоем…

— За нами не заржавеет, — сказал появившийся Григорьев. — Туда мы всегда успеем.

— Зомби. Доминантная особь, — невпопад произнёс Зибров. — В отпуск хочу, мужики.

— Шестой случай за неделю, — проинформировал присутствующих Чемизов. — площадь покрытия офигенная. И в каждом конкретном случае источником заражения является такая вот падаль.

— Может, у них весенний гон начался? — предположил циничный Орлов.

— Орлов, кончай зубоскалить, — строго сказал Григорьев.

— Ну что, игроки, — Григорьев вытащил знаменитый блокнот, — посчитаем?

А в это время…

за № 74−0307/ОС

В связи с началом сезонной миграции оборотней, прошу Вашего разрешения на увеличение штатной численности охотоведов на 20 (двадцать) штатных единиц и привлечение на платной основе профессиональных охотников-добровольцев в количестве 50−60 (пятидесяти-шестидесяти) человек для создания временных охотбригад по отстрелу мигрирующих хищников.

Гостей встречали двое: сумрачный молчаливый атлет и маленький, юркий старичок, живчик-подхалим, прилипала и болтун-балагур. Атлет находился при шлагбауме, а старичок, подбегая к подъезжающим машинам, подобострастно открывал дверцы, рассыпаясь в приветствиях и шутках. Гости вылезали на укатанный снег, топтались у машин, ожидая сопровождающих их помощников и телохранителей. Помощники несли объемные сумки и зачехленное оружие, телохранители зыркали по сторонам хмурыми и напряженными взглядами. Старичок хитро щурился.

Собрав привезенную с собой свиту, гости уходили по широкой тропинке к заимке. Старичок дожидался, пока они скроются за деревьями, и бегом возвращался к шлагбауму. Атлет доставал сигареты, старичок привычно у него одалживал. Атлет презрительно усмехался, но в просьбе не отказывал. Они дружно закуривали. На плече у атлета висел автомат Калашникова.

Гости были людьми солидными и серьезными, и машины соответствовали их положению: внушающие уважение внедорожники на больших, выступающих за крылья колесах, несоразмерно огромные в сравнении с джипами сопровождения, одинаково черные, увенчанные сверху гирляндами фар на хромированных поперечных трубах, с массивными хромированными «кенгурятниками» спереди и откидывающимися вбок трубчатыми хромированными же держателями, с прикрученными к ним запасными колесами, сзади.

Заимка принимала гостей жаром протопленных печей, треском горящих в камине поленьев, игристым сверканием хрустальных люстр и исходящей из кухни волной аппетитных запахов. На кухне безраздельно царила и самовластно правила Клавдия Ксаверьевна Шпанько, женщина добрая и дородная. Гости скидывали теплые куртки, отсылали охранников и помощников в комнату для персонала и проходили в общую залу, к заблаговременно сервированному столу. Клавдия Ксаверьевна, или тетя Ксава, выступала из кухни, торжественно неся закрытую куполообразной крышкой фарфоровую кастрюлю с фирменным тетиксавиным блюдом — украинским борщом. За Клавдией Ксаверьевной следовал повар с горячими пампушками. Кастрюля водружалась в центре стола, пампушки выкладывались ладной горкой на подносе. Гости угощались зубровкой и сами разливали борщ по тарелкам. Ели молча, не отвлекаясь и не тратя времени на беспредметную застольную болтовню. На второе подавали пельмени непременно под водочку, двух сортов, настоянную на березовых брульках и кедровых орешках. Завершалась трапеза чаем. Охранники заносили из сеней медный двухведёрный дореволюционный тульский самовар, тетя Ксава расставляла чайный набор, украшенный черными прусскими орлами (по слухам, подарок императора Фридриха II принцессе Фике перед отъездом последней в далекую и непонятную для регулярно-правильного ума европейца Россию), заливала в заварные чайники кипяток. Гости закуривали: кто трубки, кто сигары (привет от самого команданте, «барбудос» Фиделя Кастро, бессменного руководителя и революционного вождя Кубы, легендарного острова Свободы). Чувствовалось, все напряжены и чего-то ожидают. Чай пили торопливо-нервно. Поднимаясь из-за стола, прислушивались, не раздастся ли звук мотора. Наконец с улицы доносилось звонкое тарахтение. Громко стуча рубчатыми подошвами утепленных сапог в залу входил директор заповедника. Тетю Ксаву с поваром отправляли наверх под присмотром двух телохранителей. Гости снова собирались у стола. Директор заповедника молодецки выпивал стакан зубровки, вытаскивал из сумки бумаги, разворачивал карту…

…Старший охотовед Берестов развернул карту и сказал:

— Сидайте ближе мужики.

Мужики скучились вокруг Берестова тесным кругом.

— Гляди сюда, мужики, — Берестов прочертил маркером черную ломаную линию. Затем ещё три, сходящиеся в единой точке.

— Не напирай, Петрович, — перебил Берестова промысловик Никифоров, подвигая могучим плечом егеря Дерябина, не в меру рьяно оттесняющего его от карты.

— А что я, Семен Аверьяныч, — Дерябин, в свою очередь, потеснил стоящего рядом с ним охотника. — Меня самого давят…

— Ша, мужики, кончай базар, — прикрикнул требовательно Берестов. — Ровно дети малые. Не в бирюльки играем. Должны понимать…

— Прости, Валентин Андреич, — покаянно пробасил Никифоров, — не сдержался. Навалился, понимаешь… — Никифоров выразительно вздохнул.

— Шут ты гороховый, Аверьяныч, — сказал укоризненно Берестов. — Сами мы не местные, порядков вашенских не знаем… Ажно слезу прошибает. А дело, между прочим, серьёзное.

— Не гони волну, Андреич. Мы тебе тоже… не пацаны пальцем деланные, между прочим… Кажный год с твоим делом разбираться приходится.

— Ладно, Семён, проехали.

— Чего уж… И ты нас извини, товарищ Берестов. Больше такого не повториться. Верно, мужики? Никифоров выдержал паузу. — О! Молчание — знак согласия.

Берестов стукнул маркером по карте.