Владимир Моисеев - Формальные письма к Нине

Удивительно, но приключения повести на этом не закончились. У майора Величко сохранились некоторые черновики. Он читал рукопись, обсуждал со Звягиным самые запутанные места в тексте, то есть был в курсе дела. Он твердо знал, что его друг хотел написать в своей повести, как он собирался это сделать, и зачем ему это понадобилось. На девятый день, помянув друга, майор Величко решил восстановить рукопись. Для чего это ему понадобилось, осталось загадкой для него самого. Многие заметили, что после смерти друга майор Величко изменился. Но ни одна живая душа не подозревала, что по вечерам он старательно выписывает на лист бумаги слова, которые обязательно написал бы Звягин, если бы остался жив. Величко не задавался вопросом, лучше он пишет, чем Звягин или хуже, длиннее у него получается или короче. Как сумел, так и пересказал. Пускай своими словами, потому что не в словах было дело. А закончив свой беспримерный труд, берег рукопись пуще глаза своего. Почему-то он решил, что Звягин погиб из-за того, что решил добровольно отказаться от своего романа. Величко не был религиозным человеком, но любил повторять звучную цитату из Библии. «Кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем». Иногда его спрашивали, о чем это он? Отвечал он всегда одинаково: «Вначале было Слово, и если кто посягнет на Слово, тому немедленно конец придет. В этом случае Бог раскаяние не принимает. Я не религиозен, но рисковать поостерегусь».

Если меня попросят сформулировать смысл романа Орловского, я ограничусь двумя фразами. Кто посягнет на слово — того Бог не простит. Раскаяние и покаяние в данном случае не помогают.

Вот так, по-моему, это должно звучать. Кратко, но жестко. Напомню, что самый страшный грех в христианстве — посягнуть на Дух святой. Не знаю, религиозный ли человек писатель Орловский, но то, что по его представлениям, писатели исполняют божий промысел, можно утверждать с большой долей вероятности. Прямые цитаты из Библии, разбросанные по тексту, не оставляют никаких сомнений.

«В начале было Слово…»

«Не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст моих».

«Потому говорю людям притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют…

«За всякое слово, которое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься».

«Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему, если ж кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем».

Мне кажется, что для Орловского в приведенных цитатах главное, что сказано о всяком слове, не обязательно религиозном или догматическом — всяком. Всякое слово имеет вселенское значение. Он еще готов смириться с тем, что поносят писателей, но уничтожение их произведений для него несмываемых грех, потому что любое творчество для Орловского есть божественный акт. Со всеми вытекающими из признания этого факта грозными последствиями, как для гонителей слова, так и для самих писателей, часто не подозревающих, в какое опасное дело они ввязались.

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Дорогая Нина!

У меня появилось странное для нормального человека развлечение — я теперь частенько перечитываю свои письма к тебе. Интерес понятен, мне хочется отыскать в безбрежном море фантастики книги, которые показывали бы, с одной стороны, как неразрывно связаны идеи, питающие творчество писателей-фантастов, с насущными потребностями общества, а с другой, расширяли бы наше понимание целей и методов фантастической литературы. А повторяться не хочется. В том смысле, что неохота твердить одно и тоже — вот один фантаст улавливает тенденции, вот второй фантаст улавливает тенденции, вот третий фантаст улавливает тенденции. Так вот, перечитывая письма, я почувствовал необходимость свернуть в сторону с накатанного пути и поговорить о чем-нибудь принципиально не связанным с улавливанием тенденций. Сделать это довольно просто, поскольку кроме улавливания тенденций существует немало и других побудительных мотивов, которые при наличии таланта, достаточной смелости, честности, наглости и удачи, приводят в фантастике к впечатляющим результатам.

Передо мной лежит небольшая по объему книга Федора Погорельцева, изданная, что очень важно, в 1955 году. Это занятное сочинение может быть без труда классифицировано, как типичная альтернативная история, заметим, весьма популярное направление фантастики в конце ХХ века, но довольно редко встречающееся в 50-ые годы. Мое предположение о побудительных мотивах появления этой повести самое грубое и оскорбительное. По-моему, это типичный государственный заказ. Переход власти после смерти Сталина от одной группы влияния к другой был процессом очень сложным и потенциально кровавым. Хрущев сделал ставку на поэтапное развенчание культа личности. Стали готовить население к ХХ съезду и неизбежной кардинальной переориентации сознания масс. Нужно было объявить людям, что у советской системы под руководством и жестким контролем партии был шанс обойтись без ГУЛАГа и неисчислимых человеческих потерь. Но не официально, естественно, как бы ненароком. Приключенческая литература подходила для этой цели наилучшим образом! Появление на книжных полках фантастической повести, в которой речь бы шла, пусть и о странном, но альтернативном пути развития страны, было как нельзя кстати. Одно упоминание о том, что Союз ССР мог существовать вполне успешно, даже если бы Сталин не обладал абсолютной властью, дорогого стоило. Фантастика, почти сказочка, вполне могла стать своеобразной прививкой для читающих людей, которые должны были в одночасье отбросить центральную аксиому своего существования — представление о великом вожде и отце народов. И совершенно не важно, правдоподобно сочинение Погорельцева или нет? И имели ли явно выдуманные события хоть малейший шанс реализоваться в реальности? Не для того эту кашу варили, чтобы ложками есть.

Кстати, когда я говорю о государственном заказе, я вовсе не утверждаю, что гражданина Погорельцева вызвали повесткой в компетентные органы и потребовали: «Напиши-ка ты нам, парень, вот такую штуку!» Сомневаюсь, хотя, отбрасывать подобное развитие событий было бы наивно. Но, думаю, все произошло самым что ни на есть естественным образом. Погорельцев написал свою повесть по велению сердца, цензор добросовестно прочитал его труд и сообщил о сочинении вышестоящим органам, а уж на самом верху решили, что публикация этого фантастического сочинения будет весьма полезной. По причинам указанным выше. И случилось чудо! Автор и заинтересованные люди нашли друг друга к общему удовольствию.