Глеб Васильев - Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен

Тем временем ситуация в массажном кабинете снова накалилась. Дверь процедурного помещения №2, расположенного напротив первой комнаты, в которой спал утомившийся Александр Иванович, шумно распахнулась.

– Черт! Псих ненормальный! Отвянь от меня, козлина! Это все Канатов, я ваще типа не при делах! – из комнаты №2 выскочил перепуганный подросток.

В дверном проеме показался человек. Одной рукой он держался за собственную промежность, а в другой сжимал поводок с йоркширским терьером. Крошечная собачка с глупой мордочкой и бантиком на голове крутилась вокруг своей оси, прыгала, визжала и показывала маленький малиновый язычок.

– Сука! – выпученные глаза человека вращались с таким бешенством, что было невозможно понять, смотрит ли он на подростка, или на собачку.

– Сеткин! – строго сказал мануальный терапевт Эдуард. – Ты почему лечебный режим нарушаешь? Тебе еще сутки в массажном кресле сидеть полагается. И посетителей принимать можно только после обеда. И еще – немедленно отпусти Тотошку.

– Сука! – снова взревел Сеткин. Он пнул собачку, и та, просвистев над головой подростка, долетела до массажиста и вцепилась зубками в его нос.

– Ну все, с меня хватит! – Эдуард оторвал зверька от своего носа и загородил собой выход. – Я долго терпел твои выходки. Страдал, мучился, даже дома не ночевал – все твой покой берег. Чаша моего терпения переполнена. Впредь массируй себя сам, и режим работы массажного кресла тоже сам выбирай. Я умываю руки! Тотошка, мы уходим отсюда навсегда.

– Я ж тебя уже расхерачил ко всем херам на хер, кукла чертова, – не обращая на массажиста ни малейшего внимания, Сеткин кричал на Сучка. – Так какого ты хера, а?

– Сеткин! Мы с Тотошкой уходим и больше никогда не вернемся. Слышал?

– Я ж тебя вот этим вот самым по самое вот это на глазах у Соньки, а ты опять! – Сеткин наступал на подростка, потрясая кулаком, прижатым к паху.

– Никогда-никогда, даже если ты будешь умолять, валяться у нас с Тотошкой в ногах и плакать. Понял? И вообще, я теперь с Александром Ивановичем дружить буду, – прикрывая порозовевшие от слез глаза ладонью, массажист Эдуард с собачкой скрылся за дверью процедурной комнаты №1.

Теперь, когда проход был свободен, Сучок метнулся к нему. Он выскочил из кабинета и помчался прочь. Наркоторговец погнался за ним, крича:

– Человек-пицца, слева заходи! Заяц, давай справа! И за жопу, за жопу его кусай!

Они бежали через Дворец, переворачивая вазоны с цветами, роняя изящные скульптуры и сшибая с ног придворных.

Наконец, запыхавшийся Сучок оказался в помещении, где витали ароматы овощей, фруктов и специй. Это была та же кухня, в окно которой недавно влетел продавец веселящего газа.

За спиной Сучка слышался приближающийся хрип наркоторговца. Подросток огляделся и понял, что попал в ловушку – другого выхода с кухни не было.

Здесь, несмотря на ранний час, кипела работа. Повара готовили витаминизированные легкоусвояемые блюда. Посреди кухни стояла огромная пароварка. Белый пар заволок все.

Сквозь пар и суматоху, кухонные мастера увидели страшную картину.

– Руки вверх! Типа живо и все такое! – визжал Сучок. – Я чертов киборг-бутерброд-убийца из параллельного будущего! В мои пальцы вмонтированы пушки! В глазах лазеры! В члене ваще гаубица! И я всем этим воспользуюсь, если будете дурить!

Две дюжины белых рукавов, не дожидаясь более внушительного приглашения, взметнулись.

– Если не хотите, чтобы я вас всех изрешетил, изжарил и взорвал ко всем чертям, атакуйте вон того чертового наркоторговца! Врежьте Сеткину по яйцам! И типа лучше с двух ног мочите!

Едва Сучок умолк, в Сеткина полетели кастрюли, сковороды, ножи, вилки, половники, мешки с крупами, картофелины, пучки салата, тыквы, яблоки, ананасы и даже плоды экзотического фрукта дуриан. Трепеща перед расправой, обещанной андроидом наследницы Софьи, повара швыряли в наркоторговца все, что было под рукой.

Это был разгром сверкающего стеклянного, медного, горячего и душистого мира кухни.

Сеткин ревел, как раненный бронтозавр. Он неуклюже отбивался от летящих в него продуктов и утвари, опрокидывал столы и стулья, бил, пинал и кусал поваров, которые имели неосторожность подойти к нему слишком близко.

Стекла разлетались во все стороны и бились со звоном и громом; рассыпанная мука вертелась столбом, как самум в Сахаре; поднялся вихрь миндаля, изюма, черешен; диетический заменитель сахара хлестал с полок с грохотом водопада; наводнение обезжиренных йогуртов поднялось на полметра; брызгала вода, катились фрукты, рушились медные башни кастрюль. Все стало кверху дном. Вот так бывает иногда во сне, когда снится сон и знаешь, что это сон, и поэтому можно делать все, что захочешь, но выходит только полнейший хаос. Если, конечно, сон – не эротическая фантазия.

– Зашкварьте его! – кричал Сучок. – Зашкварьте наглухо! Или я вас всех зашкварю!

Силы были неравны. Наркоторговец явно проигрывал битву. Едва ли он что-то соображал, но слабый, задушенный и ранее невостребованный инстинкт самосохранения каким-то образом умудрился взять контроль над телом Сеткина. Под руководством инстинкта наркоторговец опрокинул гигантскую пароварку и обварил сразу трех поваров. Вся кухня погрузилась в пелену непроглядного жаркого тумана. Сеткин же, пользуясь покровом пара, влез в большую кастрюлю, не забыв при этом опустить крышку.

Едва пар немного рассеялся, в кухню ворвался йоркширский терьер. Он подбежал к кастрюле, где спрятался Сеткин, и звонко затявкал.

– Тотошка! Тотошка! Где ты? – доносились крики Эдуарда. – Вернись ко мне! Сеткин тебя не любит!

Продолжая тявкать, Тотошка скреб лапой сияющий бок кастрюли.

– Походу, Сеткин в этой кастрюле, – сказал Сучок поварам. – Ну чо, ребзя, сварите его что ли.

– В этой кастрюле нет никакого Сеткина, – сказал наркоторговец из кастрюли.

– А типа кто тогда говорит?

– Человек-пицца и двухголовый заяц. А Сеткина тут нет, и никогда не было.

– Ладно, хрен с тобой, – Сучок подумал, что наркоторговец вроде как друг артиста Канатова. И Канатов просил только привет ему передать, а не варить в кастрюле. Вдруг вареный наркоторговец выбесит артиста, а люлей опять Сучку ни за что ни про что получать придется. Злить отмороженного на всю голову Канатова совершенно не хотелось. – Типа отбой, пацаны. Просто подержите его в кастрюле часок-другой или типа того.