Дорис Лессинг - Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе

Известно, что давным-давно, когда ледник пошел в наступление на Йеррап, сначала ползком, медленно, а затем громоздясь горами, массы льда и снега протащили за собой все те прекрасные города, которые стояли на побережье напротив того места, где шагал сейчас Данн, и в конце концов столкнули в огромный пролив, к тому времени уже наполовину заполненный обломками и мусором. Тогда люди прошлого (кто они были? какими они были?) сообразили, что можно использовать руины старых городов для строительства новых, и в результате новые города выросли на землях, что лежали за спиной Данна. Но вновь все изменилось, ледник начал таять, и новые города стали тонуть. Вот тогда-то Тундра и превратилась в воду. Холод, ужасный холод разрушил весь Йеррап, но как так вышло, что это море, Срединное море, когда-то было полным, а теперь стоит пустое? Известно, что в какой-то момент наступила засуха, столь же губительная, как и ледник; она выпила всю воду из Срединного моря и оставила на его месте сухой провал, где выросли затем города. Но что-то в этой последовательности событий не сходится. Отдельные фрагменты в общую картину не вписываются. Его мозг был картой, сложенной из фрагментов знания, которые не состыковываются друг с другом. Однако это то, что я знаю, думал Данн, глядя на бегущие по небу темные облака и слушая крики морских птиц, летящих вниз, к Нижнему морю. За его спиной болота, за ними (поскольку они заканчивались где-то) — кустарники, песок, потом пустыня. Ифрик, иссушаемый в пыль. Они с Маарой пересекли все эти земли, прошли пустыни и болота, и каждый при этом двигался к своей противоположности — посредством медленных перемен, таких постепенных, что их невозможно было заметить, о них нужно было знать.

«Что ты знаешь, Данн?» — «Я знаю, что видимое мною — это далеко не все, что можно познать». Да, от такого вопроса толку гораздо больше, чем от детского «Что ты видел?».

Данн вернулся на проторенную путниками дорогу и увидел, что навстречу ему ковыляет человек, еле живой от истощения. Его глаза не мигали, через потрескавшиеся губы вырывалось неровное дыхание. Хотя находился незнакомец на пределе своих сил, при виде Данна он все же положил руку на рукоять ножа, заткнутого за пояс, — чтобы юноша увидел, что у него есть оружие. Данном руководили те же инстинкты: его рука тоже метнулась к ножу. Но он заставил ее опуститься на полпути. Зачем ему нападать на этого человека, ведь у него нет ничего, что могло бы пригодиться Данну? Но вот изможденный мужчина имел все основания напасть на Данна, потому что тот выглядел здоровым и сытым.

— Еда? — просипел незнакомец. — Еда? — Говорил он на языке Тундры.

— Иди вперед, — сказал ему Данн. — Там есть место, где тебя накормят.

Мужчина пошел дальше. Двигала им одна лишь сила воли, в его походке не было и следа того ритма, который так ждал Данн. Если незнакомец не провалится в болотную топь, то доберется до Гриота, и тот накормит его.

Чем? Это уже забота Гриота, а не Данна.

Данн тоже продолжил свой путь — медленно, потому что по песку и сухой земле, размышлял он, идти было легче, чем по этой жирной грязи, которую месили сотни и тысячи ног. Множество людей прошли этой дорогой. И пройдет еще больше. Данн встал у обочины, наблюдая за бредущими путниками. Они преодолели огромный путь. Мимо прошло несколько мужчин, потом женщины, один ребенок с тусклыми глазами и дурным запахом изо рта. Он умрет, этот ребенок, не дойдет до Центра. В мешке Данна была еда, которая спасла бы ребенка, но Данн неподвижно стоял и смотрел. Разве он сможет найти свой ритм, тот самый прекрасный ритм, когда навстречу идут и идут беженцы, идут и идут…

В тот день он прошел совсем немного, но уже устал. На западе, за его спиной, опускалось в заросли тростника солнце. Где он будет спать? Вокруг не было ни клочка сухой земли, сплошь вода и грязь. Данн глянул вниз с обрыва: не попадется ли ему на глаза ровный камень, на котором можно было бы вытянуться? Но все поверхности были наклонными, во сне он скатится вниз. Ну и что, какая разница? Он пошел дальше, поглядывая на крутолобые и скользкие валуны, которые вода неустанно полировала на протяжении тысяч лет. Наконец Данн заметил дерево, наискось растущее из стенки обрыва в нескольких шагах от края. Он соскользнул к нему по гладким камням и приземлился прямо на дерево, расставив ноги по обе стороны ствола. Дерево оказалось старым. И оно было не первым из тех, что сумели прижиться и вырасти в этой местности: поблизости Данн разглядел ветки и корни умерших деревьев. Данн вытащил из мешка немного хлеба, повесил мешок на одну из нижних веток и откинулся на спину. Уже стемнело. Послышались звуки ночи — это зашевелились птицы и звери, названий которых он не знал. Над головой Данна повисла луна. Облака разошлись, и он стал смотреть на ночное светило, думая о том, как часто лунный свет мешал им с Маарой, когда требовалось спрятаться… но сейчас прятаться не было нужды. Данн заснул, а когда проснулся, то увидел большого зверя, покрытого мохнатой светлой шерстью. Зверь стоял рядом с ним на задних лапах и пытался достать мешок с едой. Данн сел, нащупал камень и метнул в зверя. Камень попал в бок животного, и оно с рычанием убежало, поскальзываясь на каменистой осыпи, и спряталось среди больших булыжников.

Была середина ночи. Заметно похолодало, но хуже холода была сырость, вечная сырость. Данн поплотнее завернулся в одежду и подумал, что если положит мешок с едой под себя, то голодное животное может наброситься на него, чтобы добраться до съестного. Поэтому он оставил мешок висеть на ветке и снова задремал. Остаток ночи он спал тревожно, то и дело просыпаясь, ожидая, что зверь вернется. Но ничего такого больше не случилось. Вдали на востоке поднялось солнце, там, где — Данн знал — заканчиваются берега Срединного моря и начинаются неизвестные ему страны. Впервые в его мысли закралось сомнение. Планируя свой поход, он представлял, что дойдет до конца этого моря и тогда… но где оно заканчивается? Сколько ему еще идти? Он не имел об этом понятия. Данн перекусил, попил воды из ручья, бегущего из болот вниз, и взобрался обратно на тропу. Тело не слушалось его. Нужно поскорее вспомнить свой ритм, и тогда он будет шагать целый день и — если понадобится — целую ночь.

По правую руку от него в болотах стали появляться большие промоины. У самой воды можно было отыскать места, с которых, если наклониться к воде и всмотреться, видны были крыши городов. Данн вспомнил лодочника, перевозившего как-то его и Маару на север. Тот лодочник говорил, что он не любит смотреть вниз на эти прекрасные здания, превосходящие все, что строят и могут построить люди теперь. «При виде них я чувствую себя несчастным», — сказал тогда лодочник. А ведь точно, мысленно согласился с ним Данн. Возможно, этим и объясняется снедающая его тоска: ему стыдно жить, зная, что прошлое было намного умнее, богаче и интереснее, чем все, что существует в настоящем. И никуда не деться от этих слов: «когда-то», «давным-давно», «в прежние времена», «раньше были»… Раньше были города, люди и — самое главное — знания, которых теперь не вернуть.