Вадим Астанин - Злой ветер с Каталаунских полей

- Скучный ты индивид, Меркуша, определенно скучный. Предсказуемый, — Севрюгин протяжно зевнул, — а водка у тебя, Меркурий, есть?

- Найдётся, — испытывая острое желание соврать, честно признался Меркурий Бессонов.

Севрюгин оживился и выразительно посмотрел на Бессонова. Меркурий притворился, что не понял севрюгинского намека. Установилось неловкое и тягостное молчание. С минуту писатели сидели молча. Меркурий Бессонов самым внимательным образом разглядывал облака, плавно перемещающиеся по небу и делал вид, что не замечает откровенно-алкающего взгляда Севрюгина.

- Ну так-с-с, Меркуша, давай что-ли, пропустим по рюмашке, — не выдержав пытки молчанием, предложил писатель Севрюгин, — разговеемся маленько. Отметимся, так сказать, и возрадуемся.

- С чего бы это мне пить, да ещё с утра? — вопросом на вопрос ответил Меркурий Бессонов.

- Ты, Меркуша, чисто еврей, — возмутился писатель Севрюгин, — жмот ты, Меркуша, и сквалыга.

- Не зарывайся, Севрюгин, — Меркурий Бессонов в точности воспроизвел командные интонации, с которыми говорила его мама-учительница, — Вломился без приглашения, выжрал бутылку водки, и ни спасибо тебе, и ни здрасьте. Водке, между прочим, чистая цена без ста рублей пять тысяч и шестьдесят целковых.

- Мелочь, — вальяжно заявил Севрюгин, — Я тебе, Меркуша, на днях таких бутылок смогу купить… Тучу. Легко.

- Печатают? — ревниво спросил Меркурий Бессонов.

- Недавно завершил, — с гордостью подтвердил Севрюгин. — Космическая сага, сочетание зубодробительного боевика и мистического триллера. Название ударное придумалось. «Штурм космических отсосов». Не роман, конфетка. Вчера набрал на компьютере заключительный абзац, слил на дискетки, отнёс нашему отцу-благодетелю и решил слегонца отдохнуть и расслабитца. Винца попить, бабец потискать. К тому же и случай подходящий подвернулся. Презентация Торгового дома «Авоська». — «Нам с народом по дороге, мы на правильном пути. Кто окажется в „Авоське“, без покупки не уйти!» — процитировал Севрюгин слоган рекламной кампании.

- Не уйдет, — машинально подправил рекламный стих Меркурий Бессонов.

- Пиарщики, — сказал Севрюгин. — Креатив!..

- Ответь мне на вопрос, Севрюгин, — скрипучим от зависти голосом сказал Меркурий Бессонов, — Зарабатываешь ты, Севрюгин, прилично. При этом опохмеляться ты ходишь по знакомым и живешь, как на помойке. Куда деньги деваешь, Севрюгин?

- Завистников у меня много, — сказал Севрюгин, — а знакомых мало. Знакомый у меня только один, Меркуша. Ты. Баб у меня тоже много было. И будет. Туева хуча. А настоящая только одна — Алка. Приголубит, согреет, спать уложит. А деньги что? Деньги, как известно, труха. Пыль, грязь и дерьмо. Так что, давай, Меркуша, накатим по первой и закроем эту скользкую для понимания тему.

Меркурий Бессонов сходил к холодильнику, принёс яблоко, апельсин и гроздь бананов. Вынул из шкафа чайные тарелочки, расставил на столе. Из выдвижного ящика достал столовый нож и чайную ложечку. Подумал, и убрал ложечку обратно в ящик. Сходил к холодильнику повторно и возвратился к столу с колбасой копчёной «Романовской», треугольником сыра «Гауда», мандаринами в шуршащем пластиковом мешочке и банкой копчёной сардины в масле. Писатель Севрюгин, сняв представительский пиджак и закатав рукава почти эксклюзивной рубашки, пошитой в ателье малоизвестного китайского кутюрье с труднопроизносимым именем «Armaunyui», занялся сервировкой закуски, нарезая и выкладывая на тарелочки колбасу и сыр аккуратными кружочками и треугольными пластинками. Меркурий Бессонов отправился в кладовку за консервированными огурчиками и маринованными помидорчиками-черри. Вернувшись, он обнаружил писателя Севрюгина за сворачиванием желтой жестяной пробки с полуторалитровой стеклянной емкости «Стрелецкой». Закуска была нарезана, очищена, расставлена и разложена. Для огурчиков и помидорчиков писатель Севрюгин определил суповые фаянсовые тарелки, в которых они и были размещены, на паях с рассолом и маринованно-консервированной зеленью. Столовое вино, сиречь водку, писатель Севрюгин предполагал разливать по двухсотпятидесятиграммовым граненым советским стаканам. Меркурий Бессонов предложил Севрюгину использовать вместо устрашающе вместительных стаканов интеллигентные хрустальные стопочки, но писатель Севрюгин от дальнейшей дискуссии немедленно уклонился и с ходу заклеймил слабую попытку Меркурия Бессонова отвертеться от назревающей пьянки как несвоевременную и оппортунистическую.

- Меркуша, — сказал писатель Севрюгин, дунув в стакан и проинспектировав его на свет, — пойми, я от этих новомодных пиндосских дринков устал. Надоели мне порядком эти америкосские плевательницы. Я от них скорблю душой и болею телом. Я, Меркуша, уважаю размах и полную толерантность. Поэтому, Меркуша, пить мы станем из наших, родных граненых стаканчиков. Произнося сей прочувствованный монолог, писатель Севрюгин споро разливал водку по стаканам, служа Меркурию Бессонову наглядным примером точности и глазомера. Не пролив и капли драгоценного напитка, Севрюгин наполнил стаканы до краев, с «горочкой».

- Бери, Меркуша, — сказал писатель Севрюгин. Подняв свой стакан, торжественно провозгласил: — Чтоб всегда и надолго! — и выпил залпом. Удовлетворённо крякнул, занюхал горбушкой черного хлеба. Меркурий, внутренне содрогаясь от нехороших предчувствий, осторожно приподнял стакан. Глядя на него, писатель Севрюгин выжидательно напрягся. Меркурий поднёс стакан к губам, глубоко выдохнул и на вдохе влил в себя обжигающую гортань жидкость.

- От, молодца! — воскликнул писатель Севрюгин, протягивая Бессонову нанизанную на вилку помидорку. Меркурий Бессонов поспешно закусил помидориной, чувствуя как алкоголь горячей волной растекается от его желудка по телу. Волна докатилась до головы Бессонова, с шумным плеском ударилась о чуткие нервные окончания бессоновского головного мозга, раздробилась и отхлынула к печени, оставляя после себя звенящую пустоту, слегка прикрытую сверху мутной дымкой пролетарского опьянения.

- Уф-ф, — сказал Меркурий Бессонов, выдыхая изо рта густое облако алкогольных испарений и сивушного духа. В эту секунду он представил себя неким образом огнедышащего змея, зерцалом высшего закона, выжигающего очистительным огнем проникшую в его обитель скверну. Скверна, сгорающая в священном пламени, выступала с лицом, подозрительно напоминающим лицо Севрюгина. Она восседала на звере с многыя ногами, кривлялась, неприлично хихикала, строила Меркурию Бессонову бесстыдно глазки и делала разные непристойные жесты. Меркурий Бессонов, не растерявшись, сделал неприступную физиономию и бесстрашно пересчитал многыя ноги зверя. Ног оказалось числом шестьсот шестьдесят шесть. Меркурий Бессонов трижды плюнул через левое плечо и осенил себя крестным знамением. Скверна севрюгинская напоследок раздвинула поросшие рыжей щетиной толстые ноги, страдальчески пшикнула и мучительно испарилась, не оставив после себя ни золы, ни пепла. Зверь со многыя ногами после исчезновения седока мерзкого, забегал, заметался суматошно, закружился, кусая самое тело за хвост раздвоенный и спрятался навсегда в складках и трещинах дубового паркета. Меркурий Бессонов показал вслед зверю средний палец и постарался запомнить место, куда скрылась огорчённая потерей гнусного всадника тварь. Он хихикнул, наподобие и не хуже сгоревшей бесследно скверны.