Дорис Лессинг - Воспоминания выжившей

Я ее поняла. Высказывание Эмили содержало более одной истины и указывало более чем на один возможный ход развития мысли. Воздух, которым мы дышали в комнате, со временем как бы загустевал, загнивал, терял доброкачественность. Мы привыкали к нему, адаптировались, дыхание становилось все более поверхностным и частым, наши организмы как бы устанавливали норму на поступление воздуха, поступление яда… Да, на яд тоже можно установить норму… Снова «это», вездесущее «это» в какой-то еще — возможно, первичной? — форме.

Сидя в комнате, заваленной звериными шкурами, в которой заняться было совершенно нечем, я осознала, что счастлива уже потому, что сижу и дышу. И очень увлеклась этими занятиями. Потом поняла, что еще и смотрю сквозь прозрачную полиэтиленовую пленку окна на небо, по которому тянулись облака. Свет играл на стене, освещенность ее со временем меняла интенсивность. Время от времени мы с Эмили улыбались друг другу. Тишина. Хрустнет что-то в саду — и опять тихо.

В комнате три прибора для очистки воздуха: под потолком, на стене и на полу. Приборы излучали потоки электронов, положительных ионов, их применяли для очистки воздуха так же, как водяные фильтры очищали воду из-под крана. Воздух и вода, основы нашего существования, в которых мы движемся, как бы плывем, в которых мы изменяемся постоянно, постепенно, наши ткани регенерируют, восстанавливаются… И теперь они стали нашими врагами, мы не доверяем им больше.

— Можете взять с собой домой пару штук, — сказала Эмили, заметив мой взгляд. — Здесь целая комната ими забита.

— Джеральд принес?

— Да, приволок со склада. Он как раз под нами, этажом ниже. Я помогу донести. Надо жить в чистом воздухе, — наставительно, как будто с ноткой осуждения добавила она.

Улыбалась — и упрекала.

— Ты… вернешься? — спросила я, удержав готовое сорваться слово «домой».

— Да, я тоже пойду домой.

— Хуго обрадуется, — заметила я, не собираясь ее упрекать, но Эмили нахмурилась, глаза ее увлажнились, щеки покраснели.

— Сейчас и пойдем? — рискнула спросить я. Она покачала головой, давая понять, что ответит, как только сможет. Через минуту она овладела собой.

— Нет смысла сидеть здесь.

— Джеральд ушел?

— Не знаю, где он. Как приволок эти штуки, так больше и не появлялся.

— А Джеральд не пытается сколотить новую группу?

— Пытается.

Эмили встала, принялась скатывать шкуры, чтобы захватить с собой, расстелила их на полу, чтобы завернуть ионизаторы. Тут в дверь постучали. Нет, не Джеральд. Эмили впустила двух детей, и я вздрогнула. Дожили! Пугаться при виде ребенка. Собственно, вполне разумно было пугаться при виде ребенка и до появления «подземных крошек».

Эти двое, грязные, с внимательными живыми глазами, осторожные, уселись в стороне от нас и подальше друг от друга. У каждого тяжелая дубинка, утыканная гвоздями, оба готовы в любой момент пустить ее в ход. Против нас, друг против друга…

— Мы, это, думали, свежим воздухом подышим, — проворчал один, рыжеволосый мальчишка с трогательными веснушками.

— Да, свежим воздухом, — поддакнула ему девочка с ангельским личиком.

Они сидели, спокойно глядя, как мы упаковываемся.

— Вы куда? — спросила девочка.

— Скажете Джеральду, я ушла, он знает, где меня искать.

Появление ребятишек дало мне слишком много пищи для размышления, сразу и не переварить. Значит, дети эти — часть новой коммуны Джеральда? Может быть, из «подземных»? Если так, то, возможно, они опасны лишь все вместе, а по отдельности их вполне можно приручить? Значит, Джеральд был прав? Эмили закончила возиться с упаковкой, и мы вышли. Дети пошли было с нами, но отвлеклись, увидев, что творилось в огороде. Перья, кровь, труп собаки. Мальчик с девочкой сразу бросились к трупу, выхватили какие-то куски заточенной стали и принялись кромсать мертвое тело.

Мы прошли по тем же улицам, и я обратила внимание Эмили на то, что на мостовых поубавилось грязи. Она загадочно взглянула на меня. Обратила я ее внимание и на то, что мы никого не встретили. Она вздохнула. Очень терпеливая девушка Эмили.

В вестибюле дома, в котором находилась моя квартира, на полу валялись осколки большой вазы для цветов, полузасыпавшие дохлую крысу. Эмили вытащила крысу за хвост, чтобы вышвырнуть ее на улицу, но тут в коридоре показалось семейство профессора Уайта в полном составе и в походном декоре: шарфы, варежки, чемоданы. В тех слоях общества, к которым принадлежал профессор, гардероб все еще выбирали соответственно обстоятельствам. Уайты собрались в какую-то поездку, и Дженет торопила родителей.

— Скорей, скорей… Страшно здесь, никого не осталось в доме.

Щелк! — вот оно, опять. Слова как будто вылетают из воздуха, как их словно бы генерирует «это», подводя итоги новым обстоятельствам, до понимания которых я еще не доросла. Эмили внимательно на меня посмотрела, даже сделала шаг ко мне, чтобы поддержать, если я вдруг рухну. Я стояла неподвижно, следя за суетящимися Уайтами. Перед глазами проплывало мое прошлое, их, наше общее прошлое. Смешно! Смех, да и только. Мы всегда вели себя как мелкие, смешные, суетливые зверьки. Исполняли роли, каждый свою. Нет, меня увиденное не рассмешило. Теперь надо распрощаться, расшаркаться. Старый ритуал. Увидимся… и прочая белиберда. У них автобус вечером, отправляется на десять миль к северу, какой-то служебный рейс, не для пассажиров, но они заплатили, договорившись, что их подкинут в аэропорт, это по пути, вместе с багажом. И авиарейс тоже служебный, и тоже без пассажиров, но шеф департамента может себе позволить, у него достаточно денег и связей… Не на билеты деньги, разумеется, а на взятки, и суммы астрономические. Деньги, посуды, угрозы, бешеная активность, мышиная возня, новые стереотипы — но внешне все по-старому: «О-очень приятно, до свидания, всего наилучшего, счастливо оставаться…»

Мы вошли в квартиру, посмотрели в окно на волокущих свои чемоданы Уайтов. Квартира рядом с моей теперь опустела. Мне в голову пришло, что мало народу осталось в доме, мало кого я встречаю в коридоре и вестибюле. Что случилось с рынком? Я спросила Эмили, та пожала плечами, дав понять, что мне это должно быть известно. Я снова вышла из квартиры, прошла к квартире дворника. «В случае необходимости обращайтесь в кв. 7, 5-й этаж». Бумажка приклеена косо, за дверью тишина. Нету дворника, убыл вместе с семьей. Я направилась к лифту, нажала на кнопку. Иногда ведь лифт работал. Вверху что-то щелкнуло, я подняла голову, прислушалась… Нет, ничего, показалось. Нажала еще и еще, с тем же результатом. Поднялась по лестнице, миновала опустевшие этажи. Никаких торговцев, никаких покупателей. Ни людей, ни товаров. И в квартире семь на пятом этаже тоже никого. Но на самом верху, под крышей, парни кормили лошадей сеном. Я отступила, не желая, чтобы меня заметили, ибо среди работающих были и дети. Крадучись пробиралась я по коридору мимо помещений с разными животными. Из одной двери высунулась и мемекнула голова козла, в коридоре толклись ягнята, где-то похрюкивали свиньи. Оттуда несло навозом и доносился скрежет лопат. Я проверила крышу. Там уже разбили огород, вырастили всевозможные овощи, ягоды, зелень для стола; под открытым небом и в затянутой полиэтиленом теплице. Вон трудится семья — мать, отец и трое детей. Дети ухаживают за кроликами, чистят клетки. «Ты кто? Друг или враг?» — говорят их направленные на меня взгляды. Они крепче сжимают свои орудия труда, готовые использовать их против меня в качестве оружия. Спускаюсь ниже — там замерзший ребенок, сжался в уголке. Мой преследователь! Он угрожающе скалит зубы. Враждебность его точно отмерена, рассчитана на мой испуг. Как будто он репетировал эту гримасу перед зеркалом. Я и вправду испугалась, потому что рука его лезет за пазуху, там спрятан нож (в том же месте, что и у Эмили). Кажется, это тот рыжий с миленькими веснушками. Но я не поддаюсь их очарованию, а нахмуриваюсь и сама сую руку за пазуху, где у меня ничего не спрятано, никакого оружия. Прохожу мимо, чувствую, что он тащится за мной, соблюдая дистанцию. А вот и Джеральд. Сидит на куче мехов, вокруг дети. «Дети подземелья». Они, оказывается, живут в «моем» доме. От удивления я забываю про испуг, отворачиваюсь, храбро прохожу мимо рыжего преследователя, не обращая внимания на его угрожающие гримасы. Возвращаюсь в свою квартиру, которая после всего увиденного кажется островком порядка и покоя, тепла и уюта. Эмили развела огонь в камине, сидит напротив Хуго. Они смотрят друг на друга, не сближаясь, не двигаясь. Эмили закуталась в меха; невообразимый косматый комок и бедный желтый зверь, красотка и чудище; причем замотанная в звериные шкуры красотка выглядит не лучше желтого чудища. Да, довели красотку… Я гляжу на них с горечью, ощущаю, насколько мы сблизились с крысами, шныряющими по канализационным коллекторам. Однако огонь горит, греет, ионизаторы работают, шторы задернуты, поверх них окна прикрыты старыми одеялами. Воздух вполне доброкачественный, дышать можно. Чувствую, что прихожу в себя. Но я должна еще раз покинуть квартиру, выйти на улицу.