Джеймс Баллард - Утонувший великан (сборник рассказов)

— Уж во всяком случае не геологами. Почему Таллис солгал? Почему он, между прочим, и словом не обмолвился обо всех эти Библиях?

— Может, забыл?

— О пятнадцати ящиках? Забыл о пятнадцати ящиках книг? Боже всемогущий, да что они с ними делали?!

Майер пожал плечами и подошел к окну.

— Хочешь, свяжусь по радио с Цересом?

— Пока не надо. Не вижу во всем этом смысла.

— А вдруг «нашедшего ждет вознаграждение»? Большое… Господи, я мог бы вернуться домой!

— Успокойся. Сперва надо выяснить, что делали здесь так называемые геологи, зачем заказали это фантастическое количество Библий. В одном я уверен: Таллис все знал. Сначала я решил, что они обнаружили хризоксилитовые залежи и что Таллис их обманул — уж слишком подозрительной показалась мне эта акустическая ловушка; а может, они инсценировали собственную гибель, чтобы несколько лет спокойно вести разработки, используя Таллиса как источник снабжения. Но найденные Библии заставляют предположить совсем иное.

На протяжении трех дней, круглосуточно, лишь изредка засыпая, свернувшись калачиком на водительском сиденье «крайслера», я систематически прочесывал вулканические джунгли: медленно проползал по лабиринтам долин, взбирался на гребни холмов, внимательно изучал каждую обнаженную кварцевую жилу, каждое ущелье или расселину, где могло скрываться то, что я ожидал найти.

Майер замещал меня в обсерватории, приезжая туда ежедневно. Он помог мне привести в порядок старый дизельный генератор, и мы поставили его на вездеход, чтобы обеспечить энергией обогреватель кабины (ночью температура опускалась до минус тридцати градусов), и три больших прожектора, установленных на крыше и дающих круговой обзор. Я сделал две ездки и превратил лагерь геологов в перевалочную базу.

Мы подсчитали, что по клейкому, густому песку вулканических джунглей шестидесятилетний мужчина за час может пройти километра два, а при температуре выше 70° больше двух часов ему не выдержать. Следовательно, зона поисков представляла окружность площадью пять квадратных километров, считая лагерь центром этой окружности, или даже двенадцать квадратных километров, если учесть время на возвращение.

Я буквально обыскал этот участок, отмечая на карте каждый вулкан, каждую долину, проходя их на малой скорости. Двигатель «крайслера» натужно ревел часов по двенадцать — от полудня, когда долины наполнялись огнем и будто бы вновь потекшей лавой, до полуночи, когда вулканы казались огромными горами из слоновой кости, мрачными кладбищами среди фантастических колоннад и нависших портиков — песчаных рифов, опрокинутыми соборами застывших у озер.

Я гнал «крайслер» вперед, выворачивал бампером каждый подозрительный валун, способный скрывать ход в шахту, сносил целые дюны тончайшего белого песка, который обволакивал вездеход мягкой пеленой.

Я ничего не нашел. Рифы и долины были пусты, склоны вулканов девственно чисты. Не было никаких следов и в мелких кратерах — лишь каменная сера, осколки метеоритов и космическая пыль.

На четвертое утро, очнувшись от беспокойного и не принесшего отдыха сна, я решил сдаться.

— Возвращаюсь, — сообщил я Майеру по рации. — Тут ничего нет. Заберу все топливо, что осталось в лагере, и к завтраку буду.

Когда я достиг лагеря, уже светало. Я погрузил топливо на вездеход, выключил фары и, желая бросить прощальный взгляд на долину, сел за походный металлический столик. За вулканами на другой стороне озера поднималось солнце. Я собрал со столика горсть пыли и медленно пропустил ее сквозь пальцы.

— «Превосходная архейская глина», — повторил я слова Таллиса, обращаясь к мертвому озеру. И хотел плюнуть на эту глину — скорее от злости, чем с надеждой, — когда в голове у меня будто сработал выключатель.

Километрах в семи от дальнего конца озера темным силуэтом на фоне восходящего над вулканами солнца застыл высокий, метров тридцати, сине-серый каменный крутой откос, поднимавшийся прямо из пустыни и протянувшийся вдоль горизонта километра на три. Дальше, на юго-западе, его скрывали вершины вулканов. Его крутизна наводила на мысль, что откос этот возник еще в довулканический период. Серая стена из камня, суровая и неприступная, царствовала над пустыней и казалась современницей самого детства планеты, тогда как пыльные вершины вулканов видели лишь ее закат.

Внезапно по какому-то дикому наитию я готов был спорить на свою двухмесячную зарплату, что скальная порода откоса относится к архейскому периоду. Серая стена эта была едва видна из обсерватории и находилась километрах в четырех-пяти от границы обследованной мной территории.

Перед глазами вновь встала хризоксилитовая шахта!

Натужно ревя, «крайслер» пересек озеро на скорости шестьдесят километров в час, и полпути осталось позади. Минут тридцать ушло на преодоление песчаного рифа, и я попал в узкую длинную долину, которая выходила прямо к откосу.

Примерно в километре от него я увидел, что откос представляет собой не сплошную стену, как показалось мне вначале, а некое округлое плато с поразительно ровной поверхностью, словно отсеченной ударом меча. И склоны его были необычайно симметричны. Поднимаясь под углом в тридцать пять градусов, они шли цельным скальным уступом без трещин, без расселин.

Через час я добрался до плато, остановил вездеход у подножия и поднял взгляд на величественную наклонную стену — этакий остров из бледно-голубого камня, поднимающийся со дна пустыни.

Я включил первую передачу и вдавил в пол педаль газа, направив «крайслер» не прямо вверх, а несколько по диагонали, чтобы уменьшить угол подъема. Вездеход ревел и медленно полз вперед, гусеницы скользили и пробуксовывали; тяжелая машина виляла как сумасшедший маятник.

Перевалив за гребень, вездеход выровнялся, и я увидел плато примерно трех километров в диаметре, совершенно гладкое и пустое, если не считать голубого ковра космической пыли.

Посреди плато располагалось довольно большое металлическое озеро, темная поверхность которого дышала жаром.

Я высунул голову в боковое окошко и, пристально вглядываясь вперед, осторожно тронул машину с места, не давая ей набрать скорость. Метеоритов, обломков скал, валунов не было; очевидно, озеро ночью застывало, а днем, с повышением температуры, плавилось.

Хотя почва под гусеницами казалась твердой, как сталь, я остановил вездеход метрах в трехстах от озера, выключил двигатель и залез на крышу кабины.

Угол зрения изменился совсем немного, но и этого было достаточно: озеро исчезло; я видел дно неглубокой чаши, будто выбранной из плато ковшом гигантского экскаватора.